Кайсай вновь учтиво наклонил голову. Наступила тишина. Судя по лику царицы и по светящимся от гордости лицами дев воительниц, что маячили за её спиной, да, и судя по лицам воинов, стоявших за спиной верховного атамана, кто услышал, речь молодца произвела впечатление. Всю торжественность испортила Золотце:

— Ни чё. Я тебя из-под земли выкопаю, где б ты не зарылся.

И вновь прокатилась волна лёгкого смешка, ну и как полагается, Кайсай в долгу не остался:

— Угу. Только смотри не повреди себе чего целого, когда стоя по собачьи рыть будешь.

И под очередной грохот хохота, он изящно прогнул спину, выпячивая попу назад. Матерь, на этот раз, тоже рассмеялась, но тут же, резко, выкинула поднятую руку, в сторону Золотца, видимо заметив, что последняя, готова была взорваться психом:

— Ну, хватит, Золотце, успокойся, — а затем обратилась к Кайсаю, — так ты чей будешь? Откуда пришёл?

— Сирота я. Отца, матери не знаю, а пришёл я от деда.

И с этими словами он вынул из пояса золотую круглую бляшку и протянул её на ладони, но не Матери, а атаману.

— Дед сказал, вы узнаете, атаман, что это такое и велел передать, что посылает меня к вам заменой, как договаривались.

— Дед? — почему-то вместо атамана удивилась Райс, выхватывая из его рук бляшку и всматриваясь в рисунок, после чего взглянула на Кайсая, каким-то странным, не присущим владычице, а буквально, материнским взглядом и произнесла почти шёпотом, — так ты…

Но тут влез атаман, отбирая у неё золотую безделушку.

— Так этот старый пьяница и развратник ещё жив?

— Жив был, когда чуть больше седмицы из дома уходил, — недоумевая проговорил Кайсай, ожидая, несколько иной реакции от верховного атамана, помня рассказы деда о их отношениях с Агаром.

Но атаман не дал ему возможности сконфузиться. Он улыбнулся, хлопнул Кайсая по плечу и громко проговорил:

— Ладно, воин, идём к столу. Будешь моим гостем.

Рыжий подался вперёд, как вдруг встрепенулся и проговорил:

— Атаман. Я не один. Со мной молодой берсеркер. Он мой друг.

— Берсеркер?! — чуть ли не в один голос вскрикнули атаман и Матерь.

Это было так неожиданно, что Кайсай даже опешил. Бедный Кулик, всё это время, остававшийся в тени, слез с коня и опустив голову, медленно стал пробираться между конских крупов, к «великим мира сего».

Райс, неожиданно сверкнула восхищёнными глазами и резко отодвинув рукой Кайсая, кинулась к Кулику со словами, которые, буквально, прокричала: «Дайте мне на него посмотреть!», а когда увидела, то рухнула на колени и закатилась в истеричном смехе, выдавливая из себя лишь жалкие «Ой, не могу! Личинка!».

Смеялась она одна. Все остальные в состоянии оторопи, ничего не понимая, растерянно смотрели, то на царицу, то на того, которого она обозвала личинкой.

— Да, хватит тебе, — пытался остановить её верховный атаман, тоже чему-то бурно веселясь, — да, дайте ей кто-нибудь воды, а то не откачаем.

Истерика Райс длилась недолго и отпаивать не пришлось. Она, несколько успокоившись, поднялась на ноги и быстро принялась крутить головой, перескакивая взглядом с Кулика на Кайсая, с Кайсая на Золотце и так несколько раз.

— Ну, что Агар, — не скрывая радостного возбуждения, обратилась она к атаману, — теперь поверил, что наши весёлые деньки возвращаются на круги своя, на новый виток.

— Да, иди ты, — невпопад, почему-то, буркнул атаман, подходя к Кулику.

Всем вокруг было уже понятно, что цари народов веселятся над чем-то только им понятным, но никто не решился спросить: «А что, в общем то, здесь происходит?»

— Это берсеркер? — изумился Агар, почему-то спрашивая Кайсая, а не самого Кулика, при этом в его глазах, несмотря на радостный вид, заблестели слёзы, — а ведь, действительно, личинка, посмотри-ка на него.

