— Ну, тогда, — Алена задумалась. — Расскажи мне про Змея. Всю правду про его женитьбу. Чую я, что-то тут непросто.
— Ох, милая, — Щука смущенно зашамкала зубастой пастью. — Знать-то я все знаю. Да вот с памятью у меня плоховато. Бывает, вспомню что-нибудь, а потом снова забуду. Тебе ведь про стародавние времена надо?.. А я вот даже не помню, кого я намедни ела — окуня или карасика? Я и заклинания каждый раз новые придумываю, потому что старых не помню.
— Ты же все можешь. Закажи себе доктора, самого наилучшего, какой только есть в этом мире. Пусть он твое беспамятство вылечит.
— А что, это мысль хорошая! — Щука довольно ощерила пасть, развела плавниками, крутнулась на месте, щелкнула зубами, и прямо перед остолбеневшей Аленой возникла лавка, на которой сидела Баба-Яга с веретеном в одной руке и прялкой в другой.
— Э-то еще что такое? — Яга растеряно оглянулась, а затем гневно вскочила с лавки. — Кто посмел?! — тут она увидела щуку и всплеснула руками. — Михевна, ты что ли?!
— О! — обрадовалась Щука. — Тебя мне и надо. Как же я про тебя раньше не вспомнила? Выходит, ты тут и есть наилучший доктор!.. Будь добра, излечи меня от этого, как его… Название забыла.
— От склероза, — напомнила Алена.
— Излечить-то дело не хитрое, — Яга уселась у края воды, — Только ты сперва объясни, как тебе удалось меня сюда выдернуть? У меня ж в избушке все закрыто от любых заклинаний! Даже царю Морскому меня с места не сдвинуть, да что сдвинуть, подсмотреть за мной ему не под силу.
Щука виновато развела плавниками.
— Сама не помню, как так вышло… Вообще-то я самого лучшего лекаря хотела себе наколдовать. А тут — ты… Но ведь я и про лекаря заклинание уже не вспомню. Говорю — склероз у меня…
— Ну, вот что, — Яга решительно схватила огромную рыбу на руки. — Пошли лечиться. Пока не вспомнишь, не отпущу.
— Подожди, — Алена ухватила Ягу за рукав. — Мы тут со Змеем придумали, как Черномора проучить. Пожалуйста, подтверди Черномору, что Горыныч умер, а то он мне не поверит.
— И правильно сделает, — Бабушка нарочито нахмурилась, но глаза ее под густыми бровями лукаво улыбались. — Нечего тута позорища разыгрывать. Ожил — и слава Роду. Чего это я буду ради ваших проказ в грех входить, родному брату врать? Вот пусть мне тогда Змей ковер-самолет асбестовый пригонит… И пусть поклянется, что никак не тронет моего братца.
«Змей, солнышко! Слышишь ли ты, о чем мы тут с Бабушкой толкуем?»
«Слышу, милая. Сейчас все уладим».
Яга замерла на секунду, со щукой в руках, прислушиваясь к чему-то, а затем удовлетворенно кивнула. Щука, захлопала жабрами и забила хвостом:
— Не томи, Яга. Тащи скорей меня в воду. Задыхаюсь же…
— Ну, считай, договорились. Поехали, Миевна, лечиться, — Яга, со щукой в руках, села на скамейку и исчезла.
— Вот и славно, — улыбнулась Алена. И, повернувшись лицом к морю, мысленно обратилась к Лебеди:
«Лебедь, ты можешь передать богатырям, чтобы бросали котел и возварщались скорее на заставу? Пусть ведут себя так, словно Змей уже умер».
«Опять вы какую-то аферу придумали, — в голосе Лебеди послышалась укоризна. — Ладно, ладно. Через Алешу все передам».
«Да еще вот что. Передай Черномору, мол, умер Горыныч. Там уже и камень поперек треснул. Так что все достоверно получится. Пусть завтра же везет статую Кощею, а то деньги не получит».
Лебедь в ответ рассмеялась: «Плохо ты еще моего дядю знаешь. Деньги он с Кощея уже получил… Ну ладно. Передам. Горыныч что, представление с оживлением собирается устроить?»
«Собирается».
«Ох, не нравится мне это. Как бы он дядю моего не прибил сгоряча».
«Не прибьет. Он обещал».
* * *
Богатыри и Персиваль вернулись на заставу уже затемно. Персиваль, оказывается, ездил к источнику на Черной — лошадке Алены. Похоже было, что новый всадник пришелся капризной лошади по нраву. Рыцарь первым делом тихонько уточнил у Алены, правда ли, что со Змеем все в порядке. Погостить на заставе он отказался, и остался только переночевать.
