— Эрита Гартен, кавалер-девица, — церемонно ответила Эри, оделив учтивого инопланетянина скромной улыбкой. Парень, о котором Лис ей столько говорила, в самом деле оказался любезным, с отменной — прямо-таки гвардейской — выправкой, умел польстить без капли подобострастия… а длинные волосы, собранные на затылке, делали его похожим на дворянина с красного Востока.

«Можно понять, почему он нравится Лисене. Вряд ли она признается в симпатии к нему — всё-таки пришелец… Простой воин?.. Держится благородно, как кавалергард».

— Огонёк, а ты что не приветствуешь свою девушку? — спросил Каси с ласковым укором.

«Которую? — Глаза Огонька растерянно перебегали с одной на другую. — Ох, мамочка, зачем же я на свет родился?!. чтобы в девчонках запутаться! Ах, собака, два хвоста… Пойти, что ли, с борта кинуться? Расшибусь, и делу конец. И не придётся обеих любить».

— Кадет, вы так смотрите, словно кого-то ищете, — язвительно заметила Эрита.

Тягостное мгновение казалось вечностью. Неизвестно, чем бы оно кончилось, но тут в коридоре за спинами Огонька и Каси послышался басовитый возглас:

— Лари?! вот так встреча! какими судьбами?

Верзила Сарго расклинил своих спутников мускулистым торсом, как тараном, и, улыбаясь во всё широкое лицо, протянул Ларе ручищу — пожалуй, мало что не с ларину ногу:

— Вот уж кому я рад!.. Я так полагаю, раз с тобой летим, то значит — повезёт! Представьте, барышня, — запросто обратился он к Эрите, — эта деваха мне однажды чуть мозги не вышибла. Почти в упор из револьвера саданула — бенц! На полпальца бы правей взяла прицел — и со святыми упокой, и шагом марш по радуге. А пушку, к слову, взяла с трупа охранника почтового вагона…

— Как вы интересно рассказываете!.. — слегка ошеломлённая его нахрапом, покивала Эри.

— …то есть у меня с ней — сплошная удача. К слову — с кем имею честь?

Ребят, которые морочат головы девчонкам, надо ссылать в покаянные монастыри на дальний юг, где воют ветры, а из ледяного моря скалятся клыкастые моржи.

Так жестоко думала Лара, глядя вниз сквозь стёкла смотровой площадки.

«Морской Бык» поднялся на милю над землёй — как любезно сообщил свободный от вахты флаг-мичман. Здесь, на высоте, уже алел восход, и огни столичных предместий потускнели в его сиянии. Вдали, за мерцающей лентой реки, ползали огоньки — лобовые лампы паровозов.

Краса неописуемая! но Лару она ни чуточки не радовала.

Чтоб не стоять рядом с Огоньком, она забилась между Лис и Касабури, за что Хайта дружески ей подмигнула. Служанке не нравилось, как юница искоса посматривает на гривастого воина, а тот ей отвечает сдержанными, но умильными взорами.

Сарго нашёл равного себе по званию виц-мичмана — командира пулемётных установок, — и солидно толковал с ним о железе, стволах и патронах. Им высота не высота и красота не красота, хоть ты вокруг пляши — одни железки на уме.

Уловив их разговор, присоединился и один из помощников Карамо, стройный ладный блондин с военно-полевым загаром медного оттенка:

— Вижу, гере, вы из кавалерии… Свой род войск не скроешь! Честь имею представиться — дицер конной батареи Котта Гириц.

— Рад знакомству, друг дицер. — Здоровяк радушно пожал руку красноармейца. — Корнет Родан Сарго. — Как и собеседник, своего полка он не назвал.

— К тому, что вы сказали об авиационных картечницах… — завёл блондин, и понеслось.

Короче, все нашли, кого искали.

Эрита повела очами — и Огонёк потянулся к ней. «На два слова», — пробормотал он Ларе умоляюще, уходя за принцессой, да так и застрял, оторваться не смог.

А как врал на первом свидании, в овраге: «Ты самая великолепная!»

Но лишь попала ему на глаза красная ведьма, поманила и что-то позволила — тотчас изменил, как предатель.

Вот и верь парням после таких штучек.

Обидно — не то слово!

Вместо ликования от высоты полёта — слёзы к глазам подступают. Хотелось тихо плакать.

