– Ну, если только таранить. На вейскую лохань жаль тратить торпеду.
– Так прошьёт оба борта и вылетит, как пуля сквозь бумагу!
– Хотел бы я взглянуть, как эта жестянка будет штормовать.
– Смотря, какой киль. Если глубокий клиновидный, с большим балластом…
– Они б ещё ракетную горелку сзади прикрутили.
– Да, крылья по бортам – и взлёт с воды!
– По крайности, дешевле, чем астраль…
Принц подъехал раньше, чем с борта бросили швартовые концы. Со всех сторон козыряли; Церес чинно держал у козырька руку в перчатке. Тем временем на кораблик проложили сходни.
– Честь имею – лейтенант Боэн! – бодро рапортовал крепыш-командир. – Эрцгере, паротурбинная миноноска «Подарок» из Гастории прибыла в личное Вашего Высочества распоряжение. Дошли без единой поломки. Экипажем поставлен рекорд скорости – сорок пять узлов!
Последнее он почти выкрикнул, чтобы все слышали. В голосе звучало гордое: «Да, господа! быстрее всех на море!»
Толпа на причале всколыхнулась. Как? возможно ли? эта паровая рыба – столько выжала?!.. Над возбуждённым гулом голосов как гейзер вырвалось:
– Ура!! Ура! качать лейтенанта!
И кто ворчал о временах парусов, и кто судил о мореходных качествах «Подарка» – кричали вместе, с размаха вскидывая вверх фуражки. Церес от полноты чувств обнял и трижды расцеловал лейтенанта, пахнувшего горячим железом, солью и мазутной гарью.
– Молодцы! Я восхищён вашей службой и морской практикой экипажа. Буду лично ходатайствовать о наградах для вас, а от себя награжу особо.
– Ура, эрцгере!
– Рады стараться!
– Покорнейше благодарим, Ваше Высочество!
– Немедля, – обернулся Церес к адъютанту из местных, – передать о рекорде на берег. Это должно быть в вечерних газетах. Телеграфировать в столицы держав. Все должны знать, каким оружием обладает империя! Сегодня я сам поведу миноноску в Эренду.
В задних рядах цинично шептали:
– Надеется очаровать нас поцелуями.
– А уж девчонки – поверьте! – будут кидаться грудью на его карету.
Лейтенанта подхватили, стали подбрасывать на руках, а принц обратил внимание на четырёх мичманов, сошедших с борта.
Эти статные красавчики в лейб-форме выглядели машинистами – перчатки замараны, мундиры в пятнах, но вид бравый, приподнятый. Молодые лица их сияли счастьем.
Да, дворянам досталось!.. Полтора дня провести в крошечной каютке, под рёв турбины… это стоит пережить, чтобы потом написать в мемуарах: «Мы были первыми!»
– Командированы в Курму из второго состава Его Величества рейд-яхты «Самодержец», – выступил вперёд самый задорный мичман, белобровый и розовощёкий. – Располагайте нами, эрцгере.
«Ах, какая забота… Вместе с кораблём для скоростных прогулок – отряд соглядатаев. Из расчёта, что вдруг я воспользуюсь «Подарком», чтобы уйти в Церковный Край по морю. Ну-ну. Впрочем, достойная свита мне нужна…»
– Рад вас видеть, господа, – ответил Церес дружелюбно. – Приводите себя в порядок – и через пару часов пожалуйте на миноноску. Едем в театр, покорять здешних дам. Или предпочтёте катер?
– Никогда, эрцгере! – воскликнул белобровый мичман. – Буду просить о переводе на торпедный флот.
– Как? вы, кавалер…
– Барон, Ваше Высочество.
– …хотите сменить рейд-яхту на рискованную службу?
– Зато скорость, эрцгере! ни с чем не сравнить. Слов нет, чтобы описать, какой восторг… А потом: «Торпедой – пли!»
– Вы мне нравитесь, барон. Поручаю вам поднять мой штандарт на «Подарке».
Когда принц сел в электрокар, мичманы заговорили между собой:
– А он любит флот больше, чем о нём рассказывают!
– Ему скорей к лицу мундир кавалериста…
– Держится доступно. Молотом клянусь – на рауте спрошу, что он думает про палубную авиацию.
