Стражи по обе стороны от входа в опочивальню веледи вытянулись перед военачальником. Слуги, меняющие факелы в коридоре, замерли в поклоне перед ними обоими.

— Добрых снов, — сухо пожелала Вефа и толкнула одну из широких створок.

Никкорд неожиданно подхватил её под локоть. Со словами «не беспокоить нас с веледи без весомого повода», брошенными стражам, провожаемый разинувшими рты слугами, он шагнул за порог, практически внеся ошарашенную подобной дерзостью Вефиделию внутрь, и захлопнул за своей спиной двери спальни.

Одновременно с глухим хлопком дерева о дерево Никкорд выпустил руку Вефиделии, заполыхавшей ярче зажжённых свечей, расставленных у изголовья кровати и на кованом столике с кувшином воды. Она отшатнулась от него, разворачиваясь лицом к лицу. С каждым мгновением её сияние раскаляло воздух между ними, в то время как глаза метали ледяные молнии. Никкорд помнил жар пламени веледи, но не боялся обжечься. В нём самом разгорался иной ответный огонь, который сегодня он ни в коем случае не должен выпустить, иначе их обоих испепелит дотла.

— Покинь мою комнату, — с расстановкой и едва сдерживаясь, чтобы не закричать, Вефиделия отчеканила каждое слово сквозь стиснутые зубы. — Немедленно.

Она так сильно сжала кулаки, пытаясь совладать с захлёстывающей её яростью, что наверняка заломило кости.

Никкорд развёл руки в стороны, раскрыв ладони, и якобы расслабленно привалился к массивным дверям.

— Только если немедленно получу твоё «да». — Вефиделия презрительно скривила губы, и он добавил с протяжным сожалеющим вздохом: — Что ж… В таком случае я покину эти покои на рассвете.

— Теперь ты мне угрожаешь? — Вефа надменно приподняла красивые брови.

— Нет, я всего лишь пытаюсь избавить нас от лишних склок и выматывающего откладывания неизбежного.

Не выпуская веледи из виду, Никкорд немного отошёл от входа, вынуждая Вефу отступить в глубь спальни. Он резко остановился, заметив мелькнувшее в голубых глазах отвращение, выдавшее её предположение о его намерениях. Ни страха, ни уступки. С открытым забралом и в полный рост. Он залюбовался не сдерживающей своих чувств девушкой и осадил сам себя. Не время и не место терять бдительность.

— Гнев тебе к лицу, как, впрочем, и смущение, — Никкорд ощущал, как всё горячее и горячее что-то полосовало по его открытой коже на лице, шее и руках, но продолжал делать вид, что магия Вефиделии бессильна против него. — Не волнуйся, я не трону тебя сегодня.

— Как вы великодушны, господин, — Вефиделия присела в издевательском реверансе. — Вон из моей комнаты!

Никкорд и не подумал пошевелиться. Они буравили друг друга непреклонными взглядами. Вефиделия разжала пальцы, огладила подол и начала обходить мужчину, всё так же глядя на него в упор.

— Тогда уйду я.

Никкорд плавно и очень быстро передвинулся, преградив ей путь. Вефа увеличила дугу обхода. Он перекрыл и этот манёвр, отвёл в сторону согнутую в локте руку и плашмя упёрся широкой ладонью в живот Вефиделии. Она замерла и опустила глаза.

— Ты сам сказал, что не тронешь меня, — вскинула на него потемневшие глаза и выделила последнее слово, выплюнув, словно случайно откушенный кусок протухшего мяса: — Сегодня.

— Ты прекрасно поняла, что я имел в виду, — спокойно ответил Никкорд, борясь с желанием отдёрнуть беспощадно опаляемые пальцы. — Вздумаешь приблизиться к дверям — я скручу тебя. — Он чуть плотнее вдавил свою ладонь. — И ты просидишь у меня на коленях всю ночь.

Щёки Вефиделии окрасил непрошеный румянец, тело напряглось, и через ткань платья просочился насыщенный золотой свет, устремившийся к мужской руке. Никкорд стиснул челюсти до скрипа зубов и вдруг почувствовал, как жаркое сияние, пополнившись его собственным теплом, вернулось обратно к девушке, завихрилось в ней и снова метнулось в него. Вефа нахмурилась в недоумении и отстранилась от Никкорда. Усилием воли она отбросила удивление, вызванное необъяснимым обменом потоками, которые словно запускало и принимало единое на двоих с этим мужчиной сердце. Вефиделия развернулась, задев взлетевшими вверх волосами грудь Никкорда, и поспешила на террасу.