«Подрастёшь, — пророчила ей в сердцах мама Рута, — и поймёшь, с чего иные родники солёные да горькие! От женских слёз и от девичьих. Разлука да измена — вот два горя, хуже смерти! В могиле не больно, а в жизни — как ножом режет!»

У мамы смолоду была история — вроде с восточным кавалером, как дядька Рубис по пьяни сболтнул. Они, восточные — погибель девичья, смазливы и речисты. Много ль надо, чтоб неопытную обольстить?.. Натешился — и бросил. Поди, сам в чинах, в орденах, в семье нежится, при дворе служит, а забытая утеха — в жёнах за мастеровым.

«Ни за что нельзя красным верить! А он… а этот…»

Стоило мельком взглянуть, как шушукается Огонёк с Эритой — и сердце кровью обливалось.

«Что я ему плохого сделала? Никогда, ничего! Или я некрасивая?.. Ну да — кровельщика дочь, из какого-то Гагена, а она… И Ветка в Гестеле сказала: „Ему подай чудесную и неизвестную“. Отыскал!.. Зачем её в пансион привезли? Посадили бы на золотую цепь, как люди говорят… Для чего ей учиться летать? Свистнет — её на руках понесут, вообще может ногами земли не касаться…»

Сейчас Ларе казалось особенно странно и противно, что ан-эредита — выше только императрица! — которой ни в чём нет отказа, стремится улететь вверх, даже туда, где нет воздуха. Сама, одна, по-ведьмовски.

«Кому, что она хочет доказать? И так по горло счастлива. Ну, ведьма — и летай без посторонних, в парках. Или у Красного царя владений мало?.. Это тёмная гордыня, — догадалась Лара. — Мол, я и до неба достану… Такая великая, на земное тяготение начхать. А ребят отбивать у своих, из союза — это как, от большого величия? Вот соберу Тёмных Звёзд и…»

К завтраку тут созывали звонком.

Шеф-стюард ловко рассадил публику — старших, младших, штатских и военных, господ и барышень. Всех юбок — за один стол, как в монастырской трапезной. Мебель была непривычно лёгкой, сделанной из трубок и фанеры; казалось, сядешь и раздавишь. Аэронавты воевали с природой за каждый фунт полезной нагрузки.

Видимо, по этой причине священник на дирижабле считался лишним грузом. Вместо него выступил командир корабля — сухопарый капитан-лейтенант:

— Господа и барышни, я рад принимать у себя на борту столь бодрую и молодую экспедицию. Надеюсь на взаимопонимание. Через два часа, если ветер не сменится, мы пересечём береговую черту и продолжим полёт над Малым морем, а завтра около полудня увидим Якатан. А теперь — помолимся…

В другое время Лару бы лихорадило от любознательности — какой он, остров Якатан? там якиты — вейцы с оливковым отливом кожи, женщины в жилетах и штанах, в наплечных покрывалах и тростниковых шляпах, там храмы как жёлтые сахарные головы, а вместо коров — длиннорогие буйволы…

Но сегодня она пропустила занятную новость мимо ушей. Мысли не о том.

Экспедиция обещала стать сплошным мучением. Придётся постоянно видеть, как Огонёк вьётся вокруг Эри.

«Было бы здорово, если б её утащила инквизиция, — подумала она самое злобное. — Колдовки держат ответ перед братством Серпа… Ей тут не место. Всякие придворные интриги — вот что для неё».

— Барышни из экспедиции после завтрака идут ко мне в каюту, — распорядился Карамо. — Кроме Хайты, которая кормит животное и прибирает за ним.

Красная половина империи, 2750 миль к востоку от Руэна.

Зона падения двенадцатой «тёмной звезды».

Это была плодородная провинция — в жаркие годы тут вызревала даже кукуруза! — а уж огородам, садам счёту нет. Пышные тучи проливались щедрыми дождями на южных склонах Делинских гор, и обильные реки текли, насыщая междуречья влагой, сливаясь в полноводную Эсту и дружным потоком устремляясь на северо-восток к Патериону, Красной столице.

Скоро, скоро должны были выйти на поля жнецы, зазвучать песни жатвы…

Но теперь сотни и сотни квадратных миль здесь были засеяны осколками, сожжены, политы отравой. Не возы с зерном тянулись к мельницам — шли армейские колонны, ползли дымящие самоходки, тянулись обозы — туда со снарядами, оттуда с ранеными. Центр провинции стал мёртвой зоной, опоясанной тройным кольцом траншей.