Она отпустила Нари и, не говоря больше ни слова, последовала за Гасаном. Голова у Нари уже шла кругом, но она все-таки направилась в лазарет.

Низрин уже занималась приготовлением настоя. Она насыпала ложку ярко-оранжевой толченой саламандровой чешуи из каменной ступки в отвар цвета меда, кипящий в стеклянной колбе, подвешенной над открытым огнем. Из горлышка вырвалось облачко дыма, и смесь поалела, теперь до жути напоминая по цвету человеческую кровь.

– Я начала без тебя, – бросила Низрин через плечо. – Подумала, тебе не помешает помощь. Осталось чуть-чуть подождать, пока отвар закипит.

Внутри у Нари что-то сжалось. Низрин всегда знала на два шага наперед, что нужно Нари. На нее всегда можно было положиться. Низрин стала для нее наставницей и близкой советницей.

Нари была уверена, что хотя бы ей может доверять в этом городе.

Она подошла ближе и положила руки на стол, пытаясь заглушить закипающее в груди чувство.

– Ты врала мне, – сказала она тихо.

Низрин, не ожидавшая такого начала, подняла на нее глаза.

– Что?

– Ты не рассказала мне правду об Али. После Дары… После той ночи на корабле, – начала она нетвердым голосом. – Ты сказала, что с Али все в порядке. Несколько царапин, сказала ты, – она посмотрела на Низрин, как будто до конца не могла в это поверить. – Да на нем живого места нет от шрамов.

Низрин напряглась.

– Прости, что не уделила должного внимания его ранениям, когда Дара и дюжина Дэвов вместе с ним были убиты, а Гасан чуть ли не планировал твою казнь.

Нари покачала головой.

– Нужно было сказать мне. Ты отмахивалась от моих слов, когда я заговаривала с тобой о той ночи, ты заставила меня сомневаться в реальности моих воспоминаний…

– Потому что я не хотела, чтобы они поглотили тебя! – Низрин отставила ступку, обращая все внимание к Нари. – Госпожа моя, ты пела песни в темноте и резала руки, пытаясь вернуть Дару. Тебе не нужно было знать больше.

Нари поморщилась, услышав такое безапелляционное описание ее траура, но последние слова Низрин заставили ее кровь вскипеть.

– Не тебе решать, что мне нужно знать, а что не нужно. Это касается не только Али, это касается и больницы, и всего остального. – Она всплеснула руками. – Низрин, я не потерплю этого. Мне нужна хотя бы одна душа в этом чертовом городе, кому я могу полностью доверять, кто непременно скажет мне правду, несмотря ни на что.

Низрин отвела взгляд. Когда она заговорила, ее голос был окрашен жалостью и отвращением.

– Я не знала, что тебе сказать, Нари. Когда его принесли в лазарет, он даже не был похож на джинна. Он шипел и плевался, как змей, лепетал что-то на языке, который никто не мог разобрать. Все его тело было облеплено какими-то существами, которые атаковали нас, когда мы пытались снять их. А потом он попытался придушить собственного отца, и тогда нам пришлось связать его.

У Нари округлились глаза от удивления, но Низрин еще не закончила.

– Как думаешь, отчего обрушился потолок в лазарете? – Она дернула подбородком. – Это был Ализейд – точнее, сущность, засевшая в Ализейде. – Низрин еще немного понизила голос. – Полтора века я ассистировала твоим матери и дяде, я видела такие удивительные вещи, которые и вообразить не могла, но, бану Нари… все это не идет ни в какое сравнение с тем, что происходило с Ализейдом аль-Кахтани. – Рукой в перчатке она сняла с огня колбу с кипящей жидкостью и перелила отвар в нефритовую чашку, которую протянула Нари. – Ты не должна была позволять себе такой слабости, как дружба с ним. А теперь он представляет для тебя прямую угрозу, и ты этого даже не понимаешь до конца.

Нари не торопилась забирать у нее отвар.

– Выпей.

Низрин уставилась на нее во все глаза.

– Что?

– Выпей, – повторила Нари и кивнула на дверь. – Или выметайся из моего лазарета.

Не отводя взгляда, Низрин поднесла чашку к губам и сделала небольшой глоток. После чего со стуком поставила сосуд на стол.

– Я бы не подвергла твою жизнь такому риску, бану Нахида. Никогда.

