Райс остановилась и вынесла решение:

— Идея хорошая. Мне нравится. Будем думать…

Ордынский сход ещё издали, напоминал огромный муравейник. Кибитки, телеги, разномастные шатры и шалаши, а между ними всё пространство занимали люди, костры, опять люди. Всюду кони, внутри, снаружи, в степи между муравейником и рекой паслись огромные табуны.

Солнце уже село, когда новобранцы добрались до края стойбища. Было ещё светло, но Кайсай не поддержал желание Кулика, во что бы то не стало, сразу броситься на поиски атамана, нужной ему орды, к которому направлялся новоиспечённый берсеркер.

Расспросы ближних стойбищ, действительно, результата не дали. Никто такой орды не знал, о таком атамане не слышал и представления не имел в какую сторону их послать, поэтому все посылали, примерно, в одно и тоже место.

Обижаться, собачиться и сцепляться со взрослыми, здоровыми и не в меру пьяными мужиками, оба решили нецелесообразным, поэтому, в конце концов, Кулик сдался и принял план Кайсая, который заключался в том, чтобы наоборот вылезти из этого муравейника и устроиться на ночлег подальше в степи, где и им будет спокойно и коням ещё есть, что пожевать.

Распрягли животину, пустили пастись, а сами устроившись на сёдлах, положив их под голову, развалились на постеленных на землю Кайсаевых баулах и в спокойной летней ночи, любуясь звёздным небом, завязался неторопливый разговор.

— Слушай, Кулик, — начал Кайсай из далека, но уже сформулировав в голове план перетягивания белобрысого на свою сторону, — а в той орде, в которую ты рвёшься, берсеркеры есть?

— Не знаю, — неуверенно ответил Кулик.

— А я знаю. Нету, — уверенно проговорил рыжий, поворачиваясь к собеседнику и ложась на бок, — дед сказывал, что все эти орды, лишь боевое мясо. Нет. Воины там встречаются толковые, но все, как все. Скакать могут, рубить могут, колоть, стрелять, метать ножи, в общем, как обычно, но мы то с тобой не обычные.

Кулик тоже перевернулся на бок, заинтересованно уставившись на искусителя.

— Что ты предлагаешь?

— Элитные воины, такие как мы, служат при верховном атамане и представляют из себя отдельные орды, «особые». Там и доля при разделе другая и слава не по колено.

— Так ты идёшь к верховному?

— Да.

— Да, кто ж тебя к нему пустит?

— Во-первых, пояс, а во-вторых, знак у меня от деда есть.

— А меня кто пустит? У меня ничего кроме топора нет.

— Ну, ты со мной пойдёшь, сначала, а потом потребуешь испытание, но уж там, сам.

Кулик задумался. Кайсай продолжил.

— Я не думаю, что твой отец, если узнает, там на небесах, что его сын, стал уважаемым всеми берсеркером и попал в личную орду самого верховного, обидится.

— Думаю, нет, — ответил Кулик, вдруг осознав свою значимость и показывая тем самым рыжему хитрюге, что его план удался.

— Ну и что мы тогда голову ломаем, лбом по дереву стуча?

— А если не получится?

— А если не получиться, ты всегда сможешь вернуться к своему атаману, которого ты даже в глаза не видел. Он то, никуда не денется.

Кулик опять задумался, но на этот раз, Кайсай торопить события не стал.

— По рукам, — тихо, но уверенно произнёс белобрысый, — давай, попробуем.

На этом и сговорились.

Утром, как только солнце встало и разогнало туман, стелящийся по земле, молодцы встали и погнали своих коней к реке, где их привели в должный вид и сами прихорошились. Кайсай поскрёб жидкие волосики на лице, Кулик умылся, да, оправился. Вот и все приготовления. После чего, оседлав коней, пустились в поиски вокруг человеческого муравейника, выискивая самый большой и роскошный шатёр, ну, или что-то типа того.

К полудню, Кайсай, наконец, решил бросить это занятие и предположил, что верховный сидит, где-то на самой горе, вокруг которой, они уже пол дня ходят, поэтому недолго думая, пошли на прямую, через давно проснувшийся кавардак.

Странно, но никто их не останавливал и ничего не спрашивал. Идут себе, идут, ну, и пусть идут. Поднявшись на холм, они уткнулись в кибитки, выставленные по кругу, плотно друг к дружке. Пошли вдоль кибиток, искать проход, поняв, что там внутри и есть то, что они ищут. Нашли, но войти не смогли, так как тут, их остановили вооружённые воины.

