– Так давайте найдем способ остановить его. Мы должны помогать друг другу, а не тратить время на эти игры. Неужели вы променяете возможность свободно странствовать по водам мира, ухаживать за своими реками и озерами – на вечное пребывание здесь… с вашей матерью? – осторожно добавил Али.
По стае прошла отчетливая дрожь.
Тиамат хлестнула хвостом, сотрясая дно. «Зачем вы его слушаете? Он – дэв, в душе и по крови, а все дэвы лгут. Не удивляйтесь, если он упадет в ноги фавориту и приведет его к вашим водам». Она дернула головой. «Спросите у Себека, что вышло в последний раз, когда он доверился дэву».
Себек внимательно смотрел на Али. Нильский марид поднялся на ноги и наконец принял облик, позволивший ему вынуть ремень изо рта. Али не знал точно, что сейчас произошло и правда ли Себек был готов сдаться, но его предок по-прежнему выглядел более чем способным на убийство.
Однако его речь звучала размеренно.
– Мой родич говорит правду. Они с младшей Нахидой союзники, и меня с ее семьей связывают узы защиты. Это как никогда подходящий момент, чтобы заключить с ними пакт. – Себек помолчал. – Или я мог бы посетить устье моей реки и узнать, не желает ли оказать нам помощь великая мать, что плавает в северном море.
Тиамат зашипела, но тут вмешался Али. Пусть он и не был бессмертным воином и не умел превращаться в крокодила, но что касалось разжигания политического инакомыслия во имя справедливости?
Они играли на его поле.
– Позволь нам с моей спутницей вернуться, – увещевал он. – Себек может сопровождать нас и обучить меня плавать по течениям. Я верну тебе озеро и найду способ убрать с дороги дэвов, которые вам угрожают. Ну же, – добавил он, когда глаза Тиамат забегали быстрее. – Там, наверху, я принесу больше пользы твоему народу, чем в качестве сиюминутного развлечения здесь, внизу.
От шепота и шушуканья маридов замутилась вода.
Себек подошел к Али и стиснул его плечо, слишком сильно вдавливая когти ему в кожу.
– Мы все желаем другого пути, Тиамат. Мне не нужно переговариваться с моими кузенами, чтобы понять это. Я заберу его.
Тиамат вытянулась и ехидно оскалилась. «Не заберешь, пока он не заплатит цену. Ты вздумал представлять интересы маридов, смертный? Стать нашим голосом, когда сам боишься признавать всякую общность с нами? Как ты можешь говорить моим детям об их утрате, когда ровным счетом ничего о ней не понимаешь?»
– Я готов выслушать их, – пообещал Али. – Клянусь. Я…
«У нас так дела не делаются. – Чудовищный лик Тиамат взирал на него свысока. – Ты хочешь, чтобы мы доверились тебе, открыли наши священные потоки, а сам намерен прожить жизнь со своими дэвами? Что ж, я сделаю так, что ты никогда не забудешь о своем долге. И никто о нем не забудет».
По спине пробежали мурашки.
– Что ты имеешь в виду?
«Ты отдашь мне свое имя, насовсем. После чего я высосу весь огонь из твоей крови, до последней капли».
Внутри у него все перевернулось.
– Я не понимаю, что это значит.
– Это значит, что она отнимет у тебя магию огня. – Себек повернулся к нему лицом. – Окончательно. Ты станешь маридом больше, чем дэвом.
В голове внезапно стало пусто. Ты станешь маридом больше, чем дэвом. Взгляд упал на зульфикар, и восторг, который он испытал, наконец-то воспламенив его, угас.
Но он лишится не только зульфикара – он лишится всего. Огоньков, колдовать которые он учил Нари; заклинаний, позволявших ему пройти сквозь завесу Дэвабада; жара ладоней, которого хватало, чтобы вскипятить чашку кофе. Половина их традиций вращалась вокруг огня; их мир вращался вокруг магии огня – настолько, что даже кратковременная ее потеря привела общество к кризису.
Все это исчезнет.
У Али пересохло во рту.
– Навсегда?
– Да, – мягко ответил Себек. – Ты должен понимать… это изменит в тебе все. Твою жизнь. Твой разум. Твою внешность.
