— Руфольд, господин Никкорд стал моим мужем, — мягко произнесла Вефиделия и поравнялась с представленным супругом. — Ты можешь говорить при всех. — Она старательно выдерживала спокойный тон, рассчитывая, что Риход завуалировал своё послание, смысл которого не будет очевидно лежать на поверхности.

Мальчик вытащил небольшой свёрток из-за пазухи и подал Вефиделии на вытянутых ладонях. Она приняла его, откинула края тряпицы и освободила закруглённый тупой клинок, не требующий безопасных ножен.

— Всё-таки наши мысли с человеком-горой схожи, — проговорил Никкорд, указывая подбородком на символ вызова на поединок чести в руках Вефы.

— Порой нельзя что-то сказать вслух, избегая лишних ушей, или показать, хоронясь от чужих глаз, но можно прочитать неприметные знаки, если их знать. Если тебе передают нож или меч, всегда ощупывай рукоять. Если же понадобится самой отправить такое послание, запоминай, — Риход прикрыл глаза маленькой Вефы широкой ладонью и обхватил её пальчиками принесённую им деревяшку для учений, — одна продольная короткая насечка — всё спокойно, насечка на всю длину рукояти — враг близко, одна поперечная — будь настороже, крест-накрест — пришла смерть, одна опоясывающая насечка по центру — ожидание сигнала.

— Как я пойму, какие насечки свежие, а какие старые? — уточнила Вефа, продолжая скользить пальцами по зарубкам.

— Клинки служат не вечно и меняются на новые, — пояснил Риход. — К тому же в качестве вестников их отправляют довольно редко, чаще используя по прямому назначению.

— Если клинок будет перехвачен, то его послание поймёт любой чужак, посвящённый в тайну знаков. В чём тогда смысл? — Вефиделия оттолкнула ладонь Рихода от своего личика и требовательно уставилась на него.

Мужчина присел перед ней на корточки и показал незнакомый клинок со странной изогнутой гардой, нетипичной для воинов Вельда. На его ручке чётко виднелись косые царапины.

— У каждого войска насечки обозначают только им понятные вещи. Они как книги на разных языках: ты понимаешь, что там что-то написано, но не можешь прочитать, если не учила другой язык.

Воспоминание исчезло, но голос Рихода продолжал звучать из-под кончиков девичьих пальцев, нащупавших поперечную и кольцевую зазубрины. Риход сообщал, что всё понял, обеспокоен, ждёт и готов выступить в Вельдом при первом же сигнале от веледи.

— Поединка больше не требуется, — Вефиделия опустила руку, крепко сжимая рукоять клинка.

Никкорд вновь перевёл взгляд на сына Рихода, без слов приглашая вручить полагающийся ордовцу подарок.

— Прошу прощения, — Руфольд обратился к Вефиделии, — что проявлю неуважение к вашему супругу, веледи, но я дал обещание отцу выполнить всё в точности до мельчайшего жеста.

Юноша достал какой-то мелкий предмет из кармана штанов и швырнул его на землю под ноги Никкорду. Повисла вязкая тишина, дыхание присутствующих потяжелело, местами воздух втягивался с возмущённым присвистом. Никкорд поддел носком сапога маленькую деревянную рогатинку и громко усмехнулся:

— Великан прямолинеен. Повесит меня на развилке дерева, вбив горлом в её основание, обрекая на мучительную медленную смерть. Никаких воинских почестей, если я причиню вред веледи, — ко всеобщему изумлению он подбил сучок вверх и поймал его на лету. — Ты смелый парень, — похвалил Руфольда Никкорд, сильнее сжимая кулак с предупреждением Рихода.

— Он сын своего отца, — непреклонно прозвучало со стороны Вефиделии, и сейчас все ясно осознавали, что с ними говорила веледи. — Этим действием ты оскорбил супруга своей повелительницы, Руфольд, что недопустимо. Но сдержал обещание воина воину, что достойно уважения. Посему твои руки останутся целы, но ты будешь хранить молчание и чистить конюшню господина до следующей полной луны.

В полной тишине Вефиделия намеренно не обернулась к Калее. Вефа сдержала своё слово — сын Рихода вернулся здоровым и остался целым. Пресекая любые дальнейшие обсуждения, она демонстративно открыла дверцу флигеля и распорядилась занести корзины с лифиями внутрь. Немедленно весь двор пришёл в движение. Вефиделия склонилась и ухватилась за плетёную ручку. На этот раз уже ладонь Никкорда накрыла её руку.

