«Нужно поговорить с ними, Дараявахауш, – проговорил жрец после долгого молчания. – Нам одним с этим не справиться».

В тот момент, когда сцены с арены стояли у Дары перед глазами, это казалось правильным решением, и все же теперь он боялся, что совершил опрометчивую ошибку. Манижу только что предали дэвы, которых она сочла достойными доверия, а теперь ее Афшин проводит тайные встречи с противником?

Должно быть, Картир что-то разгадал по его лицу.

– Все хорошо, Дараявахауш, – успокоил он мягким голосом. – Все идет, как и задумано.

Задумано. Но Дара только почувствовал себя гаже. Все обучение и поклонение, вбитые ему в голову, противились этому, даже невзирая на все, что наделала Манижа. Почуяв неладное, Дара наколдовал себе отдельный факел и осветил джиннов ярким светом. Гезирка – Акиса, вспомнил Дара по резне в больнице, – по-прежнему одетая в лохмотья, как будто украденные у разных мужчин, ухмылялась, целясь ему в сердце из арбалета. За поясом она держала нож и меч. Он свирепо посмотрел на нее, не упуская из виду, что она заметно похудела.

– Афшин, – начала Разу с ноткой предупреждения в голосе. – Картир сказал, что ты пришел с миром. Но выражение твоего лица говорит не о мирных намерениях.

– Как и направленный на меня арбалет. Я пришел говорить с принцессой. Где она?

Акиса похлопала по паре железных наручников, висевших у нее на поясе:

– Наденешь это, прежде чем увидишь ее.

– Да я засуну их тебе в глотку…

Картир устало вздохнул:

– Дара…

– Я сыт по горло железом, хватило на несколько жизней вперед, – прошипел Дара сквозь зубы. – Не говоря уже об оковах. Я их не надену. Ты либо доверяешь мне, либо нет.

– Не доверяю! – Акиса склонила голову набок. – Скажи мне, в чем различие между тобой и гулем? Вы оба восстали из мертвых, оба противно стонете вместо того, чтобы разговаривать…

– Достаточно, Акиса.

Команда прозвучала важно, женщина говорила спокойно и уверенно. И действительно, когда Зейнаб аль-Кахтани вышла из пещеры, она сделала это так, словно ступила в тронный зал, а не покинула укрытие.

Дара выпрямился, изучая ее. Он видел Зейнаб мельком в больнице, но сейчас воспользовался возможностью разглядеть ее без спешки. Возможно, ему следовало устыдиться этого – порядочные дэвы не глазеют на посторонних женщин. Но Зейнаб аль-Кахтани была их непосредственным врагом. Пока она сохраняла независимость, правя своим объединенным блоком вооруженных Гезири и шафитов, она представляла собой альтернативу Маниже, служа живым напоминанием о том, что город не пал окончательно. Пока.

Поэтому он смотрел на нее. Зейнаб не давала особой пищи для размышлений: она облачилась в черное с головы до ног и одним концом платка закрыла лицо, скрывая его целиком, кроме сияющих серо-золотых глаз. Дара видел сходство с младшим братом в ее высоком лбу и больших глазах и задавался вопросом, в чем еще она может быть похожа на него. Разделяла ли Зейнаб рьяную религиозность Али и его бескомпромиссность? Или жизнь во дворце закалила ее, научила искусству политики и компромисса, не говоря уже о виртуозном плетении интриг, которым овладел Мунтадир?

Или, быть может, она совсем другая?

В любом случае Дара будет действовать осторожно. Он поприветствует ее, но по-своему.

– Да будет гореть твой огонь вечно, госпожа, – сказал он, сложив пальцы в благословении.

– Взаимно, – ответила Зейнаб, пользуясь моментом, чтобы оценить его в ответ. Если она была напугана – а скорее всего, так и было, – то хорошо это скрывала.

Он шагнул вперед.

– Я хочу поговорить с тобой наедине.

Дара был благодарен жрецу за помощь в организации встречи, но не хотел, чтобы этот разговор слышали другие: Картир осудит, а грубая солдатка станет вмешиваться.

– Ни в коем случае, – возмутилась Акиса. – Ты думаешь, мы не знаем, как сильно она нужна твоей Нахиде?

– Если бы я собирался ее похитить, давно бы это сделал. – Дару все сильнее подмывало именно так и поступить. – И вы должны были это понимать, когда соглашались на встречу.

