И мертвые тела. Столько тел, что Зейнаб и счесть не могла. Искалеченных, утопленных, разорванных на части – окровавленные лоскуты их солдатской формы были единственным маркером, по которому можно было догадаться, что когда-то они были живыми людьми. Часть тел была погребена под руинами, часть лежала на мокром песке, часть плавала в озере, часть была придавлена рухнувшей башней. Десятки явно были сожраны живьем, останки гулей лежали в сплетении их переломанных конечностей.

Зейнаб вскрикнула. Она подскакала к яме, выкрикивая имя Али. Но, словно отвечая на ее скорбь, землетрясение взорвало остров. Лошадь испугалась и сбросила Зейнаб. Зейнаб неудачно приземлилась и сломала запястье. В окружении сотрясающихся зданий, впавших в панику людей и падающих обломков она попыталась отползти куда-нибудь в убежище. Но все же по пути она успела увидеть, как раскалывается само небо, та материя, которая отделяла их королевство от человеческого мира. Когда небо исчезло, оно забрало с собой магические огни джиннов, откапывавших выживших. Забрало и колдовские летающие ковры, с помощью которых транспортировали раненых. И когда исчезла вся дэвабадская магия, вот тогда начался настоящий крик.

К тому времени Акиса добралась до Зейнаб и поставила ее на ноги, потом усадила ее на лошадь, и они поспешили в лазарет.

– Если ты попытаешься бежать, я тебя прикую цепью, – предупредила Акиса Зейнаб, оставляя ее на попечение Субхи. – Я пойду искать твоего брата. Тебе это видеть необязательно.

Зейнаб пребывала в ступоре от боли и потрясения, а потому только после ухода Акисы поняла смысл сказанных ею слов.

Акиса не рассчитывала найти Али живым.

С того времени прошло несколько часов. Квадрат неба, видимый в окне, побледнел ранней утренней голубизной, алый цвет рассвета исчез. Но если рассвет остался позади…

На предрассветную молитву никто никого не созывал. От этой мысли ей стало нехорошо. Ни одного такого случая Зейнаб за всю свою жизнь не могла вспомнить. Впрочем, и она сама сейчас не была способна ни на какую молитву. Если бы она попыталась сейчас воззвать к господу, то начала бы рыдать и не смогла бы остановиться.

«Амма, ты мне нужна. Мне нужен Абба. Мне нужны мои братья».

Но никто из тех, кого она вспоминала, не отзывался, и Зейнаб набрала в грудь побольше воздуха, пытаясь успокоиться.

– Были какие-нибудь известия из дворца?

Врач отрицательно покачала головой:

– Все, что я слышала, – сплошное безумие. Люди кричат, что новый Сулейман пришел, чтобы отобрать у нас нашу магию и обрушить на нас гнев создателя.

– Ты в это веришь?

– Нет. – Субха посмотрела на нее темным взглядом. – Я думаю, боги давно умыли руки, забыли об этом месте.

Движение в дверях привлекло ее внимание, она посмотрела в ту сторону и увидела входящую Акису. Если она и почувствовала какое-то облегчение при виде Акисы, то оно было мимолетным. Акиса вся была в крови, а лицо ее стало пепельно-серым.

– Акиса! – Зейнаб дернулась было, собираясь броситься к Акисе, но боль в руке напомнила ей, что Субха еще не закончила накладывать лубок. – Помоги ей! Она ранена!

– Я не ранена. Это не моя кровь, – хриплым голосом возразила Акиса. Если она и была цела, то ее состояние оставляло желать лучшего. Она с трудом вошла и тяжело прислонилась к стене, ее убийственное изящество исчезло. Вид у нее был загнанный, Зейнаб даже не представляла, что ее горделиво резкая, казавшаяся бесстрашной подруга может так выглядеть.

– Ты нашла его, – с разбитым сердцем сказала она.

Акиса в ответ с трудом отрицательно покачала головой:

– Не Али. Я нашла Любайда. Его убил какой-то ифрит. – Слезы сверкнули в ее серых глазах. – Убил его ударом топора в спину. Вот ведь дурак. Ну, не должен он был погибнуть от руки ифрита.

Любайд. Говорливый друг Али с медвежьим сложением и повадками, еще один джинн, который оказался в Дэвабаде вследствие махинации Зейнаб.

– Прости меня, Акиса. Я так виновата.

Акиса отмахнулась от нее:

– Ты не виновата. Никто из нас не виноват.

Субха закончила накладывать лубок на запястье Зейнаб, в воздухе висел запах лайма и гипса.

