– Можешь идти спать, – холодно сказал Джахал. – А мне с этой дэвой нужно поговорить о гостеприимстве.

Пран прикусил губу:

– Капитан, вы слышали, что она сказала… ее люди должны вскоре вернуться. Может быть, нам лучше…

– Лучше бы ты не совался в чужие дела и шел спать. Если только тебе вдруг не стал известен путь в Сугдам. – Он уставился на Прана пристальным взглядом. – Это очень гостеприимная земля, Пран. Ты же не хочешь в ней потеряться.

Угроза в голосе Джахала заставила его замереть. Девушка смотрела на него умоляющим взглядом. Но он не сомневался в смысле слов Джахала.

«Она всего лишь огнепоклонница», – сказал себе Пран. Боже милостивый, люди говорят, что здешние дэвы настолько дики – у них дочери спят с отцами.

Он откашлялся:

– Я понял.

– Тогда спокойной ночи.

Пран поднялся. Ноги у него тряслись, когда он повернулся к Джахалу спиной. Он демонстративно расположился так, чтобы не видеть их, разворачивая спальные принадлежности. Он разложил их как можно дальше от Джахала и девушки, улегся в самом темном углу под чердаком-кроватью и спиной к ним.

Раздался звон, поднос и супницы отодвигались в стороны. Потом приглушенный вскрик.

– Вы думаете, что вы лучше нас, – услышал он шипение Джахала. – Все вы.

Пран свернулся в комок, увидев блеснувший металл, закрыл уши руками. Он не хотел это слышать.

И тут он выпрямился в одно мгновение, потому что теперь увидел блеск металла с другого ракурса.

И увидел он массивный серебряный лук.

Он быстро моргнул, уверенный, что ему это мерещится. Наполовину скрытый стеганой подушкой огромный лук имел размер приблизительно в половину роста Прана, а его рукоять выглядела внушительно и в то же время изящно. Серебряная поверхность лука была покрыта тонкой латунной филигранью. Лук этот навевал мысли о каком-нибудь легендарном оружии, не предназначенном для современного человека. Это был артефакт, бесценный и убийственный.

Эти мысли он обращал к самому себе… пока не заметил колчан со стрелами рядом с луком, оперение на стрелах было совсем свежим.

Дверь распахнулась.

Пран подобрался, его душа ушла в пятки. Он ожидал увидеть какого-нибудь гигантского воина, мстительного лучника, который, по представлениям Прана, должен был соответствовать этому устрашающему оружию.

Он уронил руки, увидев в дверях еще одну женщину-дэву и, что говорить, не очень пугающую. Она была даже ниже девушки. И старше по меньшей мере века на полтора, если ориентироваться на седину в ее волосах. На ней был плотный кафтан и мешковатые штаны, какие обычно носят мужчины-дэвы. Из-за пояса у женщины торчал охотничий нож, а на плечах лежала суконная чадра.

Но ее глаза смотрели зорким взглядом, совиные и с полузакрытыми веками, они каким-то образом были чернее, чем у остальных дэвов. Они проигнорировали его, ее взгляд, похожий на взгляд хищной птицы, которую она напоминала, остановился на Джахале. Ее белые губы сошлись в тонкую линию.

Джахал ухмыльнулся. Он теперь держал девушку за косы.

– Так вот этой старушки я и должен бояться?

Девушка смотрела на женщину с нескрываемым почитанием:

– Да.

Женщина-дэва щелкнула пальцами, и Пран со своего места через всю комнату услышал, как треснула рука Джахала.

Воин гезири, вскрикнув, отпустил девушку. Пран смотрел на Джахала: тот ухватился за свою искалеченную руку, пальцы которой торчали в разные стороны.

Старшая женщина не шелохнулась. Она посмотрела на девушку.

– Ты цела? – спросила она.

Девушка кивнула, ее продолжало трясти.

– Они… они сказали, что они из королевской гвардии.

Старшая женщина кивнула, потом подошла к Джахалу, как леопард к кролику, движения ее были мучительно изящными, ее лицо представляло собой смесь легкого любопытства и холодной ярости.

– Воришка гезири пытается взять то, что ему не принадлежит, – резко сказала она. – Как это похоже на его короля.

Джахал сжимал сломанную руку, в глазах плескалась боль.

