Вефиделия обняла мать за талию.

— Я слышала ваш недавний разговор с папой, мама.

Эльвиния отстранилась, чтобы увидеть глаза Вефы. Та привычно не отвела взгляда и продолжила:

— Сначала не специально, а поняв, что вы обсуждали, дальше слушала целенаправленно. Я читала в гроте, а вы гуляли рядом. Ветер решил дуть в мою сторону, и все слова беспрепятственно долетали до меня.

Эльвиния вздохнула и оставила в покое локоны Вефиделии.

— Что же ты скажешь?

Вефа расслабила объятие, но не расцепила рук за спиной матери.

— Так, как ты страшилась цвета волос ожидаемого жениха, я боюсь, как бы он не оказался слабым дураком. За такого я никогда не выйду замуж, каковы бы ни были причины.

Иния ободряюще улыбнулась и погладила дочь по щеке.

— Твой отец — умный человек. Он сам не подпустит к тебе недалёкого слабака.

Вефиделия опустила руки и поднялась.

— Мне нравится ваша мысль присмотреться к младшим отпрыскам правящих семейств за пределами Вельда. Среди них наверняка можно найти тех, кто умнее и достойнее старших, которые пользуются всего лишь правом перворождённого и ничем более. — Вефиделия прикоснулась к руке Эльвинии. — Не волнуйся, мама, я исполню свой долг. С мужем. Или без.

Вефиделия привычно без стука толкнула дверь флигеля и на мгновение замерла на пороге, окунувшись в цветочно-травяные ароматы. Ялга готовила и специи для кухни, но всегда во дворе, под открытым навесом, на узком столе с выдолбленными прямо в нём выемками-ступками. Домик же оставался царством снадобий, сухих букетов для украшения, лекарств, отваров и мешочков-загадок, наполненных сборами, которыми перекладывали чистое бельё в шкафах, развешивали между одеждой, прикрепляли в изголовье кроватей на добрый сон или хранили в потайном месте, загадав на них желание, прятали за латы как оберег или последнюю надежду избежать мучений и плена.

Вефа прикрыла глаза и выловила любимый запах каменинники, цветы которой, а затем и плоды, собирала на лысых макушках одиноких холмов. И особенно ценила и стерегла те, что вызревали на срединном выступе под замком, где они были самыми сладкими и терпкими.

— Надышалась? — добрая усмешка Ялги вернула её в действительность. Всегда, когда они оставались наедине, Ялга обращалась к Вефиделии на ты, неизменно подчёркивая разницу в их положении на людях.

Знахарка, по холщовой тряпице рассыпающая из деревянной глубокой миски сушёные сморщенные красноватые шарики, оценивающе осмотрела юную веледи и указала ей на большую связку побуревших длинных то ли веток, то ли колосьев.

— Отдели полезные части от остей…

— А сами голые палки в котёл основой для отвара, который останавливает кровотечение, — подхватила Вефа слова Ялги, усаживаясь на широкую лавку и подтягивая всю колкую пахучую охапку ближе к себе.

Женщина кивнула, отставляя в сторону пустую плошку и приступая к наполненной следующей.

— Я помню, как госпожа появилась в Вельдоме.

Вефиделия вскинула на знахарку заинтересованный взгляд, хотя не удивилась, что Ялга будто продолжила только что состоявшийся разговор самой Вефы с матерью. Ялга выжидающе глянула на Вефиделию, тем самым возвращая руки девушки к работе.

— Ей едва исполнилось шестнадцать. — Очередная опустевшая миска прибавилась к растущей стопке. — Всех поразили её тёмные волосы. Испокон лун в Вельде правили поцелованные в макушку солнцем. Я была чуть старше, однако даже мне она показалась девчонкой, немного напуганной, но державшей спину ровно, и неоспоримо уже влюблённой в велорда.

Вефиделия улыбнулась, представив маму почти своей ровесницей, почему-то верхом на лошади, непременно в женском седле, тайком смотрящую знакомым любящим взглядом на отца.

— Весь Вельд праздновал их свадьбу. Молодой велорд непозволительно долго для будущего повелителя выбирал невесту. Сколько семей они посетили с твоим дедом, ездя на смотрины, не счесть. Ещё больше громогласных пререканий слышали стены Вельдома. И вот в двадцать лет он наконец нашёл ту самую. — Ялга замолчала, положив ладони на раскатившиеся плоды, оценивая их готовность к отдаче и соединению в смесях. Получив нужный ответ, она начала по пригоршне равномерно распределять заготовки по высоким бутылям.

