Он пытался язвить, но затрясшаяся нижняя губа смазала весь гонор, превратив внезапную браваду в жалкое икание.

— Ни то, ни другое. Она, — Никкорд выделил голосом последнее слово, — стала моей женой. Я остаюсь в Вельдоме. Веледи и новый орлорд поставлены в известность о наказании за содеянное тобой. Югорд сопроводит тебя в Подгорную крепость, и ты приступишь к службе на границе с Безымянными землями. Надеюсь, — Никкорд нахмурился, — ты сможешь достойно принять свою судьбу, Палорд.

Краски вернулись на лицо юноши. Никкорд стиснул зубы и сжал кулаки, поморщившись: та самая пресловутая надежда, о которой говорила Вефиделия на скальном выступе, пробивалась бледными розовыми пятнами на щеках Палорда. Не раскаяние, не принятие заслуженного, а надежда избежать кары от руки той, кто действительно имела все права на возмездие.

Палорд скользнул взглядом по лицу Никкорда и потупил взор.

— Благодарю, отец, — сдавленно произнёс он. — Поверь, я понимаю, что ты для меня сделал.

Никкорд кивнул и переступил с ноги на ногу.

— Тебе принесут воду, свежую одежду и еду. Увидимся через час.

Мужчина развернулся к дверце и покинул временную тюрьму, раздавая указания и старательно не глядя на Вефиделию, не изменившую своего положения на крыльце.

В её молчаливом присутствии Никкорд вдруг ощутил незримую поддержку. Тяжесть от принятого им решения разделялась с грузом на душе Вефы, и нести их вдвоём стало немного терпимее.

Вефиделия пристально рассматривала сучки и зазубрины на грубых досках пристройки, улавливала колыхание тени Никкорда в просвете дверного проёма и всё глубже и глубже впивалась ногтями в ладони. Она безотчётно отвечала на почтительные приседания и поклоны проходивших мимо неё людей, сохраняя внешнюю отрешённость. Отслеживая малейшие шевеления и, казалось, даже сквозняк, проникающий в дыры в стене, Вефа всё равно неожиданно внутренне вздрогнула, когда вышел Никкорд.

Он не смотрел на неё, но непроницаемое выражение его лица, усугублённое изломом разорванной брови, и отрывистые приказы вместе с резкими жестами выдавали напряжённость и… неприязнь, которую он гнал от себя, но та издевательски просачивалась обратно. Ужасное разъедающее чувство по отношению к человеку родной крови, которого изначально и без условностей готов принимать и любить. Чувство, вызывающее не меньшую неприязнь к себе самому, приправленную стыдом, сожалением и безысходностью. Такое знакомое Вефиделии и всё же более невыносимое для Никкорда. Непроизвольно Вефа разделяла с ним эту общую горечь, и, будучи располовиненной, обжигающая яркость её вкуса немного притуплялась.

К веледи обратился дворецкий, желая получить одобрение хозяйки замка по размещению новых воинов Орда.

— Полагаю, в Северной башне достаточно свободных помещений, — ответила Вефиделия, сфокусировав на нём рассеянное внимание и оставляя подробности на его усмотрение.

К ней подходил казначей, которому она назначила время после обеда. Не вслушиваясь, Вефа утвердила главной поварихе расширенное меню на несколько дней. Затем отправила деревенского старосту к хранителю традиций по возникшим земельным спорам. И ни на мгновение не теряла из виду как высокую фигуру супруга, передвигавшегося по двору, так и темницу Палорда, куда заносили то ведро с водой и стопку вещей, то накрытый поднос.

Заметив приближающуюся к ней Ялгу, Вефиделия быстро спустилась по лестнице и поспешила к подъёму на стену, заранее взмахнув рукой, разгоняя скучковавшихся в его основании ребятишек. Знахарка не решилась окликнуть веледи ни по титулу, ни по имени и лишь печально глядела в прямую спину взлетавшей наверх, прочь от неё, девушки, беззвучно повторяя одними губами: «Отпусти его, Фиде!»

Совершив медленный прогулочный полукруг почти вслепую, не различая знакомых просторных пейзажей Вельда и постоянно сбегая взглядом на ограду замка, Вефиделия обнаружила, что Никкорд вновь направился к кузнице. Она свернула к ближайшим ступеням и заставила себя не бежать по ним. Достигнув нижних, Вефа встретила острый взгляд Югорда.

— Позволите, веледи? — Мужчина галантно протянул к ней руку, предлагая воспользоваться ею вместо отсутствующих перил.