— Я спрыгну вниз, — Вефиделия приблизилась к перилам и уловила аромат цветов, щедро выпустивших впитавший солнце запах в ночную прохладу.

— Ты не самоубийца. Ты правительница и не оставишь свою землю из-за личного оскорбления. Да и Вельд тебя не пустит, — уверенно отозвался Никкорд. Он остался на месте, бегло осмотрев зудящую ладонь. Бледные желтоватые всполохи дрожали в её центре, постепенно угасая. — Полагаю, здесь он возведёт ту же стену, что ставит перед тобой, как только ты встаёшь на самый край выступа над обрывом.

— Наблюдательный, — в устах Вефиделии замечание прозвучало грязным ругательством. — Вельд никогда не оттолкнёт меня в бесчестье.

— Вельд знает, что моё предложение противоположно бесчестью, — Никкорд вышел на середину спальни.

— Ах, прости! — Вефа всплеснула руками. — Я забыла, что ты не тронешь меня, хотя все вокруг будут думать иначе.

— Но мы с тобой и Вельд будем знать правду, — Никкорд бесшумно преодолел расстояние до свода, ведущего на террасу, и встал в его проёме, прислонившись плечом к боковой колонне и следя за напряжённой, идеально прямой спиной Вефиделии. — Я обещаю, что не прикоснусь к тебе в эту ночь и в последующие две. Но проведу их с тобой. После публично назову тебя своей женой. У меня есть такое право, и оно действует во всех землях. Мужчина и женщина могут объявить другого женой и мужем, если прилюдно уединялись три ночи подряд. Первая ночь может стать позором либо повлечь за собой принудительный брак. Две — предпосылка на отношения. Три вполне исключают необходимость свадебного обряда при условии добровольного согласия мужчины, навлёкшего пересуды на женщину, или требования женщины считать его её мужем при свидетелях их предполагаемой связи.

— Это будет ложью от начала и до конца. — Вефиделия покачала головой, уставившись то ли на иссиня-чёрное море, то ли на разбавленный звёздами небосвод. — Я никогда не соглашусь признать такой брак действительным. Тем более ты сам утверждаешь, что не тронешь меня.

— Три ночи, — подчеркнул Никкорд. — Но наш брак будет действительным. Мы разделим жизнь, долг, кров, хлеб и постель. Я трону тебя как свою жену.

— Хотя бы честно… — Вефиделия больно прикусила изнутри нижнюю губу.

Этот мужчина принуждал её к нежеланному браку, а в ней наравне с гневом поднималось волнение, которое не имело ничего общего со страхом или возмущением.

— С тобой нельзя иначе, ведь ты сама такая, — Никкорд продолжил говорить прямо.

— Какая такая? — Вефиделия встала вполоборота и с вызовом посмотрела на Никкорда, заслонившего собой весь просвет.

— Честная. Даже если правда для тебя неловка, ты всё равно не прикроешься ложью.

Казалось, он хотел добавить что-то ещё, но передумал и вернул ей не менее пристальный взгляд.

— Ты совершишь насилие. — Незвано в памяти всплыл поцелуй в шатре, который разрушил её отпечаток, отвлёк и… не был ей неприятен. Вефа зло тряхнула волосами и повторила Никкорду его же слова: — До него опускаются лишь ущербные. Так считает военачальник Орда.

— Он прав, — Никкорд не сдержал ироничной ухмылки. — Поэтому тебе ничего не грозит до брака с моей стороны. Я исполню только супружеский долг. Ты будешь моей женой перед людьми, стихиями и моей собственной совестью, даже если для тебя я стану убогим мужем.

Через подошвы его сапог неожиданно проник усиливающийся жар, а гладкая поверхность скальника будто впаялась в плечо Никкорда. Он выпрямился в полный рост, непроизвольно поведя рукой. Вефиделия сияла более приглушённо, зато вся терраса превратилась в жаровню с тлеющими под ногами каменными углями.

— Ты такой же, как твой сын, — Вефиделии удалось процедить действительно брезгливо, сосредоточившись на Палорде. — Он хотел выкрасть и обесчестить меня. Ты поступил изощрённее: расположил к себе и проник в мою спальню, однако тоже играя на вопросах чести.