Но её смутило не это.

Рядом был медиум.

Лара почуяла его, едва приникнув к металлу ключа. Присутствие вещуна возникло на краю зрячего слуха как помеха; в первые мгновения она сочла его наводкой от каркаса дирижабля, но затем поняла – он живой, он на борту, поблизости. Плотно занятая локацией, она не могла рассмотреть его как следует; вдобавок он держал медиатор не на голове.

«Но я же одна здесь вещунья?.. Огонёк уплыл – тогда кто это?.. Вейский шпион? Или…»

Вся радость предвкушения – «Тра-ля-ля, о-ля-ля, лёгкая локация!» – куда-то сгинула, взамен возникла тёмная тревога, ожидание неведомо чего – добра ли, худа?.. Второй раз к ключу прикладываться?.. плох для поиска, надо обруч. Или шлем взять у Карамо…

А возбуждённый кавалер ходил взад-вперёд по каюте, будто отыскивал в ней пятый угол, и говорил сам с собой:

– Да! да!.. я почти уверен – это «храм бури». Святилище Ветра… каких-нибудь шесть-семь часов лёта от Скалистого Мыса… почти рукой подать! Определённо, девушки в экспедиции – к счастью!

«Можно мне шлем?» – изготовилась спросить Ларита, но тут некстати квакнул, открываясь, клапан переговорной трубы, и кавалер метнулся к нему:

– Я! слушаю!.. куда? хорошо, буду. – Он повернулся к Ларе. – Срочно вызывают в рубку управления. Ума не приложу, зачем я там понадобился… Ан Ларита, пока наши дела закончены. Продолжим после ужина, когда пролетим ещё миль триста. Если третий замер укажет в ту же точку… тогда сомнений не останется!

Домогаться шлема стало неуместно, а в чужой каюте остаться – против приличий. Лара ещё потопталась там, пока кавалер убирал карту и куски ключа, потом вышла. Торопясь в рубку, Карамо поспешно направился к трапу, и она осталась одна в коридоре, ведущем по правому борту от столовой к носовой части.

Он – кто бы он ни был, – находился где-то за изгибом коридора, слабо освещённого редкими жёлтыми лампами. Касаясь ключа, Лара ощущала егоименно там, в стороне стыковочного узла.

– Эй, – нерешительно позвала она, сделав несколько робких шагов. – Кто ты?..

Ей запомнилась неясная фигура, вроде тени, неподвижно стоящая за фанерной стеной, потом медленно идущая… повернувшая за угол. Затаившаяся. Как призрак, который почти набрался решимости выйти к людям, но ещё таится в сумраке.

Походка, осанка – мужские. Но не вейские. Вейцы держатся иначе. Значит, свой, имперский?.. Такой тонкий безликий силуэт…

«Наверно, надо было закричать, позвать матросов… Почему я о нём не сказала Карамо?..»

Во рту пересохло от волнения, сердце колотилось, но Лара потихоньку шла вперёд. Какая тут смелость?.. бывает, и от страха идут навстречу опасности… может, как раз чтобы страх рассеять, увидеть, что жуткая тень – просто пень, а огонёк загробный – не свечка в костлявой руке, лишь жучок-светлячок…

– Выходи, – сказала она громче, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Святыми Ларами клянусь, я тебе зла не сделаю. И ты поклянись…

– Клянусь, Ласточка, – одев обруч, ответил он сквозь стены, сквозь железные стержни каркаса. Тут она окончательно его узнала и поняла, отчего так бесстрашно (то есть, труся, едва не стуча зубами) шла ему навстречу. Потому что с самого начала где-то в глубине души знала, кто он.

Юнкер!

В том же наряде иноземного торгового агента, каким он явился ей у церкви Лавана в квартале оптовых купцов.

Без улыбки, с какой-то горькой гримасой на бледном тонком лице, Ларион быстро вышел к ней и приветственно махнул шляпой. Необшитый обруч мерцал на его челе как диадема опального принца в изгнании.

– Как ты… сюда пролез? – забыв страх, ощетинилась она, по-маминому уперев руки в боки. – Зачем, а?

– К отцу. – Он нервно дёрнул губами, сейчас куда более яркими, чем когда она его обкуренного застукала.

– Кавалер отлучился.

– Знаю. Я подожду его… в каюте.

– Ты это плохо придумал. Давай, я подготовлю кавалера? поговорю с ним… Я не хочу, чтобы вы подрались. Отдай мне револьвер.

