Ялга вскинула голову на звонкий стук копыт. Как всполох самой ночи, взметнулась чёрная грива коня и, вторя ей, такие же смоляные волосы всадника, и оба исчезли в беспросветном проёме приоткрытых ворот. Пока Никкорд искал ответы в бешеной скачке, Ялга заторопилась принести толику утешения ступившей на непростой женский путь Вефиделии.

Никто не остановил знахарку перед входом в покои веледи. Пустой коридор, тускло освещаемый редкими факелами, надёжно хранил свои тайны. Ялга стёрла обеспокоенное выражение с лица и тихо вошла в комнату.

Казалось, Вефиделия спала, укрытая лунным светом вперемешку с бликами свечей и завесой волос, но подрагивающие пальцы, сжимающие край одёрнутого, но всё равно высоко задранного подола, свидетельствовали об обратном.

Ялга передвинула на пол умывальный кувшин и плошку с холодной водой и расставила принесённые с собой вещи. Убедилась, что разбухшие частицы сбора осели на дно кружки. Подхватила её, примостила на резное изголовье кровати и бегло осмотрела Вефиделию. Рука, измазанная кровью, насохшей бордовыми полумесяцами под ногтями, тёмно-красные разводы на хаотично то ли прикрывающих, то ли обнажающих тело остатках белоснежной сорочки, сбитое и подмятое под девушку платье, потускневшая, охристая, с коричневатым инородным вкраплением прядь, прилипшая к щеке, и натяжение во всей позе Вефы: в захвате скомканной наволочки, урывочном дыхании, в не сведённых даже явно прилагаемым усилием ногах, плотно стиснутых губах.

— Ялга, оставь меня, — раздалось хриплым шёпотом из недр подушек.

Знахарка молча приподняла голову Вефиделии, несмотря на сопротивление и гневный взгляд блестящих глаз, и показала ей кружку.

— Выпей.

— Не буду. — Вефа мотнула головой, но Ялга лишь крепче обхватила аккуратный затылок.

— Пей. — Она приставила чашку к упрямо сжимаемому рту девушки. — Кровь остановится, и боль быстрее уйдёт.

Ялга силком влила настой сквозь приоткрывшиеся дать словесный отпор припухшие искусанные губы, нечаянно стукнув краем кружки о зубы Вефиделии.

Вефа разозлилась и оттолкнула руку Ялги, охнув от резкого движения и непроизвольно проглотив напиток. Очень густой, чтобы наверняка подействовать даже малым количеством.

— Сонная трава, — она обречённо откинулась на постель и прикрыла полыхающие глаза.

— Поспи, — приговаривала Ялга, отставляя кружку и смачивая в ней маленький платочек. — Не будешь мне мешать. — Знахарка осторожно промокнула надсаженные девичьи губы, увлажняя кожу и запуская несколько капель между ними.

Из-под полуопущенных ресниц Вефиделия молча наблюдала, как Ялга подтягивает столик ближе к кровати. Над ним вился странный пар, белёсый и искристый, будто луна щедро отсыпала звёздной пыльцы, смешавшейся со всполохами пламени и отражением бликов воды. Они вели причудливый сложный танец, увлекая в него Вефу. Ей стало легко, и, возносимая собственным сиянием, она закружилась в серебристо-ночном вихре.

Ялга осторожно сняла порванную рубашку, вытянула её вместе с испачканным платьем, стараясь не потревожить Вефиделию, и поднесла новую яркую свечу ближе.

Женщина вздохнула с облегчением, убедившись, что основной урон нанесён одежде, упрямой гордости и начавшей её по-настоящему беспокоить ране на лице Никкорда. Она смыла кровяные разводы, просочившиеся или попавшие на кожу веледи извне, очистила склеившийся локон и оставшийся от него сетчатый узор на нежной скуле, улыбнулась проявлявшимся отметинам страсти на всё ещё напряжённой груди.

— Скоро ты будешь считать эти следы трофеями и наградой, а не поражением, Фиде.

Удостоверившись, что не требовалось перестилать простыни и лишний раз двигать Вефиделию, Ялга накрыла низ её живота и бёдра влажной тканью, пропитала успокоительным настоем подготовленный лоскут со мхом, протёрла промежность девушки, приложила примочку и набросила одеяло, укрывая Вефу до подбородка.

Ялга задремала в глубоком кресле, как вдруг тишину нарушили отголоски отчаянного низкого выкрика. Знахарка кивнула чему-то незримому, медленно поднялась и достала из сундучка неиспользованный пузырёк.