— Благодарю, господин Югорд, — Вефиделия коснулась его ладони кончиками пальцев и степенно преодолела оставшееся до земли расстояние.

Ей показалось, что Югорд намеревался сказать что-то ещё, но они оба отвлеклись на хлопок распахнутой настежь двери. В их сторону шёл Никкорд, за которым следовал похудевший бледный Палорд. С каждым их шагом во дворе становилось тише.

Никкорд остановился у одной из повозок, обернулся к сыну и заметил возбуждённый взгляд Палорда, рыскающий среди осёдланных лошадей.

— Ты поедешь в ней посреди отряда, — сообщил Никкорд, хлопнув по деревянному бортику, и Палорд не успел потушить злобную вспышку в мутно-серых глазах. — Сесть верхом сможешь, только когда прибудешь на место службы.

— Меня свяжут? — вопрос прозвучал спесиво.

— Нет, — криво усмехнулся Никкорд, — если не надумаешь устроить какую-нибудь глупость.

Палорд качнул головой, пригладил упавшую на лоб седую прядь и наконец в упор посмотрел на Никкорда.

— Выпьешь со мной вина на прощание, отец? — Палорд приподнял небольшую початую бутылку, которую ему принесли вместе со снедью, а он захватил с собой.

Никкорд оценил прямой взгляд сына и попросил вытянувшегося в стойку стража принести два кубка.

Вокруг воцарилась вязкая тишина. Она заглушала все звуки, перебивая их осязаемым тревожным ожиданием. Полоснувшим по нервам скрежетом прошуршали подошвы вернувшегося воина. Гулко плеснулось на дно посуды бордовое вино. Тонкая рука легла на пояс Никкорда, и гибкое женское тело прижалось к его боку, оставаясь слегка позади.

— На вино не претендую, — прожурчал звонкий голос, и голубой взгляд открыто придавил Палорда, который скукожился под ним, выронив бутылку и вцепившись в толстую ножку кубка. — Но дополню напутствие.

Вефиделия плавно скользнула ладонью по спине Никкорда, провела по окаменевшим мышцам его плеча чуть выше полусогнутого локтя, встала рядом с мужем, свободной рукой подоткнула выбившийся солнечный завиток под туго собранную косу и одарила Палорда жуткой улыбкой, растянувшей её губы, но не затронувшей глаза.

Юноша сильно сглотнул, стукнулся задрожавшим кубком о кубок Никкорда и вперил взгляд в кажущееся чёрным вино.

— Палорд, — позвал Никкорд.

Он вскинул оглаженную нежными пальцами руку, чтобы обхватить шею сына и таким образом потребовать от него поднять голову и оторвать испуганный взор от зарябившей жидкости.

Только одновременно с его движением взметнулась рука Вефиделии, странно блеснув в воздухе, и что-то острое вонзилось в мужское запястье, царапая по кости и прошивая насквозь кожу.

Никкорд замер, разглядывая красный кончик гладкой спицы, которая застряла в его плоти и остановилась в ничтожной близости ровно напротив вздувшейся синеватой жилки на шее Палорда.

Вельд настороженно затаился. Само время остановилось. В его сковывающей неподвижности захлебнулись слова и дыхание. Все, стоявшие поблизости, скорее не увидели, а интуитивно застыли под натиском боли, исходящей от веледи и господина. Те, кто находились вдалеке, прекратили суетиться, как будто любое шевеление несло непреодолимую опасность.

Никкорд медленно сдвинул руку в сторону, и всхлип дёрнувшегося назад Палорда, осознавшего, кто являлся намеченной конечной целью броска Вефиделии, с оглушающим свистом хлыста разрушил воцарившееся оцепенение.

Загомонили птицы, вторя залязгавшим клинкам, высвобождаемым из ножен. Двор Вельдома разламывался на своих и чужих. Матери тащили упирающихся детей прочь к замковым постройкам. Мужчины бросали переносимые мешки и охапки сена, сжимали рукояти ножей, черенки вил или просто голые кулаки и подтягивались к центру.

Никкорд отшвырнул кубок, который продолжал держать поднятым в неуместном тосте. В нём бешено разгоралась ярость, которая соперничала с восхищением и разочарованием. Чтобы не выпустить их сейчас наружу, он сосредоточился на вспоровшей его кожу игле, заставляя себя сохранять голову холодной. Длинные женские пальцы напряглись и резко вынули тонкий стержень, оказавшийся искусной шпилькой, украшенной с тупого конца идеально круглой жемчужиной. Оба прокола на запястье сразу закровоточили, и красные нити извилисто заструились под подвёрнутый рукав.