Никкорд опёрся обеими руками о деревянные перила и задумчиво произнёс:

— Сегодня должна вернуться подвода с Дальнего мыса.

Вефиделия посмотрела вдаль за ворота, через которые прибывал людской поток, и согласно кивнула.

Она тщетно пыталась вернуть самообладание, присущее повелительнице. Злилась на себя за то, что потворствовала глупому и недостойному стремлению ткнуть Палордом в Никкорда. С присущей ей беспощадной честностью Вефа признавала, что, несмотря на выбор отца и угрозу войны, не вышла бы замуж за этого мужчину, если бы какой-то мизерной частицей он был похож со своим сыном. Ещё одна из многочисленных насмешек гнусного божества...

Помимо того, что она сердилась за проявленную слабость в желании любыми способами унизить ненавистного ей отпрыска Орда, Вефиделия досадовала на способность Никкорда разгадывать её намерения. Он необъяснимо понимал её чувства. Вроде бы шёл напролом, но не сметал бездумно всё и всех на своём пути.

И, наконец, она просто боялась. Вефа чересчур громко вздохнула и поймала тут же брошенный в её сторону внимательный синий взгляд. Да, боялась. Того, как спокойно ей было рядом с Никкордом. Как нестерпимо сложно ставить его в один ряд с виновником гибели родителей, чьему справедливому наказанию он препятствовал, хотя подтверждал причастность. Одинаково страшила предстоящая ночь. Они станут близки, Никкорд прямо говорил об этом. Либо она возненавидит его после, либо привяжется безвозвратно. Вефиделия не могла выбрать, который из вариантов пугал её сильнее.

Никкорд незаметно наблюдал за Вефиделией, отмечая слишком крепко сцепленные пальцы, невидящий взгляд, болезненно прямую спину и шею. Казалось, подуй он на неё, и она разлетится вдребезги на мириады осколков.

— Ты удивилась не букету, а голубым цветам в нём, — заговорил мужчина, нарушая невидимый кокон, в который закрылась Вефиделия.

Мутная дымка вокруг девушки вздрогнула и исчезла.

— Обычно они цветут на мой день рождения, буйно, но недолго, — ответила Вефа. — Он был три недели назад, — она опустила взгляд и провела носком туфли по потёртому каменному полу крыльца. — Вельд снова проявил к тебе свою необъяснимую благосклонность.

— Ты знаешь, что Вельд благоволит только тебе, — Никкорд оттолкнулся от перил, вскользь задев плечом Вефиделию. — Даже если случается проявить его очевидное расположение через меня.

Вефиделия горько усмехнулась, не подтверждая и не опровергая слова Никкорда.

— Всё, связанное с тобой, находится в постоянном равновесии противоположностей. Как только пытаешься надавить сильнее в одну сторону, что-то тут же капает на вторую чашу весов.

— Звучит как ещё один комплимент, — Никкорд улыбнулся, хотя синие глаза оставались серьёзными. — Пойдём.

Он застал её врасплох, и Вефиделия ухватилась за ограждение, испугавшись очутиться с Никкордом наедине прямо сейчас, при свете дня, когда малейшее ускорение пульса проходит чётко видимой рябью по коже, румянец выдаёт волнение, а в глаза смотреть становится невыносимо страшно и сокрушающе смело.

— Мы должны открыть застолье и поднять хотя бы первый тост, — быстро проговорила Вефиделия, впиваясь ногтями в деревянную перекладину и презирая себя за малодушие.

Никкорд нахмурился. Продольная морщинка пролегла над его переносицей.

— Мы успеем, — он уверенно взял Вефиделию за руку и… повёл вниз по ступеням.

«Неважно куда, главное, не в замок», — испытав мгновенное облегчение, Вефа без пререканий последовала за ним. Они лавировали между расставляемыми столами и слугами, нагруженными блюдами и кувшинами. Нырнули в низкую боковую дверь и устремились к обрыву.

Солнце ласково пригревало. Вефа сделала глубокий вдох, и её грудь наполнил вкус ветра, который всегда летел навстречу при быстрой езде на Эйде, — вольный и терпкий. Она задышала чаще и внезапно споткнулась. Никкорд тут же подхватил её под локоть, притормаживая, но она качнула головой и заторопилась, немного опередив его.

