Но никакого чуда в этом не было. Подлетев ближе, Нари увидела, что деревья изъедены гнилью, их кора покрылась гнойными наростами, а из листьев ушла вся зелень. Целые насаждения лежали на земле, постепенно рассыпаясь дюнами пепла, которые уносил ветер. Рваная рана вспорола холм, поросший умирающими полевыми цветами; из ее глубины торчали зазубренные валуны, напоминая ножи. Камни были окрашены в алый цвет, такой же, как кровь Нари.

Прекрасное предзнаменование. Очень многообещающе, с какой стороны ни взгляни. Но Нари не останавливалась. Она сделала свой выбор и уже преодолела упавший предел между двумя своими мирами.

Волна жара окатила ее, кольцо обожгло кожу. Нари вцепилась в Мишмиша, изо всех сил пытаясь не упасть, когда по ее телу пробежала волна необузданной, нервной энергии, как будто она выпила много, слишком много чашек чая. Она вдруг почувствовала… связь, некую общность с миром под своими ногами, как будто это был пациент, лежащий перед ней на смотровом столе, открытый ее целительскому взору.

И пациент был очень болен. Повинуясь инстинкту или даже не инстинкту, а самому миру, который подзывал ее, забирая то, в чем так нуждался, магия забурлила в ее руках, в ее сердце, расходясь от ее тела волнами, и Нари крепко вцепилась в Мишмиша, чувствуя, как их швыряет по волнам бурного, невидимого моря.

Пациент начал выздоравливать.

Больные деревья дали новые побеги, их сгнившая кора отвалилась, обнажив под собой здоровую древесину. Распустились почки и яркие молодые листья, как будто в одночасье случилась весна. Там, где пролетала Нари, волнами разливались краски: бледно-голубые цветы и розовый клевер бежали по ландшафту, мох укутывал острые камни мягким покрывалом. Магия мчалась вперед, раскатывая перед ней зеленый приветственный ковер.

– Ух ты, – восхищенно прошептала она.

Других слов у Нари не нашлось, слезы навернулись ей на глаза.

Она дома.

Ее прикосновение резко оборвалось там, где кончались горы. Лежащее за ними озеро осталось неизменным, бурля с неистовством тропического циклона. Волны бились о берег, в пенистых водоворотах кружились сломанные ветви деревьев. Если бы вода умела злиться, то про озеро маридов хотелось сказать, что сейчас оно было в ярости и бросалось на все, до чего могло дотянуться. Но ни это, ни что-либо другое не привлекло внимания Нари.

Потому что в поле зрения наконец-то возник ее город.

Дэвабад, во всей своей красе и бесчестье. Могучие латунные стены, украшенные ликами его основателей, ее предков. Нагромождение зиккуратов и минаретов, храмов и ступ; головокружительное разнообразие разных архитектурных стилей и эпох – каждое племя, каждый голос оставили свой неизгладимый отпечаток на городе джиннов. Шафиты из Персеполя и Тимбукту, странствующие ученые и поэты-воины со всех уголков света. Их труд, оставленный без признания в официальных хрониках, вместо этого увековечил их имена на городских стенах. Женщины, хранившие молчание из-за правил «приличия», воздвигали университеты, библиотеки и мечети, высекая свои имена в самом облике города.

Однако везде что-нибудь было не в порядке. Там, где раньше стояли волшебные здания, уродливыми оспинами на горизонте зияли пустые пространства. Латунные стены потускнели, здания при ближайшем рассмотрении местами не досчитывались кирпичей, а известка на них почернела. Вопреки всем представлениям Нари о погоде, каким-то образом восточную половину острова покрывал снег, в то время как на западной половине солнце палило так нещадно, что в заросших кустарником холмах разгорались небольшие пожары. Мрачная черная туча при ближайшем рассмотрении оказалась роем мух, а разрушенная Цитадель лежала под небом, как шрам, наполовину утопленная в озере.

Как и горы, Дэвабад был болен. Но из ее рук больше не рвалось волшебство, и Нари боялась, что одной Нахиды, порхающей по воздуху, окажется недостаточно, чтобы исправить урон, нанесенный ее городу.

Они подлетели вплотную к стене, и она сделала глубокий вдох: их с Мишмишем заметят уже через несколько секунд. Создатель, если ты когда-нибудь слышал мои молитвы, помоги мне спасти мой дом. Направь меня, как ты направлял Анахид.

Пусть моя рука не дрогнет, когда это станет необходимо.

И, пролетев над стенами, они ворвались в город Дэвабад.

