Сердце у Фан Синюня непроизвольно сжалось. Образ из прошлого становился всё ярче: плачущая от обиды девочка, смущенно рассматривающая его в пышном саду вана Ся. Только теперь она не плакала, а словно укоряла кого-то, выплевывая слово за словом.

Вслушавшись в эту довольно сбивчивую речь, он вдруг осознал — укор не ему и не матери, так и не ставшей опорой для собственной дочери, а себе самой.

Бесполезная, жалкая, никчемная — вот всё, что думает о себе Ся Шучэн?

Решительно приблизившись, он взял её за руку, заставив остановиться. Она зашипела сквозь стиснутые зубы и тогда Фан Синюнь заметил ярко-красную полоску на коже — как раз под браслетом из нефрита. Свежий ожог? Осторожно отодвинув браслет в сторону, он коснулся этого места пальцем.

— Больно… — Шучэн попыталась забрать руку, но сил для борьбы у неё не осталось.

— Постой спокойно, — Фан Синюнь направил внутреннюю энергию на кончики пальцев, позволяя той свободно сочиться наружу.

Шучэн вскинула на него удивленные глаза.

— Легче?

— Да… Больше не болит. Ты… удивительный, шифу.

— А ты глупая, если вывела из себя мастера Ин, — безжалостно заметил он, отпуская её руку.

— Я никого из себя не выводила. Она…

— Не «она», а «мастер Ин», — строго поправил деву Фан Синюнь. — Ты же из семьи аристократов, как можешь быть настолько грубой?

— А она заслуживает моей вежливости? — с вызовом поинтересовалась Шучэн, выделив голосом слово «она».

Упрямая! Это плохо.

— Ошибки мастера Ин останутся её ошибками. Твои всегда будут с тобой, Шучэн, — он отступил, открывая ей путь к двери. — Если не хочешь слушаться меня, я не стану удерживать тебя здесь силой. Уходи.

На лице Шучэн отразилось мимолётное сомнение.

Красивая барышня… Мягкий изгиб тонкий бровей, большие глаза в обрамлении длинных ресниц, изящный нос с узкой переносицей и чувственными крыльями, такой же изысканный овал лица, маленький ротик с сочными вишнёвыми губами, подбородок с упрямой ямочкой по центру.

Фан Синюнь отвел глаза. Разве таким взглядом мастер должен взирать на ученика?

— Ну же, уходи, — повторил он.

— Прогоняешь, а сам боишься даже посмотреть на меня! Совсем, как матушка… Она тоже никогда не смотрит… Говорит, я её проклятие.

— Перестань, Шучэн.

— Перестать? — растерянно переспросила та, поражённая его раздражённым тоном.

— Перестань жалеть себя.

— Но я правда жалкая… Во мне холодная ци. А духовные корни такие слабые, что даже меч я освоить не могу!

— Неправда, — спокойно возразил он, наконец, отрывая взгляд от пола. — Сколько позиций ты выучила?

— Я…

— Сколько месяцев ты потратила на обучение?

Дочь гуна Дицю сначала открыла, а потом закрыла рот, напоминая большую рыбину, выброшенную на песчаную отмель.

— Молчишь? Тогда я скажу. Ты жалела себя, Шучэн. И слушала чужие слова о себе, принимая их за истину. Как смеешь жаловаться теперь, что ничему не обучилась? Кто виноват в твоих неудачах?

В красивых девичьих глазах сверкнули гневные искорки. И Фан Синюнь почувствовал облегчение. Гнев куда лучше безропотной покорности судьбе. Если бы семья Вэнь сочла себя грязью под чужими ногами, где бы они все были сейчас? Не в сточной ли канаве, забытые всем миром и людьми вокруг?

— Думаешь, я виновата? — с вызовом спросила Шучэн.

— У меня сейчас есть все основания взяться за дисциплинарную палку, — очень тихо заметил он, наблюдая, как слабые искорки гнева в чужих глазах обращаются в яростное пламя. — Как ты обращаешься к старшим?

Он подумал — она сейчас же развернётся и выбежит из комнаты, но ошибся. Пламя в глазах Шучэн стало постепенно гаснуть, а через мгновение гордая дочь гуна Дицю вежливо, не повышая голоса, произнесла:

— Шифу, ты полагаешь — эта ученица виновна в своих неудачах?

— Да, именно так я и полагаю.

Губы Шучэн обижено скривились.

— Слабое тело можно закалить, духовные корни усилить, — продолжил он. — Главное иметь волю к совершенствованию. Спрошу ещё раз: ты согласна слушаться меня во всём?