– Ах ты, сука! – взвизгнул он. – Ты что со мной сделала?

Пран не шевелился, он словно прирос к своему месту от потрясения. Не мог же он и в самом деле считать, что руку ему сломала женщина. Это было невозможно. Может быть, выпил слишком много…

Продолжая тяжело дышать, Джахал потянулся к своему зульфикару, но она легко пнула по мечу ногой, и тот отлетел в сторону. В воздухе неожиданно запахло едким дымком.

Следующий звук, изданный Джахалом, хотя и был визгом, больше походил на шепот.

Он выл, и этот звук наполнялся влагой и кашлем, потому что черная кровь лилась из его рта, соединялась с кровью, которая капала из его глаз, его ушей, его носа. Его тело билось в конвульсиях, металось с такой силой, что сотрясались кости, и капли праха скатывались с его тела, как капли пота скатываются с человека. Девушка стояла, наблюдала за происходящим. На ее лице застыла мстительная с горчинкой маска.

– Забавное ощущение, правда, – задумчиво сказала женщина-дэва, – когда твоя кровь начинает вдруг циркулировать в обратном направлении? Это, конечно, убьет тебя, уничтожит твое сердце. Но есть один способ поддерживать сердцебиение на протяжении всего этого времени – чтобы освоить это способ, у меня ушла куча времени.

Рот Прана открылся, его разум и глаза не могли смириться с тем, что происходило перед ним. Внешние признаки обманчивы, эта женщина не могла быть джинном. Его раса не обладала такой силой.

Вот только… когда-то были и такие, кто обладал.

– Это какое же самомнение нужно иметь… – с удивлением проговорила женщина. – Ездить в седле по стране, к которой ты не имеешь отношения, заходить в дома, прикасаться к женщине, которой ты противен.

Говорила она хрипловатым, отрывистым голосом – с акцентом почти ему знакомым. Нет, не почти, вполне себе знакомым, понял вдруг Пран. С дэвабадским акцентом, свойственным представителям высших классов.

По-настоящему высших.

Книги на полках, витое стекло и металлические инструменты на столе. Скальпель.

Женщина-дэва, которая может переломать кости с расстояния, которая может заставить его кровь течь в другом направлении. Ужас стал накатывать на него, когда его глаза снова упали на страшный лук – принадлежность мифов.

Он вскочил на ноги. Ему бы следовало помочь Джахалу, но жуткая сцена перед ним, его память, выкрикивавшая нелепые умозаключения и полузабытые истории о наследном доме его семьи в разрушенном Кви-Цзы, – все это не позволяло проявиться его чувству долга, какое уж оно у него было, а также иным его чувствам. Он выбежал, пронесся в дверь без своего кафтана и обуви.

Он бежал в заснеженную темноту, одержимый одной мыслью: как можно дальше оказаться от криков Джахала, теперь переходивших в взвизгивания, прерываемые бульканьем. Если не считать криков Джахала, треска веток у него под ногами и его прерывистого дыхания, в остальном здесь стояла тишина – падающий снег заглушал все. Замерзшие деревья были черны, темные скелеты на фоне серого неба, все мертвое неожиданно стало приветливым, потому что с каждым пройденным им деревом он все больше удалялся от невероятного события, свидетелем которого стал. Он бы пробежал весь путь до Сугдама, до Дэвабада, если бы это могло спасти его от женщины с ледяным голосом и смертельным прикосновением. Он забрался на снежную насыпь, сердце его колотилось, как бешеное.

Он отдохнул немного, прислушался – ни звука здесь не было слышно. А потом вдруг в ледяном воздухе раздался свист.

Что-то острое ударило его в спину, отчего он полетел вниз по склону. Он приземлился на бок. Ему не хватало воздуха, боль и давление чего-то тяжелого пронзали его тело.

В левой стороне его груди торчал наконечник стрелы.

«Господи, спаси и помилуй меня». Черные точки расцветали перед его глазами, а он пытался вдохнуть хоть немного воздуха, но его попытки не увенчались успехом. Из раны текла пенистая, горячая кровь, попадала на снег, растапливала его. Сознание покинуло его, он чувствовал только, что в распадке становится ярче, что приближающийся огонь мигает. Банда дэвов спешит, чтобы прикончить его.