Провожали его на рассвете. Богатыри подарили Персивалю хороший лук со стрелами, булатный меч и трофейную золоченую кольчугу.
Юноша нагрузил подарки на своего боевого коня, поцеловал руку Алены, обнялся с богатырями и ускакал.
— Эх, какой бы из него богатырь вышел, родись он на Руси-матушке, — вздохнул Илья.
А в полдень этого же дня Алена вместе с Ильей Муромцем, Добрыней Никитичем и Алешей Поповичем устроили пикник на берегу моря, не вдалеке от богатырской заставы. Расстелив скатерть-самобранку, они расселись вокруг нее, ожидая обещанного Змеем представления.
— Ох, Аленушка, Аленушка, — вздохнул Илья, обгладывая баранью ногу. — До добра не доведет любовь-то Змиева. И со Змеем-то от любви беда приключилася.
— Людям с людьми знаться надобно. А других всех держать на расстоянии, — подтвердил Добрыня, отхлебывая пиво из жбана.
— Да уж, с колдунами жизнь не сладкая, — вздохнул Алеша, задумчиво глядя на море. — Как-то там сейчас моя Лебедушка? Все играет, никак не наиграется, колдовством своим никак не натешится…
— Так и ты, Алешенька, играешься. Удалью, да силой богатырскою, — заметила Алена, отрывая от грозди виноградину. — В смертный бой пойдешь, ее не спросишься. Думаешь, царевне это нравится?
— Ты, Алена, зря все это путаешь, — покачал головой Добрыня. — Бой — мужское дело, богатырское…
— Смотрите, смотрите! Летят! — Алена указала на небо.
Низко, почти над самой водой по небу летел белый, асбестовый ковер-самолет Черномора. На широком несгораемом ковре громоздилась статуя — окаменевший Змей Горыныч.
Алеша удивленно всплеснул руками:
— Но ведь Лебедь говорила, что он…
— Тсс! — перебила его Алена. — Вам ведь сказано, помалкивать до времени. Вот, поешь-ка лучше виноградика.
— Верно, Алешенька, — сзади к богатырю подошла царевна Лебедь. Обняв его за плечи она поцеловала богатыря в ухо. — Потерпи немного. Думаю, сейчас будет очень весело… Мне, например, хочется увидеть сейчас лицо своего дяди.
Лебедь, не выпуская Алешу из объятий, достала свое зеркальце и принялась водить по нему пальцами. В зеркальце тут же проступило лицо Черномора. Карлик сидел на ковре-самолете, опираясь локтем на каменную морду Горыныча. Заметив внизу, на приближающемся морском берегу, трех богатырей, Алену и Лебедь, Черномор самодовольно ухмыльнулся, помахал им рукой, а затем щелкнул каменного Горыныча по носу.
— А теперь я тебя по носу щелкну, — каменная голова Змея улыбнулась, обнажив огромные, уже не каменные, а вполне живые зубы. Тонкий слой застывшего камня пылью и мелкой крошкой слетел с морды Змея и со всего его тела. Встав на лапы, Змей потянулся, расправил крылья и крутанул хвостом так, что асбестовый ковер-самолет качнуло из стороны в сторону.
— Помогите! — завопил Черномор и бросился с ковра вниз, в воду.
— Странно… Я же ему еще ничего не сделал. И чего это он меня испугался?! — Горыныч радостно захохотал и выпустил дым из ноздрей. — Пугливый он какой-то стал… Лебедь? Ты что ли на меня любуешься? А, во-он вы где! — заметив их на берегу Змей радостно помахал хвостом, а затем, ухватив ковер-самолет в когти, часто замахал крыльями. Полетел Змей к центру Заповедного леса, к избушке Бабы Яги.
— Вот видите! — Алена просто сияла. — Как он Черномора, а?!
— Если ты ради этого колдовала и металась, то прощаю, — улыбнулся Алеша и обнял свою Лебедь.
— А ведь я так и не верил в его смертушку, — тряхнул головой Добрыня Никитич. — Сердцем чуял, что живой еще Горынушка.
— Вот все и к лучшему, — Илья, благостно улыбаясь, пригладил свою бороду. — А котел-то там стоит, набирается. Может, зря мы все же его бросили? Он бы пригодился Горынычу.
— Все вы правильно сделали, — успокоила их Лебедь, — Черномор окончательно поверил, что Горыныч умер только после того, как увидел, что вы поехали обратно, бросив котел с живой водой. Змей-то про котел знает. Сам теперь слетает и заберет.