— Бескрайние земли сурового Вельда,

Великие, просторные, необъятные.

Кровью узором высечены в сердце,

Любимые, знакомые, неохватные.

Заложены в память родом отца,

Запечатаны материнским молоком.

Я дочь твоя, чем сильна и горда! — на этих словах из глубин скалы отчётливо послышались ритмичные удары, звучащие волшебным каменным аккомпанементом клятве правительницы.

— Верная, в лике и духе твоём святом.

Предательства ни за что не стерплю,

Изничтожу, тверда умом и рукой.

На самом краю Вельд благословлю,

Преступив за него черту за чертой.

Вефиделия замолчала, а все представители Вельдома почтительно склонили головы перед охваченной ярким золотистым сиянием веледи Вельда. Она повернулась и приняла из рук Давеная кинжал повелительницы, в кованой рукояти которого красовался крупный прозрачный лазурный камень в обрамлении всё тех же молочных жемчужин.

— Отныне Вельд нарекает вас веледи, — громко объявил хранитель и низко поклонился.

Вефиделия вложила клинок в ножны, скрытые в богатых складках подола, и прошла на середину выступа. Юноши с подносами мелких камешков приблизились к ней. Она брала по очереди осколки скальника, согревала их в светящихся ладонях и вручала каждому подданному с улыбкой и едва заметным приветственным кивком. Люди поздравляли, благодарили и шептали пожелания новой веледи. Каменные дары с частицей силы Вельда бережно прятались в карманы как обереги и символы защиты народа своим правителем.

Когда поток подданных иссяк, Вефа рассыпала оставшиеся камешки по выступу. Монотонное занятие позволило ей привести в порядок мысли и успокоиться. Она постаралась по-особенному тепло улыбнуться Руфольду и дать понять Калее, что услышала шёпот женщины о готовности, пока ловкие руки заплетали её волосы в тени замка.

— Желаете побыть здесь одна? — спросил Давенай, когда Вефиделия оглянулась на окончание выступа.

— Нет, — ответила и, не успев полностью отвернуться, сделала шаг вперёд.

Прежде чем увидеть подошедшего Никкорда, она ощутила его присутствие и замерла, подавляя в себе желание отпрянуть.

— Веледи, — произнёс он, глядя в глаза, но её шею и голые плечи начало покалывать, словно она вдруг предстала перед ним неодетой.

— Господин, — произнесла без всякого выражения, удерживая его взгляд.

— Поскольку мне выпала честь быть свидетелем вашего посвящения, не осчастливите ли и меня своим подарком? — Никкорд посмотрел на раскатившиеся вокруг камешки.

— Я уже осчастливила таким осколком вашего дурачка Дорда. — Вефиделия легонько пнула в сторону маленький осколок, упавший прямо перед носком её туфли. — Но если у господина имеется лишний глаз, то я с удовольствием осчастливлю и его таким же образом.

Никкорд широко усмехнулся.

— В таком случае, пожалуй, ограничусь пожеланиями долгого справедливого правления.

Вефиделия ничего не добавила, обошла мужчину и направилась обратно к воротам Вельдома.

Обнажённую кожу продолжало покалывать. Вефиделии хотелось укрыться от пристального внимания откровенно рассматривающих её мужчин, и она благодарно пожала руки Ялги, накинувшей на её плечи сшитый сразу после рождения Вефы плащ веледи.

Сегодня она перестала быть вольной девчонкой, которая могла припустить по склону к Вельдому, подоткнув мешающий подол, и юркнуть в боковую дверцу в стене за пышно разросшимся кустарником. Как бы сильно ни тянуло ускорить шаг, Вефиделия следила за прямой осанкой и размеренно шла вместе со своими людьми, провожаемая изучающим взглядом синих глаз, которые своим цветом удивительно напоминали далёкое от берега море. Теперь её задача — подавать пример выдержки и хладнокровия и сохранять хотя бы видимое спокойствие. Вопреки иголкам на коже даже под покровом плаща.

Никкорд смотрел вслед золотистой девушке, и выражение его лица не поддавалось определению. Вефиделия притягивала. И этому притяжению совершенно не хотелось противиться. Напротив, хотелось узнать её. Смелая и порой не по годам мудрая, она всё же оставалась юной девушкой, порывистой, дерзкой, смущающейся, хотя и старалась этого не показывать. К тому же она была очень красива.

