Ваджед положил руку на сердце.

– Честь для меня, – сказал он искренне. Сухой голос каида окрасился чувством. – Спасибо вам за то, что защищали его.

Али услышал, как дверь снова скрипнула. Его сердце замедлило ход, и он обернулся, ожидая увидеть своего отца.

Но на солнечный свет вышел Мунтадир.

Али застыл как вкопанный, когда его брат встретился с ним взглядом, да так и остался стоять на месте. Мунтадир казался бледнее, чем в воспоминаниях Али, под глазами пролегли глубокие тени. Левую бровь рассекали два тонких шрама – напоминание о плети Афшина. Но шрамы едва ли портили его внешность. У Мунтадира всегда была репутация привлекательного, обольстительного повесы, который покорял сердца знатных господ так же верно, как Али их отпугивал. Он смотрелся так внушительно в королевском облачении: черная мантия с золотой вышивкой спадала к его ногам как клубящийся дым, а голову венчал эффектный тюрбан из синего, лилового и золотого шелка. Толстые нити переливчатого гезирского черного жемчуга висели у него на шее, а на большом пальце красовалось золотое кольцо с рубином цвета человеческой крови.

Ваджед поклонился.

– Эмир Мунтадир, – произнес он почтительно. – Мир твоему дому.

– И вашим домам – мир, – как подобает, ответил Мунтадир. Али захлестнули эмоции, когда он услышал его знакомый голос. – Каид, отец просит тебя устроить спутников принца Ализейда в гостевых комнатах Цитадели. Они ни в чем не должны нуждаться. – Положив руку на сердце, он наградил Акису и Любайда ослепительной улыбкой. – Мы безмерно обязаны за радушный прием, который жители вашей деревни оказали моему брату.

Али подозрительно прищурился, слушая красивые, но лживые слова, однако не услышал привычных язвительных ремарок ни от Акисы, ни от Любайда. Напротив, казалось, они были абсолютно очарованы эмиром Дэвабада.

Что ж, он и впрямь производит более яркое впечатление, чем промокший, голодный принц, умирающий в горной расселине.

Любайд пришел в себя первым.

– Ты ничего не имеешь против, брат? – спросил он у Али.

– Конечно не имеет, – ответил за него Мунтадир. – Вы должны понимать, что мы жаждем побыть немного наедине с принцем Ализейдом.

От Али не укрылась жесткая интонация, с которой было сказано это «мы», так напоминавшая отцовскую манеру речи. За безобидными словами скрывалось что-то колючее, что не понравилось Али. Внезапно ему и самому захотелось увести своих друзей подальше отсюда, хотя это и не сулило ему ничего хорошего.

– Присмотришь за ними? – попросил он Ваджеда.

Тот кивнул.

– Даю слово, принц.

Этого будет достаточно. Едва ли кому-то в этом городе Али доверял больше, чем Ваджеду. Взглянув на Любайда и Акису, он попытался улыбнуться.

– Даст Бог, скоро увидимся.

– Ты уж постарайся, – отозвался Любайд, ухватив с подноса очередное пирожное, и только потом встал.

Акиса коротко обняла его. Али зажался от шокирующей уместности такого жеста, пока не почувствовал, как что-то твердое скользнуло ему за пазуху.

– Останься в живых, – зашипела она ему на ухо. – Любайд слишком расстроится.

Али кивнул с безмолвной благодарностью, отчетливо понимая, что она только что сунула ему какое-то оружие, которое чудом протащила во дворец.

– Берегите себя.

Ваджед пожал ему плечо.

– Приходи в Цитадель, когда будет такая возможность. Научи наших коренных дэвабадских неженок сражаться так, как у нас на родине.

Когда они ушли, температура словно упала на несколько градусов, и неискренняя учтивая улыбка сползла с лица Мунтадира.

– Ализейд, – произнес он холодно.

Али поморщился. Брат редко звал его полным именем.

– Диру, – его голос дрогнул. – Я очень рад тебя видеть.

Мунтадир не ответил и лишь скривился в ответ, словно съел что-то кислое. Он повернулся и, не обращая внимания на Али, спустился к беседке.

Али попробовал начать сначала.

– Да, знаю, мы расстались не на лучшей ноте. Мне жаль.

