— Встань. — На скулах Никкорда заходили желваки.

Палорд поднялся, держась за стену.

— Как возник пожар? — задал Никкорд следующий вопрос, глядя мимо сына.

— Я не знаю. Началась такая толкучка, все обнажили оружие. Кажется, перевернули угли, и занялось какое-то сено.

— Ты мог остановить своих людей. — Никкорд плотнее переплёл руки. — Ты же их возглавлял.

— Они не слышали меня… И я испугался. — Палорд сильно сглотнул и выкрикнул: — Ты это хочешь услышать?! Да, я растерялся и испугался. Но раз ты до сих пор не отдал меня на её суд, значит, и не отдашь, отец?

Никкорд молча буравил Паллорда тяжёлым взглядом.

— Отошли меня в Орд. Я буду, — задыхаясь и хватая ртом воздух заспешил юноша, — служить и слушаться тебя. Я не могу здесь спать, совсем. Она может добраться до меня в любом закутке. Она ведама, отец. Её следует убить. Иначе она изведёт весь наш род.

— Ты виновен, — Никкорд прервал этот жалкий поток речи. — Надеюсь, ты в полной мере осознаёшь, в чём именно. И она имеет полное право желать тебе смерти.

Палорд врос в землю, пригвождённый словами Никкорда.

— Я твой сын, — продребезжал в ответ.

— Поэтому ты всё ещё жив. — Никкорд опустил руки, отодвинулся от стены и вышел из щелястой клети.

Палорд сполз на земляной пол. Что это значило? Отец не оставит его, не даст его убить другим, хотя, возможно, прибьёт сам? Во всяком случае, чтобы добраться до него, веледи придётся разобраться сначала с Никкордом. А тот легко не дастся. Белёсая прядь упала на лицо Палорда. Он уткнулся лбом в колени, и его плечи затряслись в беззвучных рыданиях.

Давенай оторвался от раскрытой на середине летописи и оглянулся на громкий двойной стук в дверь. Она тут же отворилась, явив на пороге военачальника Орда. Высокий и широкоплечий, он занял собой весь проём. Волосы цвета воронова крыла были откинуты назад. Рана на лице начала криво затягиваться, создавая впечатление, что Никкорд постоянно усмехается. Борода, бывшая более густой и отросшей, оказалась подстрижена и чётким контуром обрамляла суровое лицо, в то же время делая его моложе и открытее.

Мужчины какое-то время молча смотрели друг на друга. Давенай поднялся и жестом пригласил Никкорда войти.

— Что привело тебя ко мне, сын орлорда?

Никкорд прошёл и встал с другой стороны стола.

— Ты главный советник правителей Вельда, старейший житель Вельдома и пользуешься уважением юной веледи.

Давенай присел и спокойно сложил руки перед собой на столе, побуждая Никкорда продолжать.

— Я не питаю надежды, что могу заручиться твоей поддержкой, и не буду просить повлиять на Вефиделию, — её имя прокатилось мягкими волнами на языке Никкорда.

Светлые глаза старца озарились светом, и их словно коснулась улыбка, отразившаяся и на губах воина.

— Будто это кому-то по силам, — озвучил их одинаковые мысли Никкорд.

— Пока что удавалось только её отцу, — ответил Давенай. — Так зачем же ты пришёл ко мне, господин Орда?

— Я женюсь на веледи, — сообщил Никкорд, прямо глядя в серьёзные глаза хранителя. — Ты её наставник. Тебя можно считать доверенным лицом её отца. Соблюдая традиции, жених обращается в первую очередь к предку, после делает предложение невесте, затем клянётся будущим потомкам. Я чту обычаи.

Давенай, сидевший прямо на середине стула, отклонился на спинку и убрал руки на колени.

— Ты не ждёшь моего согласия, — прозвучало далеко не вопросом.

Никкорд отрицательно покачал головой.

— Велифимир увидел в тебе то, что требовалось спутнику по жизни для его дочери. Он был любящим отцом и умным правителем. — Давенай поднялся. — Надеюсь, Вефиделии хватит мудрости принять твоё предложение.

Мимолётное удивление скользнуло по лицу Никкорда.

