Вефиделия, непроизвольно вспыхнувшая на озвученных строках одной из любимых поэм её собственной мамы, задержала дыхание, чувствуя, как светлая искренняя грусть опустилась на них, объединяя. Дочь, близко связанную с отцом. Сына, неразрывно связанного с матерью.

— Теперь ты считаешь иначе? — Вефиделия задала вопрос, ответ на который был более чем очевиден.

Никкорд кратко кивнул, глухо стукнув по дереву сжатым кулаком. Вефиделия не бросилась прочь из комнаты, хотя он больше не преграждал ей путь. Неистребимая надежда робко затеплилась, замедляя удары его сердца и встрепенув осторожную пташку.

— Уверен, они могут поведать о жизни Заморья и даре моей матери.

Вефа вновь прислонилась спиной к стенке шкафа там, где застал её Никкорд, когда вошёл в библиотеку. Она не сомневалась, что прямо сейчас он не стал бы удерживать её здесь, но желание уйти пропало, несмотря на то что мужчина вёл себя по-другому. Всегда собранный, он явно нервничал, намеренно громко впечатывал каждый шаг, словно выбивая что-то изнутри, и никак не мог занять руки, брякая костяшками по подоконнику.

Вефиделия не могла уловить чем, но ясно ощущала, что рассердила его. Тем, что упиралась? Он знал её мнение и отношение к желаемому им союзу. Разозлился, что получалось не по задуманному им? Он казался более терпеливым и умеющим хладнокровно выстраивать осаду и степенно гнуть свою линию. Задело то, что она предложила притронуться к себе вне брачных уз? Разве мужчины отказываются от подобных возможностей, даже находясь в браке с другими женщинами? Единицы…

«Ты сама признаёшь, что Никкорд похож на Велифимира, а уравнивая его со всеми остальными, принижаешь в том числе и отца», — мысленно отчитала себя Вефиделия.

— Что с ней произошло? — спросила она, продолжая начатый разговор и пытаясь унять неспокойствие, которое будоражило и порождало навязчивое стремление коснуться руки Никкорда, чтобы сгладить…

Вефа больно вонзила ногти себе в предплечья. Ей нечего сглаживать и совсем не обязательно закреплять дружеские отношения с этим человеком.

— Она зачахла. — Никкорд так и стоял лицом к окну и, казалось, не замечал метаний девушки рядом с ним. — Все считали, что её поразила какая-то неизвестная хворь. Мама худела и слабела без видимых причин. Её синие глаза приобретали сероватый налёт, потому что супруг посадил её под негласный арест в Изорде среди скал и камней. Море требовалось ей как воздух. Но она никогда не жаловалась.

— Она отдала все свои силы, чтобы родная стихия узнала тебя, — тихо произнесла Вефиделия, сочувствуя незнакомой ей женщине и разделяя тоску в голосе её сына.

Никкорд шумно выдохнул, откинул волосы со лба, широко расставил ноги и начал рассказ, глядя на море, которое удивительно легко угадывалось, благодаря отражающим лунный свет гребешкам частых волн.

— Давным-давно, когда вода занимала больше места, чем суша, у берегов маленького зелёного острова многодневным штормом разбило подряд несколько кораблей. Какие-то из них пиратствовали, иные вели торговлю, а кто-то искал новые клочки земли. Суда не подлежали восстановлению, потому что стихия разнесла их в щепки. Зато ни один человек не утонул. Море вынесло каждого на твёрдую землю и отхлынуло, забрав с собой бурю.

Никкорд привычным движением сложил руки на навершии меча.

— Сначала выжившие радовались своему спасению. Затем проклинали природу за случившееся. После приступили к спорам о том, что делать дальше. Одни предлагали ждать помощи от проходящих кораблей, другие — обустраиваться на месте, пусть и временно. В разгар очередных жарких разногласий море окатило пляж внезапной высокой волной, остудив прения и невообразимым отливом обнажив возможную величину острова. Люди наконец задумались и взялись за возведение укрытий, рыбную ловлю и изучение новой территории. Они научились договариваться и применять свои навыки. Море щедро вознаграждало их старания, освобождая новые островки, притягивая глубинные источники, сбегающие к нему пресными речками по поверхности земли.