Ларион, напружиненный как перед схваткой, сжал губы и отрицательно поводил головой, потом встряхнул волосами, нехорошо усмехнулся:

– Прости, Ласточка, что я лгу тебе. Видишь, какой я плохой сын?.. Ты гораздо лучше меня. Ты счастливая – у тебя есть отец и мать… а я даже не знаю, кем рождён. Но я узнаю. Бог ответит мне, когда я спрошу.

– Ты… – ошеломлённая догадкой, Лара метнулась глазами в сторону каюты кавалера. Слова Карамо эхом повторились в её голове: «Ключ позволяет лично обратиться к Богу».

– Да.

– Не смей… это кража!

– Кавалер не смутился взять добычу воровки. Он ведь смолчал о том, откуда взялась новая часть? да?.. Я так и думал. Значит, мы с ним на равных.

– Ларион, ну, пожалуйста! – взмолилась Лара, схватив Юнкера за рукав. – Я же клятву дала… и ты тоже! Хочешь, я тебе ту колыбельную спою, всю, целиком? только не делай этого…

Казалось, он скрипнул зубами, чтоб не поддаться на уговоры, а взгляд его, устремлённый на Лару, был полон боли и нежности, однако когда Лара украдкой взялась за рукоять револьвера и тихо-тихо потянула оружие из-за кушака, Юнкер мягко перехватил её руку:

– Если призвала Ларов – держи слово. Я должен… я обещал собирать ключ, и исполню это.

Но Лара продолжала торопливо убеждать:

– Один ты не сможешь. И для кого? для фаранцев?.. а твой отец ради всех громовников старается!

– Он сам не ведает, на кого работает, – туманно ответил Юнкер, отводя глаза. – Может, знал бы – перешёл бы на мою сторону…

– …так вы с ним никогда не помиритесь!

– И не жажду. Нам только стреляться с тридцати шагов осталось. Отпусти меня, Ласточка.

Разжав пальцы, она позволила ему идти дальше по коридору – и Ларион устремился к каюте, как молния, – а сама в отчаянии зажала рот ладонями, чтобы не закричать случайно: «Караул!»

Как же так?! Красивый парень, светлый кровей, обхождение знает… медиум! и с отцом в смертной ссоре! язычникам служит! что его так исковеркало?.. Ясно что – беззаконная любовь отцовская. Нельзя детей как попало родить, одно горе и муки от этого, будто проклятие.

Её целиком захватило смятение, душа словно вихрем кружилась – и Лара стала ощущать себя прозрачной. Эфирный ветер дул сквозь неё. То же случалось с ней раньше – когда расстрел по приговору принца не случился, когда после приезда мамы Руты поняла, что отделилась от семьи, и нет возврата, – и сейчас, словно тогда, потолок и стены сделались стеклянными, стала видна нижняя палуба, лестничные шахты, трубы и кабели над головой, даже командная гондола…

Бези, умница, советовала: «Если разволнуешься, закрой глаза и сосчитай до ста. Тогда оно пролетит мимо». Но это надо, надо видеть… иначе случиться что-нибудь непоправимое.

Ларион спешно складывал части ключа в кожаный кошель с завязками, чтобы упрятать под жемчужно-серыми сюртуком и приторочить там шнурком… Вот он принялся рыться в саквояжах Карамо, сейчас доберётся до карты… А там, у Лис, где собрались Тёмные Звёзды, забеспокоилась пата, стала рваться в дверь…

– Беги, – сказала она Лариону. – Беги, тебя услышали!

– Что? – вскинулся он.

– Ключ шуршит в твоих руках.

– Да что с нею происходит? – недоумевала Эри, оглядывая растревоженную пату. Анчутка то скулила, то ластилась к Хайте, то толкала рылом в дверь и рычала. Златовласка оттягивала зверину за поводок, цыкала на неё сердито, даже хлестнула пару раз, но тварь не унималась. Да и сама Хайта стала какая-то взъерошенная, озиралась, будто прислушиваясь.

Наконец, Анчутка рванула изо всех сил, распахнутая дверь хлопнула, и Хайта чудом удержалась на ногах, вылетая вслед за патой с криком: «Канииийку!» За ними кинулись и Лис с Эритой:

– Стой, куда ты?!

Ветром пронеслись они с левого борта в правый коридор, а тут…

За миг до их появления Юнкер скороговоркой, в упор спросил Лариту:

– Поможешь мне?