Кажется, даже Теор был удивлен.

— А что такого? Если сумеешь объяснить так, что и плюшевой сове понятно будет, то значит как минимум понимаешь, о чем говоришь, а не просто что-то где-то услышала и повторяешь. А ты бери на вооружение, — это было ясно сказано магистру. — Только Веру не отдам, ищи себе сам кого-нибудь. И не из моей коллекции.

Альба попыталась сохранить серьезное выражение лица, но по виду магистра — получилось не очень. Судя по всему он сам был когда у профессора Данн студентом или что-то вроде того, и с возрастом это никак не поменялось.

— Вера ждет, — при этих словах сова помахала крыльями.

Альба сбилась на истории учения о темпераментах и Гиппократе. Посмотрело на сову. Плюнула на все и попыталась рассказать как понимала:

— Наш разум управляет телом с помощью нервных импульсов, благодаря которым мы можем оперировать конкретными и абстрактными образами, реагировать физически на окружающую среду, и, в общем-то, жить. Но скорость реакции, скорость появления этих импульсов, как и сила, у разных людей различается. Поэтому кто-то взрывается от пустяка, который другой осмыслит лишь через несколько минут, когда переменится ситуация, кто-то способен предаваться фантазии о других мирах смотря на снег за окном, а кто-то, наоборот, никак не реагирует ни на какие отвлекающие факторы. Поэтому в страхе одни замирают, другие бегут, а третьи нападают, и поэтому кто-то легко пресыщается обществом, а другим людям, наоборот, нужно больше и больше общения. При это развивается нервная система до рождения человека, формируя четыре основных варианта, но многие типы реакций закладываются в течении жизни, выводя при некоторых ситуациях из равновесия самого спокойного или, наоборот, не задевая даже обычно остро чувствующего. Теорий о соотношении природного и социального в поведении людей довольно много, но, разумеется, померить это нельзя, и получаются следующие варианты…

Конечно, охватить все было просто невозможно. Над вопросом работали и педагоги, и психологи, и социологи, и философы…

На удивление, Альба, общаясь с совой, как-то увлеклась переводом своих знаний на понятый язык, дойдя до присходинамической теории Фрейда — той, где все проблемы из детства, а потом было про Эго, Супер-Эго, Ид, теорию социального научения вообще из другого научного подхода…

Говорили она до самого вечера. Про граничные условия Альба выяснила. Как и то, что некоторые и известные ей теории и пересекались с магическими. И про то, что она несколько вещей вообще неверно понимала… Общаться с профессором Данн было интересно, тем более что она, как поняла Альба, немалую часть своей научной деятельности посвятила как раз поведенческим исследованиям, хотя и работала как раз в местном аналоге скорее когнитивистских теорий, чем исключительно бихевиористских.

В итоге Альба вернулась в университет на вызванном профессором дилижансе. Это был даже не аналог такси, а, кажется, что-то вроде личного транспорта. По крайней мере возницу пожилая леди знала и в лицо, и по имени. Теор же остался в гостях у профессора, взяв обещание не встревать никуда. Куда она должна была встрять сидя в дилижансе — было решительно неизвестно.

Перед сном осталось только проверить конспекты на завтра — бытовая магия осталась по понедельникам, как и теория, а историю заменила магическая этика. Впрочем, за каникулы Альба сумела достаточно корректно оформить несданные вовремя работы, благо рука не болела, как в начале прошлого семестра, да и писать за это время пером она научилась.

Прошлый семестр она встречала с растерянностью и тревогой, этот — с интересом.

**

— Занятное создание, — заметила архимаг Данн, наливая себе еще чая. Теперь — с хорошим тишильским коньяком. — Чем-то похожа на тебя в молодости, только без криминальных наклонностей.

Теор почти залпом проглотил чай, желая скрыть смущение. Вот поэтому он и откладывал личный визит к профессору. Ладно хоть большинство других его преподавателей давно покинули нынешнее место работы, а то наверняка пришлось бы оказываться в таких ситуациях еще не один и не два раза.

