– Я хочу вылезти из собственной кожи, – выпалил он. – Я до сих пор чувствую эту тварь у себя в голове, в теле. Я один из них. Вся моя семья – плод злого умысла марида. В моих жилах течет его кровь, его магия. Моя сила – это сила, которую он подпитывал, выкрадывая невест и пожирая детей. – Он крепко зажмурился, проглотив подступающую тошноту. – Я… не может быть, чтобы это был я. Я верующий, – прошептал он. – Как я мог произойти от демона?

– Али, ради всего святого, ты вовсе не произошел от демона, – вздохнула Нари. – Я не собираюсь оправдывать то, что Себек сделал с моей семьей и своими потомками-джиннами, но я и не хочу делать вид, что он единственный, кто когда-либо желал мести. Но ты – не он. В тебе течет кровь твоей матери, твоего деда, ты произошел от тех своих предков, которые противостояли Себеку, от тех, кто решил спасти остальных джиннов и заплатил за это слишком высокую цену.

Я их сожрал. Али чуть не вывернуло наизнанку.

– Он убил своих собственных детей. Как он мог сделать это, но спасти жизнь мне? Показать мне свою магию? Боже, Нари, я практически умолял его научить меня большему. Мне чудовищно хотелось снова увидеть потоки.

Нари придвинулась к нему и стиснула его руку в своих.

– Когда я узнала, как Нахиды поступили с шафитами, мне тоже хотелось вылезти вон из собственной кожи. Раньше я представляла их себе благородными целителями, а оказалось, что часть из них – чудовища, которые убили бы меня еще в младенчестве – а они и впрямь убивалидетей… Я сказала Даре, что рада вторжению джиннов. Кажется, я даже сказала ему, что рада, что Нахиды мертвы. Но все не так просто. – Она снова обхватила его лицо ладонями. – Мы с тобой не худшие из наших предков. Мы им не принадлежим. Наше наследие им не принадлежит. Манижа использует магию Нахид, чтобы убивать, я же использую ее, чтобы исцелять. То, что Себек использовал магию во зло, вовсе не значит, что ты становишься злом, используя его магию.

Али глядел в ее темные заботливые глаза. Нари сидела так близко, что их головы почти соприкасались, и, вдохнув, он почувствовал запах кедровых благовоний, впитавшихся в ее кожу.

– Жаль, что ты презираешь политику, – проворчал он. – Ты стала бы замечательной королевой.

– Но тогда ты бы агитировал народ за то, чтобы свергнуть меня и поставить на место моего трона стол для какого-нибудь совета правления. – Нари слабо улыбнулась ему, и в ее глазах блеснули непролитые слезы. – Мне больше нравится, когда мы на одной стороне.

Сердце Али разбивалось вдребезги.

– Я хотел сделать это вместе с тобой, – задушенно выпалил он. – Вернуться в Дэвабад и все исправить. Больница. Правительство. Все наши наивные мечты. Я хотел будущее.

Нари притянула его в объятия, и Али держался из последних сил, чтобы не заплакать. Не закричать. Он не хотел умирать. Не так. Не сейчас, когда его народ и семья нуждались в нем больше всего.

Нари отпустила его, вытирая глаза.

– Позволь мне тебя вылечить. Пожалуйста. Дай мне почувствовать себя хоть чуточку полезной.

Али через силу кивнул, приспуская платок, накинутый Хацет ему на плечи, так, чтобы Нари могла дотронуться до его сердца.

Но он оказался не готов к прикосновению ее пальцев. Особенно сейчас, когда его эмоции были в таком раздрае, а марид муссона уже озвучил его чувства к ней. Али задрожал, стараясь не дергаться слишком сильно, когда заметил, как трясется ее рука.

Она прочистила горло.

– Опусти печать.

Али послушно призвал магию и поморщился от знакомого укола боли. Но за этим последовало быстрое облегчение, пульсирующая боль в распухшем носу сошла на нет. Свободной рукой Нари провела по порезу, оставленному маридом на его запястье, и рана затянулась, стоило ее пальцам коснуться кожи. И тут Али обожгло желанием такой силы, какого он прежде никогда не испытывал. Кожа в тех местах, где Нари к ней прикасалась, пылала. Али пылал.

