Свет не требовался — мужчина и так понимал, что двери не заперты, не потому, что его ждали, а потому, что самой хозяйки нет в спальне. Она снова его обыграла. Ни один засов не сравнился бы по крепости с волей этой девчонки.

Танцующее пламя озарило всю комнату. Лохань исчезла. В лунном свете, льющемся с террасы, витал свежий аромат разнотравья. Постель была застелена, без признаков потревоженности её убранства. Никкорд обошёл пустые покои, постоял возле столика с туалетными принадлежностями, вышел в коридор и услышал покашливание, обычно предваряющее непрошенное обращение.

— Веледи покинула комнату давно. — Воин смотрел прямо перед собой. — Она обронила, что не предоставит господину из Орда возможности сломать Вельдом. — Он сильно сглотнул. — Посмею заметить, на ней была домашняя одежда.

Молодой человек замер. Никкорд молча вернул ему факел. Пташка вела себя спокойно. Мужчина качнул головой и в очередной раз за этот нескончаемый вечер преодолел лестничный пролёт.

Давно научившись передвигаться бесшумно, Никкорд шёл и не думал, полностью положившись на чутьё, которое никогда не подводило его в разведывании обстановки или территории. Тихая кроха в груди подсказывала по-своему. Тенью мужчина приблизился к библиотеке.

Двери открылись свободно, лишь издав краткий вздох то ли облегчения, то ли удивления. Высокие окна впускали лунный свет. Он рассеянно лился широкими полосами, расползаясь по полу и сливаясь с полумраком тёмных углов. Сразу напротив входа серебристые лучи обрисовывали девичий профиль. Вефиделия стояла, сложив руки на груди и прислонившись к дубовому книжному шкафу. Она не демонстрировала себя, но и не пряталась, как поступила бы на её месте любая другая девушка.

Вефа не обернулась, хотя Вельдом сообщил ей о появлении постороннего. Никкорд не торопился подойти, рассматривая Вефиделию. Она могла бы натравить на него Альпира и своих воинов, вмешать в хлеб яд или приказать Ялге навести на него порчу, но он был уверен, что веледи не станет решать свои проблемы за счёт Вельда и его подданных. Личные неурядицы и волнения касались только её самой. В какой-то степени по этой же причине она не желала перекладывать их на Никкорда, а став её мужем, он разделит с ней всё, что касается самой Вефиделии. С радостью с его стороны. И дополнительным нежеланием — с её.

Вефа покинула полунишу и боком присела на глубокий подоконник, продолжая глядеть в окно.

— Здесь много времени проводил твой отец? — Никкорд приблизился и расположился на подлокотнике кресла позади и немного правее Вефиделии.

Она кивнула. Никкорд же окончательно понял, почему умиротворение второго сердечка бесповоротно вело его именно сюда. Здесь Вефиделия была безмятежно счастлива. Тут жили лучшие воспоминания её детства, а рядом был тот, кому она безоговорочно доверяла и кого безгранично любила.

— Вы с ним похожи, — слова Вефиделии обескуражили Никкорда. — Оба знаете, чего хотите, и добиваетесь своей цели. Теперь я думаю, что он специально привечал предыдущих никчёмных женихов, чтобы настроить меня на тебя. Только если папа преподносил свои решения как наметившуюся задумку, постепенно добавляя весомости и необходимости в них, то ты обозначаешь как неизбежный факт, который просто нужно принять и уже после найти ему оправдания. Или не найти, но убедиться, что так верно и должно.

Вефиделия немного сдвинулась и разместилась спиной к окну. В пятне лунного свечения она чётко видела мужчину, наблюдающего за ней. Зато черты её лица, скрытые самой ночью, нельзя было различить.

— Или удостовериться, что я ошибался, — Никкорд догадался, как распахнулись глаза напряжённо выпрямившейся Вефы, но он не собирался односторонне настаивать на своём, пользуясь её размышлениями лишь потому, что они играли ему на руку.

— Честно, — оценила Вефиделия. — То есть ты допускаешь, что наш брак может обернуться провалом?

— Вполне, — прямо ответил Никкорд. — Но я всё равно готов рискнуть.

— Почему? — вопрос прозвучал обречённо, словно Вефиделия не хотела знать ответ, но и не задать его не могла.

