— И не только твоей, заметь, — подхватил прозвучавшее обвинение Никкорд. — Смею надеяться, что мы с Палордом отличаемся пониманием чести и достоинства. Ни от кого и никогда я не терпел столько несправедливых оскорблений, как от тебя. Моя честь велит мне в доступной мере загладить вину сына, принимая его позор на себя, избежать никому не нужной войны, доставить прах отца в Орд, обеспечить твою защиту и исполнить волю велорда, которого я по-настоящему уважал.

Вефиделия полностью развернулась, слушая Никкорда и непроизвольно скользя глазами по комнате за его спиной в поисках любой подсказки, не зная, как разрешить сложившуюся ситуацию.

— Как вписывается в твоё понятие благородства и стремление жениться на мне уже существующая супруга? — Вефиделия скрестила руки на груди.

— Кто? — искренне удивившись, спросил Никкорд.

— Разве в Орде мужчины сами рожают детей? — усмехнулась веледи. — Должна же быть мать у твоего сына. Верность — удел сильных. Или неверность и есть твой свадебный подарок?

— Я был женат ровно девять месяцев. — Никкорд осторожно переступил с ноги на ногу, постепенно свыкаясь с поднимающимся от половых плит горячим теплом. — Мать Палорда умерла в родах. В шестнадцать лет я стал родителем и вдовцом, так что давно волен в выборе.

— Странный выбор, — прищурилась Вефиделия — Зачем тебе жена, которая всегда будет противостоять мужу?

— Я точно знаю, что в нашем союзе мы будем противостоять другим сообща, а между собой… — Никкорд намеренно замедлился и огладил Вефиделию откровенным взглядом, который ни разу до этого себе не позволил. — Непокорная женщина вызывает больший интерес.

— Женщина, — Вефа сглотнула вновь подступившее смущение и высокомерно задрала подбородок. — Но непокорных жён учат плетью. Посему тебе грозит опасность заполучить не женщину, а незаживающий мешок для битья, не годный ни для чего другого.

— Демонстративной плети ожидает толпа, — парировал Никкорд. — Полагаю, как завтра ты не будешь стенать и жаловаться на всю округу, что я обманом заставляю тебя выйти за меня замуж, так же не станешь и устраивать публичных сцен, требующих соответствующих наказаний на общей людной площади.

Не будет — они оба это знали. Она не уронит себя столь низко и не предстанет перед своим народом жалкой, никчёмной и потерявшей самоуважение.

— Четыре дня назад ты вообще не подозревал о моём существовании, а сегодня с непоколебимой решимостью стремишься сделать меня своей женой. В чём ещё твой тайный умысел, кроме чести и долга, воин?

Никкорд внезапно оказался рядом. Настолько близко, что от его дыхания задрожали белокурые волоски на висках веледи. Бросок без предупреждения. Выверенно и молниеносно. Вефиделия вдруг подумала, что хотела бы увидеть его в боевой схватке, которая, безусловно, была бы похожа на смертоносный танец.

— Не бойся, — проговорил во враз недоверчиво распахнувшиеся голубые глаза и осторожно скользнул кончиками пальцев по тонким запястьям к девичьим ладоням. — Тебе нужен сверхсильный мужчина. — Он подхватил правую руку Вефы и приложил её к своему сердцу. — А я обычный. — Придержал пару мгновений, убедившись, что Вефиделия почувствовала гулкие удары, и переместил её ладонь вправо. — Но почему-то ты поселилась именно во мне. — Накрыл длинные пальцы и прижал к своей груди, наблюдая, как растерянность в устремлённом на него взгляде сменяется на осознание того, о чём Вефиделия наверняка догадывалась, но не желала принимать.

Она сморгнула и не воспротивилась, когда Никкорд потянул её левую руку и направил к её собственному сердцу, которое так свободно порхало под частыми звеньями его лёгкой кольчуги.

— Я не буду распинаться в признаниях о нагрянувшей любви, которую пафосно воспевают поэты, лишь бы усладить женский слух. Да ты им и не поверишь. — Вефиделия не отнимала рук, и Никкорд не спешил отодвинуться от неё. — Я не уверен, как называется то, что связывает нас с тобой. Но оно тут, — он чуть сильнее вдавил её ладони в свою и её грудь. — За четыре дня я узнал гораздо больше, чем мог когда-либо предположить. Меня к тебе непреодолимо тянет, и я приложу все силы, чтобы ты стала моей.