– Любайд был добрым, – тихо сказала Субха. – Я часто выпроваживала его из лазарета за курение, но он всегда был таким нежным с детьми рабочих.

– Я убью существо, которое сделало это. Господом клянусь. – Акиса отерла глаза, потом рвано вздохнула. – Зейнаб, твой брат… Я говорила с выжившими, которых сумела найти. Они все говорят одно. Тот ифрит, который убил Любайда… он забрал и Ализейда.

– Что? Что ты имеешь в виду – «забрал»?

– Не знаю. Они сказали, что этот ифрит исчез. Ударила молния – и они оба исчезли.

«Исчезли». Это слово долго звенело в ее ушах. Зейнаб открыла было рот, но слов у нее не нашлось. Она бы предпочла сама найти тело Али, в каком бы состоянии оно ни было. Она сожгла бы его и молилась бы, как молятся ее соплеменники. По крайней мере, знала бы, что он умер мучеником и его глаза открыты раю.

Теперь он придет в себя рабом человека. А впереди его будут ждать века страданий от рук народа, чьим миром он всегда так восхищался.

– Это моя вина, – с трудом проговорила она. – Я во всем виновата. Я никогда не должна была содействовать его возвращению…

– Зейнаб. – Акиса неожиданно оказалась рядом с ней, положила руки ей на плечи. – Послушай меня. Ни в чем ты не виновата. Ты не могла предвидеть, что город подвергнется нападению. И велика вероятность, что Ализейд жив. Мы не знаем, что ифриты хотели от него.

Слезы обжигали глаза Зейнаб.

– Они всегда хотят одного.

– Ты этого не знаешь, – не сдавалась Акиса. – Возможно, ифриты у нас за спиной сговорились с дэвами. Иначе зачем они вообще здесь?

– Что? За этим стоят дэвы?

– Короля убил этот бесхребетный великий визирь, это он выпустил яд, целясь в мой народ. – Акиса сплюнула. – Я его убью.

Убийственные заявления Акисы ненадолго вывели Зейнаб из отупляющего облака скорби, грозящей поглотить ее целиком. У нее не было времени предаваться горю.

– Я не думаю, что во всем виноваты дэвы, – сказала она. – В конечном счете ведь именно Нари нас предупредила. Она и Мунтадир остались во дворце, чтобы мы смогли предупредить квартал Гезири, а потом направить Али и королевскую гвардию на поле боя.

Субха принялась расхаживать из одного конца комнаты в другой.

– Нехорошо это. У меня десятки пациентов-дэвов – жертв атаки на Навасатемское шествие. Если пойдут слухи о том, что за тем, что случилось с Цитаделью стояли дэвы… – Она посмотрела на Зейнаб. – У вас есть вне дворца союзники, которые в состоянии нам помочь? Родственники?

– Мои отец и мать были единственными детьми в своих семьях. У меня есть дальняя родня и дядюшки, которые служат в Дэвабаде, но… – Зейнаб проглотила комок в горле. – Но они должны были находиться в Цитадели.

– А по материнской линии? – настаивала врач. – Королева финансировала половину всех работ. У нее должны быть связи, родня…

– Большинство вернулись с нею в Та-Нтри. – Произнеся эти слова вслух, Зейнаб почувствовала невыносимое одиночество. Ее отец умер, ее мать на другом конце света. От Мунтадира и Нари ее отделяет целый город, а Али…

Спасаясь от боли в груди, Зейнаб сделала резкий вдох. Нет, сейчас она не будет думать об Али.

– Значит, у вас нет союзников, – без лишних церемоний сказала Субха. – Принцесса без всякого влияния – просто лицо, занимающее койку в лазарете. Как мы можем предотвратить приход сюда остатков королевской гвардии, желающей расправиться с моими пациентами-дэвами?

– Королевская гвардия послушается ее, потому что она принцесса, – сказала Акиса, сверкнув глазами. – Зейнаб в той же степени потомок Зейди аль-Кахтани, что и ее братья. Наш народ исполнен лояльности. Они сплотятся, подчиняясь ей.

– Ваш народ консервативен, – возразила Субха. – Они с большей вероятностью ради ее же безопасности запрут ее в каком-нибудь доме, а сами будут сражаться между собой за наследство вашего отца, пока от города не останется ничего. – Акиса в ответ издала шипение, и Субха глумливо фыркнула: – И не пялься так на меня. Я слишком много раз видела, как мой народ оставляют в несчастье без помощи, так что больше не боюсь никакого набычившегося бандита.