– Тебе известно, кто способен приготовить подобный яд?

– Нет, – ответила Низрин, даже не моргнув глазом.

Нари взяла со стола чашку. У нее дрожали руки.

– А если бы знала, ты бы сказала мне? Или от этой правды меня тоже нужно оберегать?

Низрин вздохнула.

– Нари…

Но Нари уже вышла из лазарета.

Любайд ждал на крыльце беседки, чуть поодаль от входа в ее спальню.

– Я бы не мешал им на твоем месте, – предупредил он, когда Нари прошмыгнула мимо.

– Это они мешают мне.

Она подошла к зашторенному дверному проему, но на пороге остановилась и юркнула в тень, отбрасываемую решеткой плетистых роз. Изнутри доносились голоса королевской четы.

– …гореть в аду за то, что обрек собственного сына на такую судьбу. Ему было восемнадцать, Гасан. В восемнадцать лет ты отправил его в Ам-Гезиру на верную смерть, сразу после того, как его истязал какой-то морской демон!

– Ты думаешь, я этого хотел? – прошипел в ответ Гасан. – У меня трое детей, Хацет. И в тридцать тысяч раз больше подданных. Дэвабад должен стоять на первом месте. Я всегда тебе это говорил. Нужно было тебе задуматься о его безопасности до того, как твои родичи и их приятели-малокровки стали подстрекать моего сына к государственной измене!

Нари боялась пошелохнуться, прекрасно понимая, что подслушивать ссору двух самых влиятельных джиннов в Дэвабаде было равносильно подписанию себе смертного приговора. Но она не могла заставить себя отвернуться.

Хацет продолжала.

– Дэвабад на первом месте, – повторила она. – Интересно слышать такое от короля, который не жалея сил втаптывает в грязь все, за что боролись наши предки. Ты позволяешь продавать шафитов с молотка и закрываешь глаза на то, что твой эмир скоро окончательно сопьется.

– Мунтадир не спивается, – возразил Гасан, заступаясь за сына. – Он намного способнее, чем ты считаешь. Он налаживает дружбу между нами и Дэвами, наводит давно сожженные мосты.

– Это не дружба! – воскликнула Хацет гневно пополам с отчаянием. – Когда, наконец, ты это поймешь? Дэвы не хотят дружбы с нами, они хотят от нас избавиться. Манижа презирала тебя, твой визирь перерезал бы тебе глотку во сне, если бы мог, а девчонка, которую ты шантажом вынудил выйти за Мунтадира, никогда не забудет, через что из-за тебя прошла. Когда будет зачат наследник, яд подсыплют уже тебе. Вместе с Прамухами, сообща, они бросят Мунтадира в каком-нибудь опиумном притоне, и не успеешь оглянуться, как город снова окажется во власти Нахид. – В ее голосе звенело предупреждение. – И вот тогда мы расплатимся кровью за всю кровь, пролитую Дэвами по вине твоих предков.

Нари сделала шаг назад, в ужасе прикрыв рот ладонью. В нескольких словах королева нарисовала исчерпывающую и жуткую картину будущего, о котором Нари боялась даже задумываться, и картина эта, увиденная глазами противника, была чудовищна. Но ведь Нари просто хотела торжества справедливости, а вовсе не хладнокровной мести.

Дара тоже хотел торжества справедливости, не так ли? Но вспомни, на что он был готов пойти ради этого. Нари тяжело сглотнула, чувствуя, что у нее подкашиваются ноги.

Гасан повысил голос.

– Вот поэтому Ализейд позволяет себе такие высказывания и ведет себя подобным образом. Поэтому подставляет свою шею ради каждого шафита, встретившегося ему на пути. Все из-за тебя.

– Все из-за того, что он хочет как лучше, а ты всю жизнь учил его только держать рот на замке и размахивать мечом. До меня доходили слухи из Ам-Гезиры. За пять лет там он сделал больше добра, чем ты за пятьдесят.

Тон Гасана стал желчным.

– Тебя интересуют не его успехи в Ам-Гезире, жена моя. Не держи меня за дурачка. Имей в виду, на этот раз я не допущу твоего вмешательства. В следующий раз, когда ты позволишь себе лишнего, я действительно отправлю тебя обратно в Та-Нтри. Навсегда. И ты больше никогда не увидишь своих детей.