Острое осознание, что воздух висел недвижно и ни малейшего дуновения не доносилось даже при ходьбе, обрушилось на Вефиделию. Запах с нотами свободного простора и горьковатых трав, столь знакомо окутавший её, исходил от мужчины, шагающего рядом.

Никкорд поймал вновь ускользающий в никуда взгляд Вефиделии и мягко закрыл глаза девушки ладонью. Она резко остановилась. Он наклонился, ощущая, как непослушные пшеничные волоски за её ушком путаются в его бороде, прошептал: «Готова?» — и убрал руку.

Вефиделия распахнула глаза и забыла, что собиралась отчитать Никкорда за очередную грубую бесцеремонность. Скальный выступ спорил с небом, превратившись в нежно-голубое облако, усеянное лифиями. Овальные лепестки, похожие на лунные камешки, образовывали непрерывную цепочку и тянулись по всей линии валунов, уходящей вдоль Вельдома дальше на восток.

— Вельд благословляет тебя, цветочноглазая веледи, — Никкорд замер, не в силах вырваться из медовой благоухающей паутины волос Вефы.

— Лифии не растут на голых камнях, — выдохнула Вефиделия, зачарованная небывалым видом, и медленно приподняла голову, погружаясь и погружая Никкорда в аквамариновое смешение их взглядов. — Вельд благословляет наш союз, — обречённо перетекло с девичьих губ на мужские, оставив солоноватый привкус то ли неизбежности слёз, то ли напутствия моря.

Они вернулись вовремя, хотя никто бы не рискнул начать пиршество без виновников торжества. Вефиделия приняла наполненный кубок из рук хранителя традиций и рассеянно слушала его краткий рассказ об истории и родовитости двух семей, объединившихся в новом союзе.

Никкорду, как главе семьи, предоставили право выступить первым. Вефиделия следила за его растрепавшимися волосами, движениями губ, поразительно твёрдых и мягких одновременно, уверенной манерой речи и жестами, подкреплявшими всё, что он говорил. Только снова она не вникала в смысл произносимого для его воинов и жителей Вельдома, пока не осознала всеобщее пристальное внимание и пронзающий глубокий взгляд Никкорда, молча взирающего на неё.

— С поддержкой и уважением, — закончил он, убедившись, что Вефа его понимает.

Мужчина коснулся края кубка губами, но лишь сделал вид, что пьёт. Глухо стукнул резной ножкой о стол, склонил голову и жестом вельдовцев ударил себя в левую половину груди кулаком.

— Ваше слово, веледи, — Давенай поклонился и послал воспитаннице мимолётную ободряющую улыбку.

Вефиделия уставилась на подрагивающую поверхность тёмно-красного вина в своём кубке. Подняла чистый взгляд и, не желая никого им нечаянно придавить, скользнула поверх голов к дальней крепостной стене.

— Сегодняшним днём я чту память об отце, — её голос звучал негромко, но, казалось, поднявшийся внезапно ветерок разносил его по округе. — Вы знаете, что послушание не моя добродетель. — Раздались добрые смешки. — Велорду стоило немалых усилий и невероятной мудрости неустанно склонять меня к правильному решению. Но я всегда чтила преданность, честность и умение выполнять данные обещания. Надеюсь, об этом вы тоже помните. Пусть же эти брачные узы станут подтверждением верного выбора правителя и его преемницы, послужат на благо людей и земель Вельда. Я не сверну со своего пути во имя личных… — мгновенная заминка подчеркнула, с какой тщательностью Вефиделия подбирала каждое слово, — забот, следуя по нему с поддержкой, — взгляд на присутствующих, — и уважением, — поворот в сторону Никкорда с реверансом его последней фразе.

Веледи пригубила вино, пряно прокатившееся по языку и расползшееся горячим теплом в груди. Она опустилась на стул с высокой спинкой, дождалась, когда Никкорд удобно усядется на соседнем таком же, а застолье вовлечёт людей в передачу блюд, выбор кусков пожирнее и опустошение сталкивающихся за здравие и любовь тостов, и поднялась. Никкорд дёрнулся встать, но Вефиделия коснулась его плеча, удерживая на месте.

— Я хочу побыть одна, — выложила напрямую, не спрашивая разрешения, но предупреждая его.