Мою внешность. Глупо, конечно, что именно эта мысль заставила его сердце подпрыгнуть от страха, и тем не менее. Али оценил, как ловко Тиамат заманила его в свою ловушку. Она знала, как Али относится к маридам. Знала, как относится к ним его народ. Она не оставила ему шансов проявить искусство дипломатии или утаить об участии маридов, как это сделали предки Али, или даже раскрыть правду, но постепенно, когда уляжется пыль, если их план все-таки принесет им победу.
Возвращайся ко мне. Нари взяла с него обещание. Закрывая глаза, Али видел боль на лице девушки, когда он умолял ее вырезать печать из его сердца. Видел упрямство Физы, когда она вздернула подбородок и настояла на том, чтобы сопровождать его. Мрачную решимость Мунтадира, когда он остался сражаться, и тихую храбрость, с которой Анас принял мученическую смерть. Какую цену все они заплатили.
Дэвабад прежде всего. Один из немногих отцовских заветов, который Али по-прежнему чтил.
Тиамат презрительно зарычала. «Видишь? Он выбирает их. Дэвское отродье смеет читать нам нотации о мужестве, а сам…»
– Ализейд аль-Кахтани. – Слова слетали с его губ, словно произнесенные кем-то другим. Тиамат моргнула – великая морская дракониха выглядела искренне удивленной, и поэтому он проговорил снова, более твердым голосом, глядя ей прямо в лицо: – Мое имя – Ализейд аль-Кахтани.
Тиамат смерила его долгим взглядом. Он не понимал, довольна она или раздосадована.
«Да будет так», – распорядилась она.
Али не успел даже наколдовать себе последний, прощальный огонек.
Едва ее слова прогремели у него в голове, как Али подкосило, и ему в сердце словно вонзили пику изо льда, утыканную металлическими шипами. А потом эта пика провернулась, наполняя его ледяным ядом и вытягивая все тепло до капли. Али чуть не прокусил язык, сдерживая крик, пока медленная, мучительная боль волнами расползалась по его телу.
Он припал ладонями к земле. Жидкий огонь выплеснулся из рук – теплое, дивное золотое сияние, равных которому он не видел никогда в жизни. Огонь уходил нехотя, как лента, за которую тянули, и последние капли застыли на мгновение на кончиках его пальцев, прежде чем упасть. Али подавил жадный импульс поймать их, собрать драгоценную жидкость, уходящую в песок. Влага текла по его щекам – то ли кровь, обещанная Тиамат, то ли слезы.
Глубокий липкий холод прошелся по его телу, подчиняя себе, и запахи в воздухе изменились. В его зрение проникли оттенки серого, и черная бездна, обступавшая со всех сторон, внезапно прояснилась. Шрамы, оставленные на руках вселившимся в него маридом, светились, рубцы на коже превращались в переливчатые дорожки блестящей, перламутровой чешуи.
Он закрыл глаза – он не хотел этого видеть. Изведенный болью, Али едва осознавал, что Тиамат заговорила снова.
«Покажи ему, Себек. Покажи ему, кто мы такие».
Себек положил руку ему на затылок.
– Впусти их в себя. Они сведут тебя с ума, если будешь сопротивляться.
Али ловил ртом воздух, все еще не открывая глаз.
– Что сведет…
В голову хлынули воспоминания Себека.
Али закричал, и вода брызнула у него из-под кожи. Он стал вырываться из рук Себека, но марид не растерялся и крепко стиснул его в объятии.
– Пропусти их, – настойчиво повторил Себек. – Позволь себе ощутить все: услышь и вкуси, увидь и почувствуй. Это дар. Прими его.
Пропусти их. У Али не оставалось выбора: в его разум уже вторглись и перевернули там все вверх дном. Было поздно поворачивать назад.
Услышь. Грохот водопадов и полет цапли. Жатвенные песни, спетые на давно забытых языках, и его имя, произнесенное в молитве.
Вкуси. Железный привкус почвы на заливных лугах и кровь его жертвы.
Увидь. Мерцающая вершина каменной пирамиды касается неба – строение столь грандиозное, что он вышел из реки и впервые почувствовал трепет при мысли о том, на что были способны люди. Пустая равнина, на которой словно в одночасье вырос город.