— Этому не бывать.
— Как знать, как знать. Возможно не при его жизни и не при нашей, но планы такие есть и он, по крайней мере, приложит к их реализации все силы, а что будет после нас, ни ты, ни я не ведаем. Орды, как ты говоришь, таят. Кто заменит нас. И как те, кто придёт на замену, будут реагировать на соблазн жить в богатых городах и пользоваться всеми благами городской роскоши? Ты не знаешь, я тоже не знаю. Но мне точно известно, что именно мне, предстоит это всё остановить. Только пока, не знаю, как.
— Ладно, — наконец согласился с чем-то Агар, — я тебя понял, только прошу, не лезь на рожон, но и из этого леса переселись, куда-нибудь на время, от греха подальше. Наверняка его лазутчики проверят и твой запретный лес, обязательно прощупают.
— Да, — согласилась Райс, опять беря Агара под руку и направляясь в обратную сторону, — я сниму ставку и исчезну. Не спрашивай, даже тебе, не скажу куда.
Глава сорок четвёртая. Они. Терем
Дальнейшие события этого дня, для Кайсая, да, и последующих двух, до самой конечной цели их путешествия, прошли, как-то обыденно и невзрачно, исключая, может быть, начало, продолжения их похода. Завтракали и собирались молча. Даже сопровождающие девы Матёрых, почему-то между собой говорили шёпотом. Деды, не в какую не выходили на контакт, прикидываясь дохлыми, лишь на прощание Кайсая, над обездвиженными телами, произнесённое им в пол голоса, чтоб никто не услышал, Дед, так же громко себя не афишируя, буркнул:
— Проваливай быстрей, спина уже затекла.
Все порывы дев помочь старикам, безжалостно пресекались молодым бердником. Так, и не поздоровавшись с ними вчера, они убыли не попрощавшись. Только когда небольшой отряд форсировал речку в направлении селения и Кайсай оглянулся, в очередной раз, прощаясь со своим негостеприимным домом, то обратил внимание, что проход, оставленный ими открытым, был уже заперт, а значит, деды благополучно поползли менять штаны.
Второе деяние, запомнившееся Кайсаю, произошло тут же, в селении. Калли, никого не предупреждая, включила свою «прибивалку», которую рыжий почувствовал лишь, как небольшую эйфорию, прилив сил и появившуюся, откуда-то, радость жизни, но, когда понял, что эта Матёрая гадина, собирает всех мужиков селения, не успевших вовремя привязать себя к чему-нибудь тяжёлому, понял, для того чтоб не выдать своего иммунитета, против колдовских чар чернявой, ему тоже придётся играть роль прибитого её Славой придурка и рыжий, отпустил внутренние тормоза, упиваясь всё поглощающей любовью, к этой смуглой паучихе с ликом божества.
Но пока Калли, обрабатывала мирное мужское население, состоящее почти из тридцати мужиков, стариков и молоденьких пацанчиков, на продовольственный оброк, к Кайсаю неожиданно подошла мать Кулика и подёргав его за сапог, вопросила:
— Мил человек, как там мой сыночек?
Кайсаю пришлось бросить прикидываться. Он наклонился пониже, чтоб его не увидели поляницы, спрятавшись за голову Васа и улыбнувшись, её успокоил:
— Молодец твой Кулик. Уже стал настоящим берсеркером. В личную орду самого верховного атамана Агара принят. Как никак, «личник» самого царя народов. Ты можешь гордиться им.
— Ой, — спохватилась баба, — а ты можешь гостинец ему передать? Я мигом.
И тут же, не получив одобрительного ответа у того, кого спрашивала, кинулась к дому. Кайсай выпрямился, по-доброму завидуя Кулику и смотря ей в след, напрочь забыв про свою роль влюблённого идиота, задумался вдруг о собственных родителях и тут же поймал на себе ошарашенный взгляд Золотца, которая уставилась на него округлив свои зелёные глазища и распахнув рот.
Кайсай сначала ничего не понял, даже пожал в недоумении плечами, а когда до него, наконец, дошло, что он позорно прокололся, быстро метнув взгляд на Калли, которая к счастью была занята другими и в его сторону не смотрела, резко принял придурковато счастливый вид, лишь хитро подмигнув Золотцу. Дева захлопнула рот и как показалось рыжему, даже со звуком «ам».