— Угу… — нехотя отозвалась барышня Ся.

Какое высокомерие! Фан Синюнь вздохнул. Впрочем, чего он ожидал от дочери Ся Чжункана? Брат третьего вана Ся известен, как человек гордый и непримиримый. Могла ли на лиственнице вырасти груша?

— Это не ответ.

— Я согласна слушаться тебя, шифу.

— Хорошо. Тогда к наставнице Ин ты должна проявлять уважение, как к своей старшей.

— Шифу, я могу стирать твою одежду и убирать твой дом, но та женщина…

— Довольно! — он поднял руку, прерывая упрямицу. — Ты должна усвоить одну важную вещь. Мастер Ин никогда не проявляет жестокость к людям.

Шучэн метнула в него насмешливый взгляд.

— Откуда у тебя нефритовый браслет?

— Это подарок первого дяди, шифу. Главы острова Пэнлай.

Значит, подарок с Пэнлая? Теперь понятно, почему наставница говорила о демонической ци, но он злого дыхания в Шучэн не чувствует.

— И давно он у тебя?

— Первый дядя подарил на совершеннолетие и попросил всегда носить, не снимая. Сказал, браслет приносит удачу. У меня их два. На удачу, — Шучэн грустно усмехнулась. — Только вот ни один её так и не принёс…

— Удача тоже требует твоих усилий. Поэтому просто носи их.

Барышня Ся послушно кивнула. Её лицо сейчас выглядело умиротворённым и от сердца у Фан Синюня отлегло. С демонической ци, если таковая имеется, он как-нибудь справится. Чего не скажешь о девичьих слезах. Воевать со слезами в семье Вэнь никогда не умели.

Фан Синюнь достал с деревянной стойки у двери старый зонт. Раскрыл его и подал ученице.

— Пойдем, покажу тебе твою комнату.

Шучэн покорно двинулась следом, аккуратно придерживая зонт двумя руками так, чтобы тот прикрывал не только её саму, но и голову наставника.

— А запасы продуктов там есть? — несмело поинтересовалась она.

— Я распорядился подать ужин. Кто-то из учеников придёт сюда под вечер. Примешь его сама.

— Да, шифу.

— Прости, что оставил тебя голодной сегодня.

— Шифу, а ты… ты сам не голоден? — Шучэн наклонилась вперёд, едва не высунувшись из-под зонта, и с интересом заглянула ему в глаза.

— Я уже привык к продолжительным медитациям. Совершенствующиеся умеют подавлять голод в течение многих дней, — терпеливо пояснил Фан Синюнь. — Со временем и ты поймёшь, что тело не всегда нуждается в грубой пище. Куда важнее получить энергию, очистить её и накопить в нижнем даньтяне.

— Хотелось бы не нуждаться в пище… — с мечтательным видом заметила Шучэн. — А ещё не спать и не болеть… как небожители.

— Нет предела новым знаниям.

— Небесный клан и клан Снежной горы не очень-то дружны между собой, — неожиданно произнесла дочь гуна Дицю. — Шифу, почему ты взял меня в ученицы?

Что за глупый вопрос? Он окинул идущую рядом деву внимательным взглядом.

— Ты сама попросила о защите.

— Нет, не сама! — упрямо возразила та. — Сначала шифу предложил мне свою помощь.

— Ты хотела бы, что все было иначе?

— Нет… Но почему шифу поступил именно так? — любопытное лицо Шучэн вновь оказалось совсем рядом, заставляя отвести взгляд. — Потому что, благородный муж не оставляет других в беде?

Действительно — почему?

Фан Синюнь уже задавал себе этот вопрос. Ответ лежал на поверхности — так он расплачивался за собственную слабость. Пообещав отцу вмешаться в дела смертных, как совершенствующийся он отступил от пути бессмертия и поддался низменным желаниям.

Поэтому на самом деле причина яснее некуда — его терзали горькие сожаления. Безмятежное сердце легко разрушить, но крайне трудно обрести утраченное спокойствие. Только говорить о таком вслух нельзя.

— Отчасти поэтому, — ответил он ждущей пояснений Шучэн, — но также потому, что я вижу в тебе неплохие задатки для совершенствования.

Фан Синюнь никак не ожидал увидеть счастливую улыбку на лице дочери гуна Дицю. И её сияющие глаза стали ему немым укором.

Платье небожителей не имеет швов, его же душа полна старых заплаток! Как он мог замышлять месть против этой доверчивой глупышки, ещё толком не различающей добро и зло?