Они оказались прямо над Большим базаром. Место, куда ее, с широко распахнутыми от изумления и восторга глазами, впервые привел Дара, рынок, переполненный джиннами, покупателями и торгашами, оказалось не узнать. Большинство магазинов были заколочены, некоторые – разграблены. Нигде не было видно гуляющих семей – только стайки джиннов, державшихся в тени, с клинками, сверкающими за поясом.

Джиннов, которые очень быстро заметили огромного летающего льва. Послышались тревожные вскрики, за которыми последовал жуткий металлический лязг, будто кто-то опрокинул полку с кастрюлями.

– Бич! – услышала она чей-то вопль. – Он вернулся!

– Это не он! – крикнула Нари группе мужчин в изодранной военной форме. Какая прелесть – один уже заряжал ружье.

Но они услышали ее, и тон криков немедленно изменился.

– Это бану Нахида! – воскликнула женщина. – Бану Нари!

Имя Нари разнеслось по ветру, и звон разросся стократно. Горожане выходили на улицы и высовывались из окон, чтобы посмотреть в небо. И хотя ликование приободряло чуть больше, чем пальба, Нари не замедлила полета. Признаки упадка и болезни наблюдались повсюду, от зданий, рассеченных напополам, до публичных фонтанов, затопленных зловонной жижей. Нари с облегчением отметила, что больница все еще цела – и на том слава Создателю. Она подстегнула Мишмиша, и тот, перелетев через крышу больницы, направился к мидану…

Невозможное опустошение предстало ее глазам.

Нари моргнула, решив, что разум играет с ней злые шутки. Потому что от места, где когда-то, квартал за кварталом, стояли шумные жилые районы, простираясь от больницы до мидана, теперь остались только щепки, как будто огромная кувалда упала с неба, разнося все на своем пути. Но разрушения не ограничивались одним лишь шафитским районом: широкой полосой разрушений также задело сектора Аяанле и Гезири. Их врата лежали в руинах, наполовину погребенные под осколками стены мидана.

Нари не могла отвести взгляд, словно надеясь, что сцена перед ее глазами переменится сама собой. Она отнюдь не была наивной. Она знала, что такое война и что такое жестокость; ее родина находилась в постоянной оккупации с самого ее рождения, и она бежала из дворца, переполненного убитыми джиннами. Но чудовищность того, что она видела перед своими глазами сейчас… как она могла постичь это? Как смириться с тем, что целые районы, с историей, корнями и устоявшейся общиной, просто уничтожены? Стерты с лица земли? Дома и школы, чайные лавки и сады; жизни и истории, проходящие в них, тяжкий труд и мечты, которые помогали им выстоять?

Все пропало. Стерто в порошок.

Ее трясло. Где же все жители? Их предупредили? Или она, сама того не зная, пролетала над кладбищем, и тысячи жизней были погребены сейчас под руинами?

Нари внезапно поняла, почему в конце концов вмешались пери. Это было совсем не похоже на болезнь, поразившую остальной Дэвабад, на постепенное и уверенное гниение. Не погром, который могли бы устроить ифриты. Или даже Манижа.

Это было безудержное разрушение, свойственное дэвам из легенд. Тем, кто странствовал по ветрам, хоронил караваны в пустыне и пожирал человеческие города. Дэвам, которых смог поставить на место только пророк.

Это совершил Дара. И Нари убьет его за это.

Будто почувствовав ее гнев, Мишмиш взревел, и этот душераздирающий звук расколол небо. Нари почти надеялась, что его услышат во дворце. Пусть они знают, что она идет за ними. Пусть знают, что она пришла отомстить.

Своим криком вторя львиному рыку, она помчала шеду вперед, рассекая небо.

Теперь они летели быстрее, но беглый взгляд на сектор и храм дэвов не выявил ничего необычного – какую бы расправу Манижа ни учинила над своими соплеменниками, видимо, это произошло за закрытыми дверями. Они приближались к дворцу. Лучники карабкались на стены, но не стреляли – то ли от потрясения, то ли от неуверенности, Нари не знала, да и не хотела знать. Мишмиш поднимался все выше и выше, мимо сада, где она провела бесчисленные часы, скорбя и исцеляясь; мимо огромной библиотеки, где принц научил ее читать и которую они потом вместе уничтожили; мимо тронного зала, где Гасан попытался унизить ее, но наткнулся на вызов со стороны ее племени… И вот они оказались на вершине зиккурата – дворца, который спроектировала и построила Анахид, когда носила кольцо, сейчас красующееся на руке Нари. Мишмиш приземлился красиво, расправив ослепительные крылья против солнца и заревев в небо.