— Присматривай за ней. Насколько я могу судить, в ее мире информации намного больше, и потребляют ее, особенно в юном возрасте, куда интенсивнее, чем мы привыкли. Это даже без выраженного перекоса потенциала в менталистику способно давать непроизвольное использование простейшего контакта.

Теор кивнул. Он предполагал, что Данн скорее всего прочитала в сознании Пришедшей и историю с внушением, но все же архимаг обсуждать ее не стала, лишь продолжив:

— Я смогу настоять на принудительном обучении, но — до определенных пределов, разумеется. Потенциал есть, жаль будет блокировать его после какой-нибудь скверной истории, которую наверняка раздуют в Совете. Ладно, я знаю, что ты не только ради потенциального решения потенциальных проблем в гости пришел. Хотя мог бы, кстати, и работу свою принести. Видела я публикацию — кто так тезисы формулирует?

Теор только вздохнул. Про себя. Вот потому и не пришел…

Архимаг смягчилась.

— Будешь подавать в «Вестник», а ты будешь, я слышала об истории с последователем Ольгафа. Словно Вар Вранн не в курсе, чем закончил основатель его любимой идеологии. Все равно рано или поздно выплыло бы наружу. Вытянул из него что-нибудь ценное?

— Увы.

— Ладно. Рассказывай. С самого начала. Потом покажешь.

Теор налил себе еще чая и начал описывать все, что узнал с последнего разговора с архимагом. На последней поездке к прячущемуся де Виллю он остановился подробнее:

— Я нашел Антуана. Не совсем я… В общем, нам удалось пообщаться.

То, что бывший заместитель декана факультета прикладной магии при этом висел вверх тормашками и говорил только тогда, когда Теор ему позволял, стоило опустить. Антуан попробовал сбежать, и пришлось ловить по всему городу. Благо, опыта Гончей хватало для самой простой самозатягивающейся петли на ноге. Вися в воздухе так далеко не каждый маг сможет нормально колдовать, а де Вилль, несмотря на солидное пребывание в университете, магом в итоге был еще более безалаберным чем Вар Вранн. Причем потенциал у Антуана был, но он предпочитал наслаждаться жизнью без забот, а не заниматься самообразованием. Но, надо отметить, подлость Антуан де Вилль, при всех своих недостатках, совершать не захотел. Теор взялся пересказывать все, что узнал от своего беглого предшественника.

— Де Вилль состоял в Хранителях Короны, как они себя называют. Вступил в юности за компанию с парой родовитых друзей-робинистов, и так и остался там, хотя появлялся на собраниях нечасто. Антуан не был увлечен идеологической стороной вопроса, но ходил туда скорее по привычке, да, и, как я понял, ему льстило внимание к своей родовитой персоне, заискивание юношей и намеки девушек. Там он познакомился и с Вар Вранном, благодаря которому и пришел на освободившееся тогда места заместителя декана на факультет, не желая учить, но устав от намеков родственников на то что надо заняться делом, и там же познакомился с Лионелем ре Каром — когда провалил первую оценку у менталиста и пожаловался об этом на собрании. До того, как я понял, они не общались. Антуан хотел получить место, ведь он, по сути, при тогдашнем декане мог заниматься чем угодно в свое удовольствие, и в случае чего просить помощи у родни для того чтобы сгладить конфликты. Да и все понимали, из какой Антуан семьи, так что с ним, скажем так, смирились. Тем более что откровенного вреда он не причинял и что-то худо-бедно делал. Его «дружба» с ре Каром подразумевала закрытие допуска от менталистов, да и кое-какие еще дела позволяла делать. Взамен же Лионель. До тех пор, пока Антуан не ухитрился проиграться в карты и залезть в долги, о чем не собирался ставить семью в известность. Де Вилль поделился этой проблемой — и получил деньги взамен на услугу, «службу короне». И попал на встречу с одним из Сокрытых, который объяснил ему задачу и наложил печать о неразглашении.

— И ты сломал печать, — Данн не спрашивала, а утверждала.