Зейнаб не сводила с него глаз.

– Акиса, оставайся здесь. – Когда воительница начала было возражать, Зейнаб остановила ее жестом. – Пожалуйста, – она кивнула в сторону леса. – Пройдемся?

Дара поклонился и пошел впереди, освещая узкую черную тропинку небольшим шаром зачарованного пламени.

Зейнаб шла за ним следом, пока лес не поглотил их. Как только это произошло, ее дыхание участилось, и Дара заподозрил, что это было вызвано страхом, а не переутомлением от прогулки.

«Будь вежлив, – сказал он себе. – Но осторожен». Зейнаб выросла во дворце, среди политики, и с легкой руки Мунтадира Дара на собственном горьком опыте убедился, что в этой сфере он полный профан. Но ни угрозы, ни дипломатия не срабатывали, и Дара должен был найти к ней другой подход, если они хотели избежать грозящей им всем катастрофы.

– Я не был уверен, что ты придешь, – начал он, бесшумно ступая по мягкой земле. – Впрочем, храбрость – одно из немногих качеств, в которых я никогда не мог отказать Гезири.

– Картир дал мне слово, что ты не причинишь мне вреда. Я верю ему. Он кажется честным и очень набожным.

– И как же принцесса Кахтани познакомилась с дэвским жрецом?

– Мы встретились в вашем храме, – объяснила Зейнаб, бросив взгляд на Дару, когда его лицо озарилось удивлением. – И я, и Ализейд.

Дара нахмурился:

– Но джиннов туда не пускают.

– Мы пришли в качестве гостей Нари. Мы хотели выказать ей нашу поддержку, когда она объявила, что открывает больницу для шафитов. – В голосе Зейнаб послышалась горечь. – Они вместе с Али пытались сделать что-то новое, первый шажок на пути примирения, но тут появились вы и разрушили всякую надежду на мир для нашего поколения.

– Этот мир был разрушен еще нападением шафитов на навасатемский парад, а не одним нашим завоеванием.

– Не сомневаюсь, что эта мысль доставляет тебе утешение. Какое облегчение, уже учинив геноцид моего народа, узнать, что у тебя есть дополнительное оправдание, за которое можно цепляться.

Едкие слова задели больнее, чем ему хотелось бы, и Дара машинально встал на свою привычную линию защиты:

– Нам не были нужны никакие оправдания. Это город дэвов. И править им должны дэвы.

– Как странно, что в городе дэвов сама Анахид выделила по сектору для каждого из шести племен и назначила единственным требованием для входа – всего лишь каплю магической крови. Как будто она хотела, чтобы этот город стал домом для всех, а уже вы, ее потомки, извратили ее наследие.

Дара посмотрел на нее:

– С таким-то языком вы и Нари были либо ближайшими подругами, либо заклятыми врагами.

Зейнаб отвела взгляд.

– Сперва я думала о ней самое худшее. Я боялась ее – в детстве я слышала рассказы о Маниже, и мне не нравилось то, как ее дочь сближается с моими братьями. Я думала, что Нари замышляет наше убийство.

– Возможно, так оно и было.

– Нари хотела жизни для своего народа. Процветания. Если бы для этого нас непременно нужно было уничтожить, я думаю, она бы пошла на это, но не похоже, что месть занимала все ее мысли. – Зейнаб взглянула на него. – Впрочем, если я правильно понимаю, ты тайком улизнул от Манижи не для того, чтобы говорить о ее дочери?

От ее слов ему стало противно. «Предатель», – снова прошептал голос.

– Нет, – ответил Дара, не уверенный, отвечает ли он Зейнаб или своему голосу сомнений.

Принцесса остановилась, вглядываясь в выражение его лица, и тишину между ними заполнил ночной стрекот насекомых. Парящий в воздухе шар пламени почти не освещал плотную темень за ее спиной, и лишь серебро деревьев выделялось на фоне мягкой черноты, как звезды в огромном, неприступном небе.

То, что она увидела, похоже, встревожило ее.

– Мунтадир? – спросила она шепотом, и глаза ее наполнились неподдельным страхом.

– Мунтадир пока жив. Но она собирается его убить. Убить тебя и заставить его смотреть. Мунтадир вступил в сговор с некоторыми знатными Дэвами с целью свергнуть ее с престола. Каве был убит во время покушения, и Манижа винит твоего брата.