– О, кто о чём, а вы опять про палубные самолёты!.. Я бы не пытался с ним сближаться. Помните, что нам говорили: внимание, почтение и наблюдение…
Капитан-командор Барсет – формально второй после Цереса в береговом округе, – был уже мичманом, когда принц родился.
Как многие дворянские сынки из мелких королевств и княжеств, лежавших у мрачного Южно-Полярного океана, он предложил свой кортик империи и ныне был близок к званию контр-адмирала.
Из его речи давно исчез акцент желтоволосых варваров, и мало кто за его спиной осмеливался молвить о «сосновых людях».
Что ж, было – предки Барсета молились на холмах сосновым идолам, душили им в жертву пленников и пили кровь лосей. Но времена сменились. Кряжистые князья-варвары приняли Гром и Молот, их союз с империей был взаимно выгоден.
Несгибаемо крепкий, как мачта из вековой сосны, Барсет широким шагом вошёл к принцу, едва тот отобедал.
– Осмелюсь вас обеспокоить, эрцгере. Мне высочайше поручено передать вам…
– А! прекрасно, давайте, – поспешно утерев губы салфеткой, протянул руку Церес. – Хотите вина?
– Спасибо, воздержусь. – Барсет раскрыл кожаную папку и вручил принцу длинный голубой конверт
Что такое?.. Ответ отца не мог придти письмом. Церес взглянул на штемпель – «СКОРАЯ ПОЧТА ДВОРА», – затем на сургучную печать. Знакомый оттиск перстня!.. и родной почерк сестрицы в адресе: «Принцу Цересу, в собственные руки».
– Благодарю, это желанное письмо. Депеши? другие послания?
– Приказано доложить устно.
«Как?.. на личную шифровку – ответ через Барсета? Государь, так с сыновьями не общаются!»
Сохранив лицо, принц невозмутимо кивнул:
– Я слушаю.
– Его Величество велел мне осведомить вас о порядке командования в округе, – чеканил капитан-командор безучастно и чётко. – Поскольку ваш опыт касался малых парусных судов, а управление войсками было ограничено полком, во всех вопросах я буду Вашего Высочества покорным слугой, советником и распорядителем.
– Иными словами, – спокойно перевёл Церес его слова, – все мои приказы будут проходить через вас и лишь после этого – исполняться.
– Так угодно Его Величеству. Я только следую его распоряжениям.
– Ну, хоть письма вскрывать вас не обязали – и на том спасибо.
Два бестрепетных лица – обветренное, со щегольски подкрученными густыми усами соломенного цвета, и гладко-розовое, величавое, с тонкими чёрными усиками, – друг против друга. Словно следили, дрогнет ли у визави хоть одна жилка.
«Это запрещённый удар, эрцгере! я в генеральском звании – а рыться в чужих письмах пристало лишь крысам из тайной полиции!.. Вы желаете ссоры?»
«Бревно сосновое. Золотые эполеты – у тюремщика, видано ли?.. Нет уж, голубчик, пока я у вас в плену – извольте терпеть мои выходки. Что, проглотили? то ли ещё будет, когда я выйду на волю… Патента контр-адмирала вам не видать, как своих ушей. В один день – отставка и высылка. Марш-марш на родину, в болотные леса, к медведям и лосям!.. Лишить наград? ещё подумаю».
– Рад был увидеться, – продолжил принц ровным тоном. – Будете ли сегодня на представлении в «Океане»?
– Опереттами не увлекаюсь, эрцгере.
– Напрасно. Дивное зрелище, душевная услада. Возможно, ко мне приедет гостья – позаботьтесь приготовить всё к её визиту. До свидания.
Несколько минут после ухода Барсета принц молчал, потирая в пальцах голубой конверт.
Похоже, государь хочет и дальше держать сына в тисках. Пока сын не запросит пощады. Чего ждёт батюшка? Длинного покаянного письма, отказа от мятежных планов и мольбы об ином назначении – только без опеки флотской братии…
«Или следит – сорвусь ли я? Побег, подкуп охраны, какое-нибудь безумство… Тогда – лишение наследственного права. Объявит душевнобольным?.. Да мало ли удобных способов!»
Чтобы отвлечься, вскрыл письмо Ингиры.
Дорогой братец!
Я сейчас в столице. Мы с батюшкой вчера вспоминали Вас и сожалели о разлуке с Вами. Я была так опечалена, что слегла, и теперь пробуду дома до храмина-дня. Хожу лишь на молитву, занимаюсь чтением и перепиской…