Из «Ночного Мира» его выперли. «Стойким» на входе приказали — не впускать. Раскается, возьмется за себя — тогда посмотрим, а до той поры на молениях Клону не бывать.

Заодно Клона попросили удалиться и из дома. Технический колледж он окончил, профессия есть, возраст не детский — живи сам!

Клон поселился у такой же неприкаянной. подружки. Оба по пять раз на дню зарекались от дури, но один, поймав другого на нарушении зароков, тоже бросался за товаром. Так и жили…

Поэтому Клон Дурман обрадовался, когда под вечер к нему заглянул Фосфор. Виду Клон не подал, но в душе появилась надежда — вдруг обратно позовут?.. «Тогда все в помойку! Голову обрею, голым в „Ночной Мир“ пойду, на коленях поползу…»

— Впишешь на ночь? — Фосфор поставил сумку, тяжело стукнувшую об пол.

— Не вопрос, — надежда Клона поблекла, да и самочувствие ей не способствовало — ныли и туго гнулись суставы, давило в груди, тошно подтягивало живот. — Фос, если тебе кто скажет, что я брата по вере не пустил, — хрястни ему от меня в рыло.

— Я в розыске, — предупредил Фосфор, осматривая логово. Тут была женщина — вон ее тапочки с помпонами, вон брошен халатик…

— Все мы, — зевнул Клон, — в розыске у Костлявой Леди. Когда-нибудь она нас всех найдет.

Шмыгая ногами, он добрался до ветхого комбайна, снял с него тарелку, смел засохшие крошки, плюнул на крышку дисковода и, стерев какое-то пятно, пустил запись.

— Самое вовремя такое слушать.

«Хлип, диск „Гриннин“, — механически отметил про себя Фосфор.

— Я в тяжелом розыске, — уточнил он.

Клон как не слышал — потряхивая патлами, притоптывал ногой.

— Меня ищет контора А'Райхала.

Клон вроде бы прислушался, но не хотел отрываться от песни.

— Ну и что? — Он даже не обернулся. — Ты мне брат, пришел ко мне — устраивайся. Места хватит.

— Твоя подруга не выдаст? Она могла видеть меня в новостях…

— Она одни моды смотрит и про то, как в Элитэ живут. И не стукачка по душе. Живи спокойно. Вот за соседей не ручаюсь — выродки.

— Спасибо, Клон. Я до утра — и пойду. А ты смотришься хуже, чем в песне. Крутит?

— Угу. Второй день уже, паршиво это. Похоже, мне обманку сунули — уж больно долго выворачивает. А до врача идти — дорогой околеешь.

— Хочешь терпозин?

У Клона вспыхнули глаза. Он выпрямился, вытер руки о рубашку.

— А есть? У тебя? Ты что — тоже начал?.. А где брал? Он не протезный?..

Заветную коробочку Клон ощупал и едва не облизал, любуясь фирменной маркировкой; Фосфор отобрал упаковку и сам выдавил Клону «шайбу» из блистера. Противно было наблюдать, как Дурман старательно разжевывает ее, как тщательно запивает, полоская рот, чтобы и крошка терпозина не пропала, а затем облизывает губы. Хлип пел про него.

— Ох. Ну, ты меня спас. — Клон растянулся на измятой, скомканной постели, блаженно прислушиваясь к ощущениям, — ломящие боли таяли, дышать становилось легче. Вообще терпозин — не наркотик. Им лечат неприятности на выходе. Но есть в терпозине дрянная особенность — если завысишь дозу, тебе все становится неохота и мимо. Ты не тянешься, а мертво висишь; ты весь неподъемный и прозрачный. Твои руки замирают на руле машины, на штурвале флаера, на рычагах экскаватора; пищит сигнал, включается автопилот, тебя бьют по щекам и спрашивают твое имя и фамилию. Некоторым нравится такое взвешенное состояние.

Начиная висеть, Клон без опасений глядел, как Фосфор раскладывает на полу тяжелые компактные детали. Вроде сборной мозаики, но получается двуствольная винтовка. Клон впадал в покой все глубже, а Фосфор, приладив лямки из шнура, убедился, что на плечах под плащом обе половины винтовки висят удобно, а защелки размыкаются на рывок средней силы. Состыковать стволы с прикладом — доли секунды. Он проделал это несколько раз.

— А за что тебя ищут? — спросил Клон уже вязким, непослушным языком.

— Я готовил теракт. И он удался.

— М-м-м-м. Уходить надо.

— Я должен сделать еще кое-что; потом уйду.

— Пути знаешь?

— Да. По манхлятникам, в обход видеокамер. Мое лицо заложено в систему мониторинга.

— Тебя кто-то умный учил… А то — беги сразу, не ищи приключений.

— Не могу. Они убили мою девушку.

— А-а-а-а-а. Это повод. То есть, — до Клона медленно дошло, — кого убили? Нашу, из храма?!

— Нет. Ее звали Лильен.

— Лиль… — Клон наморщился, с усилием открывая память. — Не знаю. Но угораздило тебя по-крупному, однако.

Вместо ответа Фосфор вновь щелкнул, соединяя половинки в цельное оружие, и вскинул винтовку к плечу.

— Я хочу помолиться. У тебя есть первый диск Пророка?

— Как же! — воспрял Клон, поднимаясь. — Чтоб у меня — и не было!..

Подарок! Увидеть, как молится Фосфор, — все равно что Друг к тебе зашел!..

Лента привыкла, что в доме звучат диски Энрика. Не удивлялась, когда Клон танцевал сам с собой, слабо и сипло вторя голосу из динамиков — голосу то бархатно-плавному, то страдающему, то гремящему так, что душа вздрагивала. Иногда, если песня врезалась в сознание, сливалась с ударами сердца — просила выключить, и тогда они скандалили. Но, войдя и увидев полуобнаженного парня, чьи длинные волосы разлетались вслед сильным поворотам торса, а руки плыли в воздухе, Лента загляделась, залюбовалась на него, в то же время чувствуя, что не к добру это все — песня, танец и музыка. Парень был — как воплощение горькой и славной судьбы, о которой пел Энрик.

Эрла Шварц, не менее чувствительная, но более проницательная, сказала бы: «Вот — совершенство, обреченное на гибель».