Нари убрала руку с его сердца, и магия исчезла. Но она продолжала сжимать запястье Али, и ее щеки вспыхнули, когда она встретилась с ним взглядом.

– Полегчало? – прошептала она срывающимся голосом.

Али сократил расстояние между ними и поцеловал ее.

Но едва его губы коснулись ее (ах, какими мягкими, теплыми, манящими и чувственными были эти губы!), как к Али вернулась способность мыслить, и его охватила паника.

Он отпрянул назад.

– О Боже, прости меня! Не знаю, что на меня…

– Не останавливайся! – Нари обвила его за шею рукой и притянула к себе.

Слова извинения застыли у него на губах, на языке, а потом и вовсе вылетели из головы, пока Нари целовала его глубоко, медленно и мучительно осторожно. Приоткрыв губы, она прижалась к нему ближе, и Али вздохнул ей в рот, не в силах сдержаться. Ему бы устыдиться этого звука, остановиться. Вспомнить, что это грех.

Но весь мир Али только что разрушился до основания, его самого к следующему закату уже не будет в живых, и, да простит его Бог, он хотел этого.

Остановись, – велел голос в его голове, когда Нари скользнула к нему на колени. Остановись, – когда Али наконец набрался смелости коснуться черных кудрей, обрамлявших ее лицо, намотать на палец и поцеловать мягкий локон. Все это было неправильно, так неправильно.

А затем они упали на его кровать, охваченные горем и безумием. Нари оседлала его талию, и Али огладил ее щеки, линию челюсти и притянул ее губы к своим. Водопад ее волос накрыл их темным пушистым балдахином; вес ее мягкого тела и вкус соли на губах… он и понятия не имел, что может испытывать такие чувства, что вообще бывает так хорошо.

Она до конца стянула с него шаль, и у Али перехватило дыхание от шока, когда холодный воздух коснулся его кожи.

Нари мгновенно отстранилась и встретилась с ним взглядом. Она часто дышала, робость и желание соседствовали в ее темных глазах.

– Хочешь, чтобы я остановилась?

Он мог дать только один ответ. Она была женой Мунтадира. Женой его брата.

Али посмотрел на нее в ответ:

– Нет.

Ее взгляд в эту минуту… Али задрожал. Нари прижала его к кровати, переплетя их пальцы, а затем продолжила, прослеживая дорожки его шрамов и изучая подъем груди. Ее прикосновения были почти невесомыми и все же обжигали кожу, заставляя его сгорать от каждой ласки, от каждого поцелуя в голое плечо, ключицу, живот. Али робел, не смея дотронуться до нее под одеждой. Но Нари ахнула, когда он прижал ее к себе, целуя запястья, мочку уха, впадинку на шее. Он понятия не имел, что делает, но звуки ее удовольствия побуждали не останавливаться.

Один раз. Боже, пожалуйста, подари мне хотя бы один раз. Всю свою жизнь Али верно следовал правилам, неужели ему нельзя насладиться этим моментом, всего одним моментом с любимой женщиной, прежде чем он уничтожит все между ними.

И тогда ты уничтожишь ее. Даже опьяненный желанием, Али трезво отдавал себе отчет в том, что должно произойти.

– Нари. – Он выдохнул ее имя, когда она крепче обхватила его ногами за пояс и начала покачивать бедрами, доводя его до умопомрачения – если они зайдут еще хотя бы немного дальше, Али не сможет остановиться. – Постой. Я не могу… не могу так с тобой поступить.

Она погладила его бороду, поцеловала под челюстью.

– Можешь. Честное слово, можешь.

– Не могу.

Нари, должно быть, уловила перемену в его голосе. Она настороженно отстранилась.

– Но почему?

Потому что мы не женаты. Потому что ты жена моего брата. Эти причины были намного проще той, что сейчас разрывала его сердце. Причины, которых вчера хватило бы, чтобы происходящее между ними показалось немыслимым, теперь казались мелочными в сравнении.

– Потому что мне нужно, чтобы ты вырезала печать из моего сердца.

Нари отпрянула, глядя на него безумными глазами:

– Что?

Нари, умница Нари, всегда думающая на два шага вперед, как она могла не видеть столь ужасающе очевидного?