Духота отступила, повеяло прохладой и морской свежестью. Вефиделия смотрела сквозь мужчину, ища ответы у Вельда, гудение которого слабо, но всё же различалось на фоне рокота волн.

Никкорд беззастенчиво разглядывал побледневшее лицо. Как же она красива. Хрупкая и высокая, гордая и величественная, своевольная и желанная. Никкорд поймал себя на том, что уже склонился к губам Вефиделии, резко опустил руки и отступил на шаг назад. Вефа вздрогнула от его порывистого движения и пришла в себя.

— Решила больше не жечься? — съязвил Никкорд, пытаясь вернуть пошатнувшееся самообладание.

Вефиделия дёрнулась и стукнулась спиной о парапет.

— Раз ты узнал меня, то понимаешь, что я ценю твою честность, но не сдамся, — произнесла твёрдо, расправляя узкие плечи.

— Замужество не плен, — Никкорд внутренне подобрался.

Вефиделия проигнорировала его замечание и направилась в комнату, мазнув рукавом по локтю Никкорда, больше не пытаясь его обойти, а словно напоминая, что он должен уступить ей дорогу.

— Располагайся, — она небрежно обвела рукой пространство у дверей. Налила немного воды из кувшина в глубокое блюдо, ополоснула руки и лицо. Промокнула их вышитой белоснежной салфеткой и начала освобождать волосы от заколок. Они со звоном по очереди приземлялись на резную полку под зеркалом. — Проходи, — Вефиделия взяла гребень и указала им Никкорду на глубокое кресло. — Сделаешь мне одолжение. — Она принялась тщательно расчёсывать волосы, золотыми волнами укрывшие её от мужчины.

Он подозрительно следил за её отрывистыми движениями, выдающими напряжение и усилия Вефы казаться спокойной. Не отрывая взгляда от манящих блестящих локонов, Никкорд приблизился к креслу, предусмотрительно переставил его к дверям и замер, любуясь тем, как изящные пальцы привычным жестом пригладили пышные пряди, сплетая их в толстую косу.

— Я никогда не мечтала выйти замуж, — Вефиделия пересекла спальню, не глядя на Никкорда, но обращаясь именно к нему, и продолжила приготовления ко сну, откинув покрывало на кровати. — Слишком много мороки. — Она замешкалась на долю мгновения, задула свечу в изголовье, встала спиной к Никкорду и распустила шнуровку платья.

Время остановилось. В полумраке абсолютной тишины слышался только шорох ткани. Ни дыхания, ни ветра, ни биения сердца. Лишь очень громкий мужской взгляд, избежать которого было совершенно невозможно.

Платье осело на пол. Из-под белёсого облака нижней рубашки мелькнули стройные лодыжки и исчезли под одеялом. Вернулись звуки. Зашелестело море, засопел замок, раздался шумный выдох.

— Ославь меня ветреной девицей, — послышалось из недр широкой постели, — и отобьёшь у всех охоту навязываться веледи в качестве супруга.

— Я отобью у всех охоту тем, — хрипло отозвался Никкорд и прочистил горло, — что ты будешь моей настоящей женой и родишь нам сына.

— У тебя уже есть сын, — не уступила Вефиделия. — Вместо того чтобы терять время здесь со мной, займись им.

— Здесь мне нравится больше, — своим обычным голосом ответил Никкорд. — Палорду нужно когда-то научиться отвечать за последствия своих поступков.

Металлический лязг и стук об пол оповестили о том, что Никкорд тоже устроился поудобнее на ночь, которая не обещала ни сна, ни покоя ни одному из них.

Освободившись от основного оружия и кольчуги, Никкорд сел в кресло и впечатался в спинку так, что застонал каркас и дрогнули ножки. Сжал подлокотники, принудительно разминая напряжённые пальцы и позволяя себе на несколько мгновений прикрыть глаза.

Свеча на умывальном столике оплавилась и погасла. Опочивальня веледи погрузилась в ночь, но не в кромешную тьму. Открытый проход на террасу свободно впускал напев прибрежной колыбельной и лунный свет, прозрачной вуалью посеребривший всё вокруг.