— Потому что притяжение между нами сильнее разногласий и споров. Оно вне границ Вельда и Орда. Ширится и крепнет день ото дня. — Никкорд поднялся и шагнул к окну. — Да просто потому, что я хочу тебя поцеловать, не оскорбив при этом.

— Ты уже делал это, — приглушённо возразила Вефиделия, — как обычно, без спроса.

— Не так, — покачал головой Никкорд, осознавая, что ступал, вслепую нащупывая брод, который, возможно, являлся обманчивым омутом. — Я хочу, чтобы ты с самого начала понимала, что я тебя целую.

Вефа обернула края тонкой шали вокруг рук и медленно встала перед Никкордом, приподняв голову и открывая свободный доступ к своим губам и шее, манящей в расслабленном вороте запашной накидки.

— Целуй.

Никкорда пронзило от стоп до макушки, словно кто-то без перерыва запускал маленькие стрелы через пятки по ногам в хребет, рассыпая их в груди, глазах и на кончиках пальцев. В голове вдруг зашумело, отключая все окружающие звуки, дыхание застряло в горле непроталкиваемым комом, по внутренностям полыхнул неуправляемый жар. По жилам растекалось то же самое утреннее восхищение ровно пополам с раздражением. Хотелось впиться в подрагивающие губы Вефиделии и целовать их до ответного стона. Хотелось схватить её хрупкие плечи и совсем не милосердно вытрясти из златовласой головки все сомнения и коварные планы.

— Возьми уже то, чего так желаешь, — она неосмотрительно подкинула ещё дров в его вспыхнувший костёр. — И оставь меня наконец в покое.

Никкорда потряхивало от возбуждения, которому некуда было вылиться. Как будто он пошёл в атаку, а враг растворился перед самым носом в последний момент, выбросив белый флаг. Приходилось тормозить на ходу, не зная, как укротить пыл ожидаемой схватки и охладить закипевшую кровь.

— Тогда я точно от тебя не отстану. — Никкорд склонился, улавливая цветочный аромат распущенных волос. — Пусть прозвучит слишком самонадеянно, но я уверен, что тогда мы оба никогда не оставим друг друга в покое.

Вефиделия сомкнула приоткрывшиеся губы, втянув воздух. Никкорд резко распрямился, остатками воли преодолевая соблазн податься вперёд, и отступил за кресло. Окинул невидящим взглядом книжные полки и неопределённо взмахнул рукой.

— Выбирай книгу. Я зажгу свечи. Почитаем на грядущий не сон.

Никкорд огляделся, но не увидел ни свечей, ни подсвечников. Похоже, именно велорд последним пользовался библиотекой поздним вечером или ночью. Помещение было идеально прибрано и выглядело неприкосновенным.

Вефиделия продолжала стоять резной статуей, лишь плотнее закутавшись в шаль. Мужчина обошёл кресло, наугад вытянул книгу с полки на уровне своих плеч и вернулся к окну. Раскрыл, пропустив несколько первых страниц, и, развернув к бледному свету, прочитал вслух:

— Ворона крылья взмахнули широко,

Небо закрыв полуночным покровом.

Голос мой криком разнёсся далёко,

Деву явив мне в безумьи алькова[1].

Никкорд с хрустким шлепком захлопнул увесистый том, огладив искусно выполненный переплёт.

— Нет, с чтением тоже не заладится сегодня. — Он задвинул книгу в едва заметную прореху в плотном ряду на другой полке. — Давай лучше я расскажу тебе одну из тех историй, которые напевала мне мама, когда я был маленьким. — Никкорд замолчал и тяжело опёрся о подоконник обеими руками. — До тех пор, пока отец не прознал о её историях и не запретил морочить мне голову.

Он пытался совладать с внутренней бурей, моментально набравшей бешеные обороты после такой чисто женской уловки соблазнения со стороны Вефиделии, которую девушка не смогла довести до конца, будучи слишком прямолинейной. Если она действительно считает, что им движет одна лишь похоть, он отступится. Вефиделия нужна ему целиком, телом и душой. По отдельности не надо ни того, ни другого.

— Тогда я думал, что это были просто сказки. — Пусть она узнает о нём то, о чём Никкорд не рассказывал никому.