— Да, атаман, — тут же уверенно подтвердил рыжий, — притом настоящий, природный, так сказать. Он входит в боевое состояние, просто, по своему желанию, вот правда выйти из него, самостоятельно не получается. Приходится водой отливать.

— Это как? — поинтересовался заинтригованный атаман.

— Просто, водой в лицо плескаешь, только тогда отходит.

— И он тебя не зарубил до того, как ты его водой отлил?

— Да, уж, — тут же сознался Кайсай, не упуская возможности прорекламировать своего напарника, — дело ещё то. Погонял он меня по лесам. Таких там просек нарубил… а плескать только издали, иначе без башки остаться можно.

И тут, неожиданно, и не по делу, влезла Золотце. Она спросила, скорее автоматически, чем сознательно, но тем не менее.

— Так это он тебе спину распорол?

Но тут же осеклась, сообразив — ляпнула лишнего, понимая, что никому ещё не говорила, как видела его голым, но было поздно. Райс услышала и прищурив глазки и пристально уставившись на дочь, задумалась, правда, ничего не сказала.

— Нет, — потягивая спину ответил ей Кайсай, — но в том лесу, тоже просек нарубили достаточно.

— Ладушки, — хлопнул в ладоши Агар, — кличут то тебя как? — спросил он, обращаясь к личинке берсеркера.

— Кулик, — еле слышно выдавил из себя белобрысый, краснея и тупя глазки, как тот леший, в лесу при Апити.

— Ладушки, Кулик, и ты ступай за стол. Гостем будешь. Сегодня пьём, едим, а опосля посмотрим, что за самозванцы к нам заявились…

Куруш, уже который день мучился от безделья. Днями, сидел в своём высотном саду, старался занять себя бытовыми дрязгами жителей, выступая в качестве верховного судьи, но всё это было скучно и не интересно. Даже несмотря на постоянную угрозу своему величию, выезжал в горы на охоту, которая в связи с огромным количеством людей охраны и сопровождения и постановочно привязанным козлам на скалах, тоже не развеивала его тоски и хмурого настроения.

Наконец, прибыл Тигран, которого Куруш, так нетерпеливо ждал все эти дни. Как только седьмой «кричащий» на золотых воротах, проголосил о прибытии царя Тиграна, Царь Царей тут же спустился в главный зал и встретил наместника армянской сатрапии, в главном зале, в окружении всей своей свиты.

Они уже давно перестали быть самыми близкими друзьями и тем более кровными братьями. Это произошло не сразу, а как-то постепенно. Сначала, Великий Покоритель Царств запретил другу называть его истинным именем, при этом, не объясняя своё решение.

Затем, стал избегать встреч один на один, мотивируя это необходимостью безопасности. Куруш давно уже не находился один на один, даже с самим собой, даже тогда, когда спал, ходил в туалет или ублажал на ложе любви, одну из своих жён или наложниц.

Тигран, почувствовав к себе охлаждение, всё реже стал появляться при дворе Куруша, предпочитая проводить время в своей крепости в Араратской долине. Охлаждение их отношений, Тигран, долгое время старался не замечать, каждый раз, объясняя эти явления для себя, стечением обстоятельств, нервозностью событий, происходящих вокруг или просто, плохим самочувствием Асаргада, но по-настоящему в это поверил, сразу, как только Царь Царей, неожиданно выдвинул своего сына Камбиза и яростно, даже на показ, взялся за его воспитание и обучение.

После этого события, Тигран сделал вывод, что при Куруше появилась новая влиятельная сила, вероятней всего, в лице первой жены Асаргада — Кассанден и её окружения с роднёй. Может быть она и не убедила Великого, в злостных намерениях урартца подвинуть его на троне, но по крайней мере, заронила в душе Повелителя зерно подозрения, относительно бывшего друга.

На самом деле, причина была в другом. Тигран, небезосновательно считался вторым человеком в персидской империи после Куруша, обладавший значительным властным влиянием и с очень боеспособной военной силой.

Зерно раздора было вброшено ни Кассанден и её окружением, а Крезом, бывшим царём Лидии, который при Царе Царей, пристроился в качестве советника. Именно он, как-то невзначай оговорился, о назревшей за спиной Великого, силы, способной, в раз, свернуть Царю Царей шею, если захочет и что недальновидно иметь такого друга, который настолько силён и властен, что в любой момент, может захотеть стать первым в империи.