Мгновения растянулись в минуты. Облака шаловливо играли в прятки с луной. Море выдавало подсказки и виновато плескалось гребешками волн. Ялга зажигала свечи в канделябре, превращая дальний угол в островок света, когда двери в покои отворились и зашуршавший сквозняк объявил о приходе Никкорда.

Он приблизился к постели, постоял над спящей Вефиделией и развернулся к знахарке. Она указала ему на низкий пуф рядом с собой. Мужчина подошёл и без возражений опустился на неудобное для его роста сиденье.

— Как она? — спросил тихо, но не оттого, что боялся разбудить Вефу: казалось, голос покинул его, затерявшись в валунах вместе с мечом.

— Ты же знал, что нетронутая она шкатулка и всё равно твоей будет, — с материнским упрёком ответила Ялга, собирая и перехватывая лентой непослушные мужские волосы, которые норовили упасть на глаза. — Пусть поспит.

— Я сильно её повредил? — Никкорд напряжённо всматривался в немолодое лицо Ялги, требовательным взглядом останавливая её руки.

— Не более, чем отмерено природой. Она женщина, — произнесла Ялга так, словно это простое слово могло всё объяснить, и затянула удерживающий его пряди узел. — Если не тронешь её завтра, быстро придёт в себя.

Никкорд продолжал внимательно глядеть на знахарку. Ялга же повернула и слегка запрокинула его голову, изучая открывшуюся рану. Нахмурилась, капнула в таз с водой противно пахнущей жидкости, размешала и тщательно прополоскала в ней кусок полотна, слегка отжала, промыла разорванный порез. В ране нещадно защипало, глаза заслезились, и Никкорд, слегка поморщившись, прикрыл веки. Знахарка подсушила разошедшиеся края, налила густой тягучий отвар себе на мизинец и заложила вязкую массу в саму рану. Подтолкнула свободной рукой Никкорда упереться затылком в стену позади него.

— Посиди так. Не шевелись и не открывай глаз, — по-лекарски распорядилась Ялга.

Он неподвижно замер, чувствуя, как утихает пульсация в заново раскуроченном увечье, и удивляясь заскользившим по его лицу и шее отрывочным мазкам влажной тряпки, смывающей кровь, смешанную с потом и дорожной пылью. Знахарка молча обработала его ладони, хотя он даже не заметил, что содрал их в глупой схватке с камнем.

Ялга потянула мужчину на себя, заставляя оторваться от стены. Она закрыла сами порезы тканевыми квадратами и перевязала в пару оборотов такой же узкой длинной полосой, пересекающей глаз и уходящей под ухо, подоткнув края на темени.

— Предпоследняя дверь справа по коридору ведёт в бывшую комнату Вефиделии. — Знахарка дождалась, когда Никкорд поднимется и последует за ней к дверям. — Тебе тоже нужно поспать, а твоим ранам — очиститься.

Он остановился в проходе и воззрился на Вефиделию, ни разу не шелохнувшуюся в полумраке балдахина.

— Иди. Я позову тебя, как она проснётся, — пообещала Ялга, указывая верное направление к упомянутой спальне.

Даже если бы Никкорд случайно попал в эту комнату, впитавшийся в каждую трещинку и выемку аромат лифий безошибочно рассказал бы ему, кто занимал её долгое время. Незарешеченное высокое окно беспрепятственно пропускало лунный свет, особенно яркий перед рассветом. Лёгкий прогулочный плащ цвета песчаника свешивался с искусно вырезанной спинки стула. На столе лежала книга с воткнутым в качестве закладки белым пером. Подушки на просторном подоконнике наверняка неоднократно приглашали хозяйку помечтать среди них, наблюдая за жарким спором моря и скал.

Никкорд присел на край неширокой кровати. Он никогда не интересовался, как девчонки проводят время в уединении. Женщины же в Орде всегда были при деле. Никкорд провёл ладонью по скользкому покрывалу. Ты сам далеко не мальчик, но ведёшь себя как влюблённый парнишка, тайком пробравшийся в комнату объекта обожания и не знающий, то ли стащить какой-то не самый броский предмет, пропажа которого обнаружится далеко не сразу, то ли сунуть нос в её шкаф, то ли касаться мебели и одежды, воображаемо ощущая хранимые ими запах и тепло той, кто завладела разумом и желаниями.