Сойдя с выступа и перестав искриться, Вефиделия перестала восприниматься потусторонней велшбой. Она искренне общалась с каждым из многочисленных жителей замка и прилегающей к нему деревни. В силу молодости или неискушённости юная веледи абсолютно не осознавала колдовской силы девичьих чар, которыми природа щедро одарила её. Зато простые движения изящных рук, наклон головы и гибкий стан развеяли морок от светящегося неземного видения на краю обрыва. Вожделение и вполне понятный жаждущий блеск пробудился в глазах мужчин, месяцами лишённых женского общества. Вефиделия могла разжечь желание, оставаясь всё такой же недоступной для окружающих. Это недвусмысленное внимание его воины перенесли на других женщин, сопровождающих веледи.

Никкорд отметил взаимный интерес, с которым некоторые девушки Вельда поглядывали на его воинов. Возможно, по обоюдному согласию грядущая ночь для кого-то пройдёт в тепле. Он отвлёк мужчин от многообещающих переглядок приказом возвращаться за ворота замка и первым направился к Вельдому.

Во дворе кипела жизнь. Ордовцы убирали остатки кострищ и спорили с конюхами о корме для лошадей. Вельдомцы сновали от колодца на кухню с вёдрами воды и уже принялись чинить поломанные телеги. Стражи Вельда и Орда по очереди обходили крепостные стены, демонстрируя зыбкий нейтралитет и чрезмерно аккуратно не задевая друг друга при встрече на обзорных площадках.

Югорд спустился с надвратной башни, как только увидел Никкорда.

— Выбрал, кто отправится на Дальний мыс? — военачальник, не останавливаясь, повернул к конюшням.

— Кор, ты уверен, что следует выпускать подводу? — Югорд нагнал Никкорда. — Думаешь, эта девчонка не попробует предупредить своих воинов там?

— Не сомневаюсь, что попытается. — Никкорд остановился и взглянул на товарища. ­— Знаешь, я надеюсь, что она отправит им весточку, и, если придётся, буду иметь дело с воином-горой.

Югорд нахмурился.

— Успел проникнуться к золотой девочке?

— Я слишком хорошо понимаю её желание отомстить и уничтожить Палорда, — Никкорд придавил тяжёлым взглядом своего друга. — Это мешает. Палорд должен ответить за свой поступок, но убить его я не дам. Я не политик и не советник правителя, а просто воин. Не с ней же мне устраивать поединок. Пусть прибудет военачальник Вельда, и меч нас рассудит в бою.

Югорд похлопал Никкорда по плечу и произнёс:

— Палорд заперт в одном из стойл. Ему уже передали утренний ломоть хлеба и кувшин воды. Его охраняют как от побега, так и от возмездия.

Никкорд кивнул.

— Хочу задать ему ещё пару вопросов. — Он возобновил движение к конюшням, но раздавшиеся от дверей Вельдома вопли заставили его снова притормозить и обернуться.

Под напором двух стражников с крыльца нехотя спускался мелкий худой пожилой человек. Он прижимал к груди охапку каких-то вещей, явно схваченных впопыхах. Среди них торчали серебряный канделябр и книга, свисали ночной колпак и вышитый драгоценными камнями широкий пояс. Старик громко возмущался вопиющим произволом.

— Ты не имеешь права так со мной поступать! — Его никто не трогал, но он пятился по ступеням, словно его подталкивали. — Я служу высшему существу. — Привстал на носочки, всматриваясь между плечами стражей. — Не человеку распоряжаться моей судьбой! — выплюнул в сторону открытого прохода в замок, брызгая слюной.

Чуть не усевшись после неловкого приземления с последней ступени, он заозирался по сторонам и подобрал край дорогого пояса.

— Что за очередное недоразумение? — спросил Югорд, когда они с Кором подошли ближе.

— Полагаю, сейчас узнаем, — ответил Никкорд, оценивая крикливого человечка с тонкой кожей на руках, не знающих физического труда, и бегающими злыми глазами, прячущего что-то, видимо, ещё более ценное для него, в крепко стиснутом кулаке.