По мере рассказа голос мужчины приобретал особую текучесть. Он не пел, но, вспоминая интонации матери, непроизвольно подражал её плавности.

— Со временем острова соединились, выросли поселения, народились новые поколения. И возобновилась вражда за первенство и главенство. Старцы, памятуя о появлении этой части света, часто приходили на берег и молили море их надоумить. Однажды оно вняло их просьбе и омыло закалённый солнцем и ветрами плоский камень. Уважаемые мужи долго смотрели на него, но из глянцевого и влажного он постепенно стал матовым и сухим и не дал им никакого ответа. Они разошлись по домам. Все, кроме самого пожилого из них.

История увлекала. Вефа внимала каждому слову, не шевелясь. Она подсознательно чувствовала, что Никкорд делился с ней чем-то личным и очень значимым для него, без предисловий, без намерения разжалобить, без последующих обязательств.

— От перенапряжения и долгого бдения старец устал и присел отдохнуть, прикрыв слезящиеся глаза. Но едва он собрался подняться, как увидел призрачного темноволосого мальчика, пальчиком выводящего на камне узоры, которые превращались в синеватые прожилки под его прикосновениями. Малыш улыбнулся старику и растворился в морской пене. С тех пор каждого начавшего самостоятельно ходить мальчишку приводили к отмеченному камню. Но тот оставался глух и сер. Древний провидец готовился отойти в мир вечного покоя. Он уже не вставал и жалел лишь об одном: что так и не дождался избранного морем. По обычаю, к мудрецу потянулась вереница жаждущих проститься и получить напоследок мудрый совет. «Напутствуйте на добрую жизнь, господин», — прозвучал ясный женский голос, и скрюченных пальцев коснулась мягкая детская ладошка. Старик приоткрыл набрякшие веки и встретился взглядом с широко распахнутыми глазами мальчишки, на бледно-сизом фоне которых плотную сеточку составляли синие росчерки. Мудрец опустил дрожащие ноги на пол и встал, покачиваясь, но не выпуская из рук ребёнка. Их провожали все собравшиеся. Внуки поддерживали ослабевшего деда, который упорно шёл к заданной цели. На берегу мальчонка вдруг встал на ножки и побежал к камню, чья блёклая поверхность зарябила и отразила рисунок синих глаз, пристально разглядывающих его.

Никкорд прочистил горло и посмотрел на Вефиделию.

— Мальчик вырос и стал признанным правителем. У него родился сын с синими глазами. У того родился свой. И так продолжалось много лун, пока однажды море не окатило игривой волной отяжелевшую жену потомка синеглазого рода. Она разрешилась девочкой, на которую своими прожилками откликнулся камень.

Никкорд замолчал, а Вефиделия не смогла выпустить из своего плена его взгляд.

— Ребёнком я считал, что так мама успокаивала меня, отличающегося синими глазами от всех мужчин в роду Орда.

— А сейчас?

— Море как будто передаёт сменой цвета, что тот камень видит меня. Снова мальчика после исчезнувшей — единственной — девочки.

Никкорд подошёл к Вефиделии. Она не отпрянула, прямо глядя ему в глаза.

— Я всё больше убеждаюсь, что нас с тобой сводят сами стихии, — закончил мужчина и устремился к выходу.

Он покинул библиотеку. Двери закрылись за ним с лёгким хлопком. В абсолютной тишине Вефиделия осела в кресло, уперевшись руками в колени и стараясь глубоко вдыхать и выдыхать.

Она хотела избавиться от Никкорда и его внимания. И в то же время ждала, что он будет её искать и найдёт. Она раздражалась из-за его напористости и уверенности в том, что будет так, как он решил. Одновременно признавалась сама себе, что сильно разочаруется в нём, если он отступится от неё.

Да что же такое?! Она же хочет оттолкнуть его. Почему же с его уходом в родной библиотеке вдруг стало так одиноко…

[1] Стихи автора

Ощущая себя больной, Вефиделия вернулась в свои покои. С непроницаемым выражением лица прошествовала мимо охраны, почтительно вытянувшейся перед ней, как будто дремота не ссутулила их плечи за мгновение до появления веледи.