— Куда? — рявкнул один из них, преграждая дорогу в узком проходе.

— К верховному, — ответил Кайсай не стушевавшись.

— Кто такой будешь? — продолжал допрос страж и к нему подтянулись ещё двое, положив руки на рукояти мечей.

— Бердник Кайсай и со мной берсеркер Кулик.

Страж отклонился в сторону, чтоб рассмотреть Кулика и не удержавшись, расхохотался:

— Эта личинка — берсеркер?

Подошедшие дружно загоготали, да, так громко, что со всех сторон к проходу потянулся разномастный, любопытный народ, кому со скуки, уже совсем делать было нечего.

— Хочешь попробовать? Валяй, только чур я в сторонку отъеду, себя любимого поберегу.

Но тут, откуда-то с низу, послышался нарастающий гул и сквозь него, отчётливый топот копыт. Кто-то скакал прямо к ним, притом галопом, среди людского моря! Страж резко стал серьёзным и скомандовал:

— Ну ка, в сторонку, пацаны, кто-то серьёзный скачет, — и не успели молодцы отойти в сторону, как он, разглядев что-то в глубине людского муравейника, обернулся и крикнул в проход, — подъём! Матерь скачет со своими людоедками.

Кайсай ещё круче взял в сторону, освобождая дорогу и прижимая коня к кибитке боком. На небольшое пустое пространство, между строем кибиток и остальным лагерем, по дороге, которую Кайсай только что заметил, нёсся отряд с десяток поляниц, в полном боевом обвесе, во главе с золотой бабой, в самом прямом смысле этого слова.

Она была вся из золота, начиная с сапог и кончая шапкой, острый конец которой, не свисал, а стоял колом. Даже оружие и лошадь, насколько успел разобраться Кайсай, всё золотое.

Подъехав к стражам, она резко осадила свою красавицу и лихо спрыгнула на траву. Страж, тот что остановил Кайсая, шустро метнулся ей на встречу и кивнув головой, представился. Остальные стражи, высыпавшие из прохода, выстроились в два ряда, гордо выпятив грудь, изображая из себя, что-то вроде почётного караула.

Матерь, как её назвал стражник, быстро скрылась в проходе, чуть ли не бегом. Остальные «людоедки», высыпавшие на свободное пространство, так же остановились, разбрелись, но с коней слазить не стали. Они злобно зыркали по сторонам, нагоняя жуть на окружающих мужиков. Даже стражники прижались ближе к проходу, но тем не менее, внутрь никто не скрылся. Все как один, с опаской, но любопытством, разглядывали обворожительных и вместе с тем смертельно опасных гостей.

Кайсай не смог, как следует, рассмотреть Матерь, потому что, его больше интересовало её сопровождение, в котором, он почти сразу узнал Золотые Груди. Она резко выделялась от остальных, в первую очередь тем, что была единственной молодой из всех «мужерезок». Остальные, были скорее бабы, чем девы.

Та, тоже увидела его, но, как только их глаза встретились, тут же отвернулась и сделала вид, что впервые его видит и этот незнакомый мужлан, ей так не интересен, что и внимание на него обращать не стоит. Она вертелась, смотря куда угодно, только не в его сторону. Остальных её спутниц, знакомых ему по совместному переходу, в числе эскорта не было, из чего Кайсай сделал вывод, что перед ним элита сестёр «мужеубийственного» выводка.

Когда Матерь скрылась за кибитками, Золотце резко поменяла своё отношение к молодому берднику и тут же узнала его, сделав вид, что, только что обратила внимание, на таких скромно стоящих двух молодцев, ими же прижатых к стенкам кибиток.

— О, здрав будь, сирота, — поздоровалась она, притом поздоровалась громко, явно на показ, при этом мило улыбаясь и пробираясь между своими спутницами, почти в плотную к молодым воинам, — как тебе спалось без меня этой ночью? Не замёрз?

— Здрав будь, Золотые Груди, — так же громко приветствовал наездницу Кайсай, решив поучаствовать в состязании по зубоскальству, раз она так настойчиво напрашивается, почтенно кланяясь при этом, — как же мне не замёрзнуть, коль, после золотых, да, тёплых, — тут он сделал небольшую многозначительную паузу, в упор выставившись на золотые шары её брони и как бы опомнившись, продолжил, — пришлось мне бедному на голой земельке ночь коротать. Мешок с поклажей всю ночь мял, тебя вспоминая. А тебе, как спалось, Золотце, без моего могучего меча, в кожаных ножнах, не страшно было?