Собрав поборы и увешав заводных коней мешками, мешочками, корзинами и связками съестного, которого бы хватило, наверное, на целую полноценную орду, отряд неспешно тронулся в путь.
Калли спрятала свою Славу обратно и, как показалось Кайсаю, презрительно глянула на него, мол, вот дурак, смотри от какой вчера вечером отказался, теперь кусай локти. Подняв, как ей показалось, свою самооценку до небес, она долго с ним не разговаривала, наверное, считая это ниже своего достоинства.
Золотце, тоже не разговаривала с рыжим, только наоборот, принижая себя и держалась пристыженной скромницей. Девы прислуги, не разговаривали в принципе. Им это, было запрещено изначально. Так и поехали молча, сквозь, до боли знакомый лес, где произошло очередное запоминающееся событие.
Проезжая густые заросли, примерно в том районе, где в стороне обитала Апити с дедом и вглядываясь в глубину чащи, в надежде узреть кого-нибудь из них, Кайсай, тем не менее вздрогнул, неожиданно узрев вдалеке лешего, сидевшего на какой-то травяной кочке и потому, что регулярно утирал лицо рукавом рубахи, бердник понял, что дед плакал!
Он почему-то сразу догадался о причине его горя и желания кинуться к нему и утешить, бедолагу, у него не возникло. Наоборот. Его охватил безудержный смех, который он всё же, как мог сдерживал, хрюкая себе поднос и прижимаясь к седлу. А ведь он предупреждал этого хлызду, с Апити не жульничать. Сопровождающие девы, недоумённо посмотрели на его истерику, но обет молчания выдержали. А вот дальше по дороге и вспомнить было нечего.
Говорить с ним начали с обеда и то, в виде одолжения, но к вечеру, уже болтали, как ничего и не было, опять войдя в свои роли нудных наставниц. И ночью, что провели в полевых условиях, его никто не домогался, а у него, в их отношении и мыслей не было. Только уже подъезжая к загадочному для Кайсая Терему, обстановка изменилась. Калли и её девы, значительно оживились, а вот Золотце со своими — помрачнели.
Въехав по широкой дороге в очередной лес, смуглая красавица, даже прибавила ходу, от нетерпения встречи, как она выразилась, со своим вторым домом, а вот золотая, наоборот, ход сбавила.
Кайсай последовал примеру второй, решив воспользоваться разрывом кавалькады, растянувшейся по лесу и во чтобы то не стало, получить, наконец, хоть какую-нибудь предварительную информацию о том, что его ожидает. На душе, как-то, мерзопакостно было. Подъехав к Матёрой воительнице поближе, он решительно потребовал:
— Золотце, кончай меня мучить. Давай сказывай, к чему готовиться.
Та хмыкнула.
— Яйца мой, — ответила она не то со злостью, не то с тоской, — притом, чтоб блестели.
— Не придуривай, — нервно одёрнул он её, — я в натяге, а когда я в натяге, то сам себя боюсь. Ты меня знаешь. Если что, я ведь всех там повырежу.
Золотце задумалась, а потом вдруг неожиданно спросила:
— Кайсай. А как тебе удалось из-под Калли тогда улизнуть?
— Ты про какое «тогда» спрашиваешь?
— Ну, в селении. Я же заметила, что Слава её, на тебя не действует и что это за узелок тебе там баба вручила?
— А ты про это, — вспомнив её округлённые глаза, выдохнул рыжий, — да, в общем-то, не важно. Будем считать, что я против вашего колдовства, противоядие нашёл, а баба эта — мама Кулика, передала ему гостинец. Я слышал, он тоже, похоже, в этом Тереме, если не разминёмся, вручу.
— Давай сюда, — потребовала дева, протягивая руку, — даже если он там, ты его не встретишь. Правила не позволят, а я передам. Мне можно.
Кайсай лишь на мгновение задумался и тут же вынул из мешка небольшой узелок, протягивая Золотцу и добавил при этом:
— И передай, коли будет возможность, на обратном пути пусть заедет. Мать успокоит. Надеюсь это некрамольно?
— Некрамольно, — подтвердила Матёрая, принимая узелок и тут же требовательно напомнила ему, что не забыла главного, о чём спрашивала, — так как со Славой, Кайсай?
— Да, говорю же, не важно.