Брат не ответил ему, а только налил себе бокал вина и выпил, как будто Али вовсе тут не было. Но Али не сдавался.

– Надеюсь, у тебя все хорошо. Жаль, что я не попал на твою свадьбу, – добавил он. Как он ни старался, слова звучали неискренне.

Мунтадир все-таки поднял на него взгляд.

– Столько пустых дипломатических тем для разговора, а ты решил начать с нее.

Али смутился.

– Я лишь хотел сказать…

– Как твой кузен?

Али запнулся.

– Кто?

– Кузен твой, – повторил Мунтадир. – Аяанле, который так кстати приболел и предложил тебе продолжить путь вместо него.

Язвительные намеки на то, что Али сыграл активную роль в заговоре Мусы, ему совсем не понравились.

– Я не имею к этому отношения.

– Ну разумеется. Сначала интриги Аяанле привели к твоей ссылке, а теперь – к твоему возвращению. Один Ализейд, белый и пушистый, ни в чем не виноват и ничего не знает.

– Прекрати, Диру, ты же…

– Не называй меня так, – перебил Мунтадир. – Той ночью я говорил абсолютно серьезно – может, ты помнишь, как раз накануне того дня, когда ты обрушил потолок лазарета мне на голову. Я больше не буду тебя прикрывать. – Он сделал еще глоток вина. Его голос был тверд, но руки тряслись, и Мунтадир отвел глаза в сторону, как будто один вид младшего брата доставлял ему боль. – Я не доверяю тебе. Себе не доверяю, когда дело касается тебя. И я не позволю этому стать моей ахиллесовой пятой.

Али не находил на это ответа. В груди стало тесно от чувств.

Обида вырвалась наружу первой.

– Я спас тебе жизнь. Афшин… корабль…

– Я в курсе, – отчеканил Мунтадир, и на этот раз Али успел разглядеть что-то человечное во взгляде брата. – И хочу отплатить тебе тем же. Уезжай.

Али уставился на него во все глаза.

– Что ты сказал?

– Уезжай, – повторил Мунтадир. – Беги из Дэвабада, пока, сам того не понимая, не вляпаешься в очередную историю, которая снова закончится гибелью десятков невинных джиннов. И держись подальше от Зейнаб, – добавил он, переживая за сестру. – Я знаю, что она помогала тебе. Положим этому конец. Я убью тебя своими руками, но не допущу, чтобы из-за тебя моя сестра оказалась втянута в какой-нибудь скандал.

Али отшатнулся, опешив от нескрываемой ненависти, с которой смотрел на него родной брат. Он и не ожидал, что Мунтадир примет его с распростертыми объятиями, но это…

Конечно, именно в этот момент дверь снова отворилась, и в сад вышел их отец.

Годы муштры и внушенной привычки почитать старших заставили Али машинально поклониться отцу, и он даже не заметил, как его рука легла сперва на сердце, а потом и на бровь.

Но он вовремя одернул себя и не допустил оговорки.

– Король, – с серьезным видом приветствовал он Гасана. – Мир твоему дому.

– И твоему, сын мой, – ответил Гасан.

Али вытянулся во весь рост, разглядывая отца, пока тот шел к своим сыновьям. Али не ожидал, что Гасан так сильно постареет за эти годы. Вокруг глаз пролегли глубокие морщины, вызванные постоянными стрессами, на что намекали и исхудавшие темные скулы. Словно кто-то возложил ему на плечи невидимый тяжкий груз, из-за которого теперь он казался если не немощным, то точно стариком.

Гасан тоже рассматривал Али, глядя на него с нескрываемым облегчением. Он подошел ближе, и Али припал на одно колено. Он потянулся к Гасану, взял его руку в свою и приложил к своему лбу. Такие церемонии предназначались не для интимной обстановки, однако Али было проще соблюсти формальности, установить между ними дистанцию, которую предполагали подобные ритуалы.

– Долгого царствия, – пробормотал он.

Али встал и сделал шаг назад, но Гасан ухватил его за запястье.

– Постой со мной. Дай мне на тебя насмотреться.

Али чувствовал, как за ними наблюдает Мунтадир, и постарался не скорчить гримасу. Но когда отец положил руку ему на лицо, Али напрягся все телом.

Гасан заметил. В его окруженных морщинами глазах на мгновение засквозила обида, но тут же испарилась.