***

Младшая сестра нашла её у озера Синбо слишком быстро для неопытной разведчицы. Мэн Цзеюй чувствовала себя уязвлённой. А ещё её злила недальновидность Чажан — молодая лисица засунула нос в такую дыру, из которой можно и вовсе не выбраться.

Рисковать собой Цзеюй привыкла, а вот бросать в котёл жизнь младшей она не готова.

Из клана девятихвостых осталось жалких триста демонов. Запуганных, старающихся никому не показываться на глаза. Разведчики держались обособленно от них. Они единственные искали слабые места небесного клана Асюло, ввергнувшего лисиц в непрекращающееся бедствие.

Разведчики готовились умереть ради мести и не боялись смерти. А вот Чажан должна выжить!

— Кто разрешал приходить сюда? — безо всякого милосердия Цзеюй схватила ухо сестры и как следует сжала.

Ответом был жалобный скулёж. Несмотря на человеческий облик, младшая плакала, как настоящая лиса — тявкая и тоненько подвывая в конце.

— Ай-яй-яй… — наконец, не вытерпела она, взмолившись вполне сносным человеческим языком. — А-Юй, отпусти!

Цзеюй нехотя убрала руку и поцокала языком, осматривая младшую с головы до ног — вся испачкалась в глине. Глупышка!

— И, всё-таки, что тебе понадобилось от меня, Жан-эр?

Чажан шмыгнула носом. Вид у молодой лисы был порядком виноватым.

— Только не сердись, А-Юй! Я соскучилась… Ай! — младшая ловко увернулась от затрещины, скорчив самую милую рожицу — умоляюще-невинную.

— Взрослая уже, а ведешь себя, как глупая малышка, — укорила её Цзеюй. — Разве я здесь развлекаюсь? В нескольких ли земли Повелителя. А он высший демон. Не подумала, что будет, если учует нас здесь? Самой-то мне скрываться проще.

— А-Юй… прости…

— Ох… Что толку теперь просить прощения? — Цзеюй порывисто сгребла младшую сестру в охапку и зарылась носом в пахнущие дождём и грязью волосы. — Фу… Грязная вся. Как не стыдно, мэймэй?

Чажан тихонько рассмеялась, обхватывая Цзеюй за шею.

— Лучше расскажи, как дела в окрестностях Дицю, — высвободившись из рук младшей, Цзеюй присела на торчащий из земли камень, подперла щеку кулаком и приготовилась слушать.

Сестра обычно говорила много, не изменила себе и на этот раз. Цзеюй пришлось выслушать историю о матери, потерявшей сына среди других беженцев. О хозяине постоялого двора — человеке жадном, неожиданно проявившим милосердие к голодным людям. И о странных постояльцах, совсем не похожих на обычных смертных.

— Подожди! — перебила сбивчивый рассказ младшей Цзеюй. — Та женщина смогла догнать тебя?

— Угу! Почти догнала… — кивнула Чажан. — Никогда не видела такого мастерского цингуна.

— Надо будет взглянуть поближе и мне… Кто такие, почему довольствуются скромным постоялым двором? А ты береги себя, Жан-эр — хорошо? Я пока не могу покинуть это место.

— Почему? — искренне удивилась младшая.

— Ай! Глупая твоя шкурка… — Цзеюй ткнула молодую лисицу пальцем в лоб. — Ты вспомни, для чего я пришла сюда.

— Ключ к защитному барьеру получить…

— Ну?

— Не получила? — Чажан потёрла лоб и предусмотрительно отодвинулась от Цзеюй дальше, чтобы не заработать ещё один тычок. — Вторая неделя минула, как ты ушла к озеру Синбо. Что же та блохастая сяньли задумала?

— Шшш… — Цзеюй приложила палец к губам, призывая к осторожности, и добавила ещё тише: — Не знаю — что, но моё терпение на исходе. У Сюин долг перед той смертной. Поэтому бережёт её. Я же никому кроме своих разведчиков не должна.

— Наши братья и сёстры… их скоро замучат в поместье Се… — всхлипнула Чажан, неожиданно прижавшись щекой к руке Цзеюй. — Спаси их, цзецзе!

— От праведников не жди пощады… — мрачно прошептала Цзеюй. — Ещё один день, и я начну сама действовать. Если понадобится, сердце из этого заклинателя выгрызу… по кусочкам, чтобы издох в муках. А Сюин… Чему тут удивляться? Ей, как всем сяньли, нет до нас дела. Кошки всегда своевольничали — ходили иными тропами.