— Я бы пожелал тебе терпения, но, пожалуй, твоя решимость и склонность к незамедлительному действию гораздо нужнее в сложившейся ситуации. — Давенай обошёл стол и приблизился к Никкорду. — С тобой одобрение Вельда, а оно весомее любых разногласий.

— Благодарю тебя за честность, — Никкорд сопроводил свои слова полупоклоном и покинул покои хранителя.

Ещё во время возвращения после охоты в ближайшем лесу Никкорд заметил сливавшуюся с песчаной стеной низкую дверцу у Восточной башни. Именно через неё он вышел за пределы замка и направился к уже знакомым валунам. Быстро отыскал приступок и взобрался на покатую вершину.

В первое мгновение Никкорда оглушил шум ветра, который словно притаился и ждал именно его появления. Море бурлило, всё явственнее выгибая спину вдалеке, подползало нарастающей полосой, набирая скорость и громкость, и обрушивалось на торчащие прибрежные каменные зубцы, распадаясь на пенные клочья и переливающиеся слёзы, которые тут же затягивало обратно в пучину, чтобы передать по дну в глубину, где они напитывались новой мощью и выплёскивались в ещё более яростном нападении на скалы, проигрывая и побеждая одновременно.

Никкорд упёрся широко расставленными ногами в основание камня под собой, ощущая себя самого продолжением скальника. Ветер не столько обдувал его лицо, сколько приносил передаваемую издалека свободную свежесть, которая проникала через кожу. Ею хотелось дышать полной грудью и жадно глотать, смакуя каждый оттенок вкуса. Морская ширь становилась однородной, зелень и бирюза уступали место насыщенной лазури, дразняще подстраиваясь под цвет его глаз.

Никкорд заметался взглядом по ровному пасмурному, но не тусклому небу, потому что вдруг откуда-то вновь отчётливо зазвучал голос его матери: «Когда синева с синевою сольётся…» Только голос, без образа, который мужчина непроизвольно выискивал перед собой. Память услужливо воспроизвела ту ночь, когда он обнимал полыхающую Вефиделию, чей свет был подобен золотому солнцу. Никкорд уставился на замершее внезапным штилем синее море, и его губы зашевелились, шёпотом вторя напевному повторению материнской песни, которую столь грозно муж запрещал ей петь младшему сыну:

Когда синева с синевою сольётся,

И слышно без голоса звуки внутри,

Полночное жгучее солнце проснётся,

Маня золотыми цветами зари.

Тепло вспламенеет пожаром по крови,

Ввысь россыпью искр взметнутся огни,

Оплавится золото светом медовым —

Возьми моё сердце: храни иль казни.

Открыты истоки. В них горная тайна.

Подобран к ней ключ на самом краю.

За встречей, которая, знай, не случайна,

Стихия, тебя я в себе признаю![1]

Он думал, что давно забыл эти строки, а они сами полились друг за другом, наконец-то открывая спрятанные в них тайны.

Синева его глаз сливалась с синевой моря у подножия Вельда.

Свечение Вефиделии манило зарёй даже в темноте, обещая новое начало.

Здесь он слышал, чувствовал и знал без слов многое именно не извне, а изнутри.

Никкорд потёр грудь, где с каждым четверостишием что-то плавилось и растекалось по жилам. Волны снова нагоняли рябь на блестящей поверхности, шурша разборчивым «хра-ни — хра-ни».

Никкорд повернулся к выступу над обрывом по другую сторону Вельдома, откуда в его сторону тут же посмотрела высокая тоненькая девушка, уверенно стоящая на самом краю дерзко выдвинутого над бездной каменного языка.

Личный ключ Никкорда к неуправляемой стихии, без спроса и разрешения захватившей их обоих в плен.

[1] Стихи автора.

— Я предупредил хранителя традиций о своих намерениях, — произнёс с расстановкой Никкорд. — Пора исправить хотя бы то, что можно, и не допустить новых ошибок и разрушений. — Мужчина остановился на середине выступа. — По воле наших отцов ты невеста. Моя, как оказалось. Сейчас я сам, по собственному выбору, прошу твоей руки, веледи Вельда.