— Что ж, значит, Вельдом готов к новым спорам, — не преминула вставить Вефиделия, стряхивая ломкие листья в раскрытый мешочек.

— Надеюсь, и твой отец готов побывать по другую сторону в грядущих поединках с тобой, — вслух предположила Ялга.

— Ты так уверена, что их не избежать? — Вефиделия отвлеклась от трав и нашла взгляд Ялги, одной из немногих, способных выдержать её собственный.

— Вы слишком похожи, ­— заметила знахарка и зашуршала новой порцией ягод. — Тем более, прежде чем отрицать, внимательно выслушай его мнение, Фиде.

Вефа вздохнула, молча оценив редко звучавшее второе сокращение своего имени и соглашаясь с очевидной справедливостью слов Ялги. Женщина обошла стол, достала длинный узкий пестик с полки за спиной девушки и склонилась к Вефиделии.

— Бедный Вельдом, — прошептала в золотистые пряди, — его камни уже стонут в преддверии смотрин с бесчисленными чужаками под крышей замка.

— Переживёт, — огрызнулась Вефиделия, пряча улыбку за передёргиванием плеч. — Уж с ним я точно договорюсь.

С гулким стуком резные массивные двери закрылись за последним гостем, покинувшим парадный зал Вельдома, и Велифимир перевёл тяжёлый взгляд на сидящую в соседнем кресле дочь.

— Начнём с того, с чем ты не можешь не согласиться, — ответила на его немой вопрос Вефиделия, безо всяких увёрток и неуместного изображения непонимания.

Крылья носа велорда дрогнули, но голос прозвучал ровно.

— Да, некто, бледнеющий до заикания, тебе не нужен.

Вефа утвердительно кивнула и сдвинулась на край сиденья, напряжённо распрямив спину.

— Папа, и я не выйду замуж за человека, который поправляет волосы на каждый вдох и сравнивает их оттенок с моим, будучи уверен, что я выберу его только потому, что наши будущие дети будут светловолосыми, — Вефиделия презрительно скривила губы и произнесла с придыханием: — «как и ВЕлит ВЕликий ВЕльд». Отвратительное позёрство!

Упомянутый дочерью самовлюблённый юнец раздражал Велифимира на протяжении всего приёма, поэтому велорд позволил себе откровенную поддерживающую ухмылку на оценку Вефой этого претендента в женихи. Вефиделия не поддалась на обезоруживающее единство мнений и в упор посмотрела на отца. Он выдержал паузу, дотянулся до кубка и долил в него вина.

— Что не так с третьим? — Велифимир поднялся, размял плечи и навис над Вефой.

— Трусливый заяц. — Она не изменила положения, но вся её поза подчёркивала непреклонность, хотя сегодня Велифимир не собирался с ней спорить, поскольку сам дал бы сватающимся те же определения. — Он боится меня. Прячется за своими охотничьими умениями, бравирует тем, что уже побывал в двух военных походах, а сам не то что подойти, глянуть на меня страшится. Волчья шкура не делает из зайца волка.

Велифимир щедро отпил из кубка, поставил его на подлокотник кресла и размашистым шагом направился к одному из высоких окон.

— Посмотри, — не оборачиваясь, обратился к Вефиделии.

Она встала и, шурша многослойными юбками торжественного наряда, приблизилась к отцу. Без видимого усилия он толкнул тяжёлые створки. Не сговариваясь, они оба глубоко задышали.

— Вельд готовится ко дню твоего рождения. — Велифимир отмахнулся от заколыхавшейся на ветру занавески.

Вефа прикрыла глаза, наслаждаясь солоноватым бризом, долетающим с моря, запахом нагретых камней и шёпотом растений, передающих родным стенам свои тайны.

— Ещё три дня, — прошептала одними губами.

Всё вокруг словно наливалось жадной до жизни силой. Жители готовились к нашествию лифий, которые неизменно всё гуще распускались в день появления на свет будущей веледи. Лошади просились на простор полей. Недомогания исчезали. Раны заживали. Природа благоволила к людям, делясь с ними богатствами урожая, дождей и тепла. Повсюду царило возбуждение, заразительное и заряжающее.