Но долго ждать не пришлось.

Тёмной ночью, насквозь пропитанной холодным дождём, к сёстрам явился один из старых разведчиков. Осторожно принюхавшись, он чихнул и процедил сквозь зубы:

— Сяньли воняет…

А затем с мрачным видом поведал главное — Повелитель отказался помогать низшим демонам в усмирении Снежной горы.

— Но он же глава Союза демонических кланов! — воскликнула Чажан. — Все признали его Повелителем.

— У высших демонов свои планы, — холодно бросила в такой же стылый сырой воздух Мэн Цзеюй. – А у нас свои! Выманим заклинателя из беюаня. Сяньли сказала — ключ от защитного барьера в поместье Се на его теле.

— Он мастер Небесного клана, — возразил старый разведчик. — По зубам ли нам двоим такой орех?

— Ха! Я узнала его слабость, — Цзеюй хищно осклабилась, показав острые зубы.

— Он один, но это не слабость, — не согласился разведчик. — В прошлый раз в лесу этот заклинатель с легкостью убил наших сестёр.

— А я и не говорю о его навыках мечника или духовных силах, — улыбка Мэн Цзеюй стала ещё больше похожей на звериный оскал. — Его слабость — та самая смертная, посланная старейшиной сяньли выкрасть карту. Этот праведник холит её, словно жемчужину на ладони.

[жемчужина на ладони — любимая дочь в глазах родителей]

***

Опустошение — вот то, чем завершалось каждый раз время, проведённое с Шучэн. Он не привык настолько отдавать себя другому человеку. Как оказалось, уйти от мира проще, чем остаться в нём и бороться дальше.

Ему пришлось вступиться за почти незнакомку — непослушную и шумную, восстанавливая её духовные силы по крупицам.

Бороться за чужой дух каждый день, всё больше осознавая вполне очевидную истину: он трус, прячущийся за высокой целью в виде истинного бессмертия!

Он сбежал от мира, чтобы сохранить душевное равновесие — вот настоящая причина отречения от семьи Вэнь. Поэтому мастер горы Гаочунь недостоин зваться настоящим праведником. Ему тяжело жертвовать собой.

Осознание этого повергло Фан Синюня сначала в недоумение, а потом и в тяжёлое недовольство собой.

Наставница учила быть совершенным — близким к идеалу в мыслях, словах и поступках. А идеал в её понимании — это небожитель, самоотверженно заботящийся о благе всех живых существ в Трёх мирах.

Терзаемый сомнениями, заклинатель не заметил, когда в комнате появился посторонний. Лишь подняв глаза, он обнаружил в двух шагах от себя седовласого старца в белом ханьфу. Заметив интерес к себе, гость сдержанно поклонился.

Прежде, чем заговорить, Фан Синюнь тщательно осмотрел его пояс, где к своему успокоению обнаружил нефритовый гуйби. «Пэнлай» — скромно гласила короткая надпись, сделанная золотой киноварью.

[гуйби — бирка с отверстием для крепления, носимая на поясе; знак, выдаваемый чиновникам]

Такие знаки выдавались всем чиновникам Небесного города, действующим по воле двора Нефритового императора Юй Сяолуна. Похожий есть у наставницы Ин.

Поднявшись с циновки для медитаций, Фан Синюнь собирался поклониться, но был вежливо остановлен гостем — старец перехватил его за руку, не позволив выразить почтение.

— Не стоит. Я здесь для того, чтобы обратиться с просьбой.

— Если не ошибаюсь, меня посетил глава острова Пэнлай? — Фан Синюнь жестом пригласил старца за стол, где на глиняной жаровне грелся чай.

— Так и есть, мастер Фан.

— Разве мы знакомы?

— Как могу не знать ученика небожительницы Ин? Это было бы невежливо с моей стороны, — ответил ночной гость, садясь за стол и принимая чашку от Фан Синюня.

Слова гостя с Пэнлая вмиг согрели заклинателю сердце. Он искренне полагал — наставница достойна всякого уважения. И каждый раз радовался, когда её заслуги признают посторонние.

— Чем могу помочь главе? — вежливо поинтересовался он.

— Просьба весьма скромная. Возвращаясь на Пэнлай, я заметил здесь… младшую родственницу. Насколько могу судить, мастер Фан взялся за наставничество моей племянницы Чэн-эр?