— Куда вы снова собрались, веледи? ­— тихо, но отчётливо прошелестело над её головой.

— До прибытия подводы мы планировали сходить к восточным валунам, — она распрямилась, оставив пустую корзину стоять на земле.

— Лифии подождут до завтра, — голос Никкорда звучал ровно, но не допускал возражений. — Затяжная агония хуже смерти, Фиде. — Уголок его губ дёрнулся тенью улыбки, когда Вефиделия замерла в ответ на ласковое сокращение её имени, которым он давно хотел её назвать. — Прости за сравнение, но этой ночью больше никакого цветоводства, прогулок и задушевных бесед с кем бы то ни было, кроме нас двоих.

Горячее мужское дыхание обдало женский висок. Её пальцы потерялись в переплетении с его пальцами. Сердце застучало в ушах, лишая Вефиделию слуха.

Как в тумане, она проплывала мимо открывающих двери слуг, которые сразу же куда-то исчезали, видимо, отправленные восвояси Никкордом. Он задержался перед главными покоями, стряхивая смятение, передавшееся ему от застывшей девушки. Вефиделия на мгновение прикрыла глаза, взялась за кованую ручку и первой вошла в опочивальню.

Никкорд отдавал должное Вефиделии. Врождённое чувство собственного достоинства не позволяло веледи дрогнуть, хотя она боялась. Не столько его самого. Её одолевал вполне объяснимый страх невинной девушки перед неизведанным. Она сердилась на себя за внутреннюю борьбу, но, отталкивая объятия Никкорда, снова их ждала.

Мужчина закрыл двери на засов, отсекая их с Вефиделией от внешнего мира. Вефа немного побледнела, болезненно выпрямилась и, пройдя к умывальному столику, тщательно сполоснула руки и лицо. Никкорд отстегнул пояс с оружием и опустил его в кресло, в котором уже провёл здесь их первую ночь вместе, прошедшую для него в сплошных телесных пытках и осознании, насколько глубоко он привязался к златовласой непреклонной упрямице.

Никкорд беззвучно приблизился к тщательно растиравшей мягким полотном уже давно сухие ладони Вефиделии. Она уронила салфетку в таз. Длинные девичьи пальцы нырнули следом, вылавливая быстро намокавшую ткань. Никкорд тоже погрузил руки в воду. Он смыл цветочный сок и зеленоватые разводы вместе с каменной пылью, зачерпнул полную пригоршню воды и плеснул себе в лицо. Вефиделия отшатнулась от полетевших на неё брызг, оставляя на полу мокрый след ручейков, стекавших с неотжатой салфетки. Никкорд перехватил ткань из её рук, смял в кулаке, не глядя, куда бежала вода, встряхнул и стёр капли с лица и шеи. Швырнул измученный лоскут на столик и надвинулся на Вефиделию, оттесняя её к стене.

— Я легко не дамся. — Она вздёрнула подбородок.

— Рассчитываю на это, — за расширившимися зрачками Никкорда не осталось даже проблесков знакомой синевы. — Ты слишком отчаянная, чтобы притвориться равнодушным бревном.

Вефиделия с досадой стиснула челюсти. Он предусмотрительно выбил уловку, о которой она даже не успела подумать, чтобы использовать ему в отместку. Никкорду постоянно удавалось склонять её играть по своим правилам.

— Проклятый, — шорохом судорожных вдоха и выдоха, но он услышал.

— Можешь осыпать меня проклятиями и угрозами. — Никкорд провёл кончиками влажных пальцев по руке Вефы, от ладони до плеча. — Встречей с тобой я уже проклят, — пальцы замерли на кромке выреза платья у ключицы, — и благословлён.

Он резко обхватил точёную шею, придавил Вефиделию к стене и впился в девичьи губы напористым поцелуем, прекращая обмен колкостями и вообще какие-либо дальнейшие разговоры.

Вефа задохнулась под лавиной обрушившихся на неё враз эмоций: достигшего крайнего предела страха, бурлящей ненависти, непонятной жажды, которую утолял и распалял этот клеймящий поцелуй. Она не стала бессмысленно молотить по мужчине кулаками, тем более обе её руки оказались зажаты выше локтей. Вефиделия зарычала и сомкнула зубы.