– Держи. Только с колодца. Не успела еще…

Виктор благодарно кивнул. Вода моментально проступила потом, но стало чуть легче.

– Как жена? Пишет? – спросил Сашка.

– Да вот, чего-то вторую неделю ни строчки. Может, почта задерживает…

Литвинов помолчал, потом как-то несмело произнес:

– Я вот попросить хотел… Дело такое… сейчас же ты на тренировку летишь?

– Лечу. Только тут раньше изжаришься.

– Слушай. А можно я за тебя слетаю, – умоляюще зашептал Сашка. – Очень надо!

– Да ты чего, Саш? – Виктор оторопел. – Это же «Як», а не «У-2». Скорости другие, все другое. Разобьешься и меня под монастырь подведешь…

– Не подведу, не подведу, – жарко заговорил Литвинов, – мне бы разок попробовать, силы свои оценить. Ты же знаешь, сколько я на «МиГе» летал! А на «У-2» почти каждый день в небе, то туда, то сюда. А я на истребитель хочу, снова фашистов бить… Это же вы с Игорем мне написали, что без ноги летать можно! Так выручи…

Виктор вспомнил читанную когда-то в прошлой жизни книгу про безногого летчика – Мересьева. У того не было обеих ног, однако он, после упорных тренировок, сумел вернуться в небо и воевал на истребителе, сбивал фашистов, и если верить книге, то делал он это прямо сейчас. Наверняка Сашка тоже сможет, раньше он был сильным летчиком, да и сейчас без проблем летает на «У-2». Вот только что будет, если он разобьется? Литвинов ведь привык к «кукурузнику», отвык от истребительных скоростей. Ведь даже спарки нет, чтобы вывезти, подсказать, подправить. Чуть ошибется, и привет, земля, плюс еще ступня эта деревянная. И хорошо еще, если дело кончится просто аварией. В любом случае Виктора за такое по голове не погладят. Но и Сашке отказывать не хочется, вон как глаза горят. Эх, была бы спарка…

– Как же ты полетишь? Ты хоть «Як» сперва изучи, – попытался отмазаться он, – ту же кабину…

– Да изучил я, изучил, – замахал Литвинов руками, – пойдем, прямо сейчас проверишь… Что там? Вон Кузьмин в девятом гвардейском летает без ступни! А я что, хуже?

Виктор гонял его минут пятнадцать, буквально по всему. Пытаясь найти хоть какой-то пробел в знаниях, отыскать любую зацепку. Все напрасно. Сашка подготовился хорошо, отвечал без запинок, четко, грамотно. Видно было, что он времени зря не терял и самолет изучил основательно.

– Блин, – Виктор грустно почесал затылок, – ты меня без ножа режешь. Ладно, помирать так с музыкой. – Он сунул Литвинову свой шлемофон. – Только смотри там. Если что – лучше прыгай. Хрен с ним, с самолетом…

Он с грустью смотрел, как ставшая уже родной «русалка» оторвалась от взлетной полосы. Сердце щемило в ожидании неприятностей. Снова вспомнил книгу про Мересьева. Там описали переживания летчика, который взлетел без ног. Но почему никто не показал переживания человека, который разрешил, который выпустил его в этот полет? Ведь ждать исхода вылета оказалось куда как тяжелей, чем даже драться в воздушном бою. Он, задрав голову, наблюдал, как уменьшается в размерах самолет, и не заметил, как побелели стиснутые в кулак костяшки пальцев. «Як» набрал высоту и принялся выполнять пилотаж.

– Оно и правильно. – Палыч подошел почти бесшумно. – В сорок первом ты на его «МиГе» долетывал, теперь он на твоем «Яке». Не боись, Витька. Сядет как миленький.

Он не ответил, только поморщился, не отрывая взгляда от маленького самолетика в небе.

– Не боись, – повторил Палыч, – вы с аэродрома по девкам, а Сашка шасть в кабину и давай учиться. Да и раньше он хорошо летал. А что переживаешь, то хорошо.

Виктор не стал слушать словоохотливого техника и пошел по аэродрому, нервно посматривая в небо. Истребитель вовсю уже крутил виражи и мертвые петли. По его мнению, выходило не очень…

Ноги принесли Виктора к КП. Тут обитал руководитель полетов, торчала тарелка репродуктора, толпился причастный народ. Он хотел было постоять в стороне, незаметно послушать, но буквально нос к носу столкнулся с Шубиным. Командир кивнул на приветствие, прошел было мимо, но вдруг замер.

– Саблин… ты эта тута как?

Виктор сделал отчаянную попытку провалиться сквозь землю, но потерпел фиаско.

– А там кто? – Шубин указал рукой на кувыркающийся в небе самолет.

– Литвинов, – упавшим голосом сказал Виктор.

– Что-о-о? Да как ты… твою… маму… семь раз… через кобылу… Витя, ты совсем охуел? – Лицо командира покрылось пятнами. Сашка тем временем прекратил пилотаж и уже стоял «в круге». Виктор невольно скосил глаза. Шубин застыл на полуслове и вдруг, кинувшись к КП, принялся рвать микрофон из рук руководителя полетов. «Як» заходил на глиссаду, и Шубин так и застыл с поднесенным ко рту микрофоном. Истребитель коснулся полосы у посадочного «Т», подпрыгнул, снова коснулся и побежал по желтой траве аэродрома. Виктор почувствовал, что по спине сбегают струйки пота…

Шубин рвал и метал, выплескивая на головы виновных свое негодование. Виктор принимал начальственный гнев как должное, понуро повесив голову, Литвинов же сиял как начищенный пятак и тем самым распалял командира еще больше. Наконец комполка осип и иссяк.

– Воды, – прохрипел он, и руководитель полетов сразу же кинулся снимать с пояса флягу. Промочив горло, Шубин снова ожил. – Вот тут, – он ткнул пальцем в непосредственной близости от КП, – вырыть яму и накрыть ветками. Это будет персональная землянка лейтенанта Саблина. Рядом тута вырыть вторую, для старшего лейтенанта Литвинова. Пусть там живут. И под домашний арест! Обоих! – снова заорал он. – Сук-кины дети!

– Товарищи! Наступило это время! Время, когда наша могучая Красная армия решительным ударом разгромит ненавистных фашистов, неся свободу порабощенным советским жителям. Сегодня войска нашего фронта… – Глуховатый голос замполита разносился над полем. Полк застыл в четком строю эскадрилий, вслушиваясь в речь выступающего, но большинство присутствующих людей уже рвалось на запад. Сейчас там тысячи орудий обрушивали на противника тонны и тонны стали, и даже сюда, в тыл, изредка долетал могучий рокот артиллерии.

– Я хочу сказать от имени всех молодых летчиков полка! Мы долго рвались на фронт, потом нас долго учили старшие товарищи, – младший лейтенант Абрамов говорил, размахивая в такт рукой, голос его подрагивал от волнения, – и вот пришло время доказать, чего мы стоим. Я и другие комсомольцы нашего полка клянемся…

Неимоверно хотелось спать. Виктор накануне заснул поздно и этому митингу предпочел бы часок сна, но не сложилось. Он подавил зевок и скорее почувствовал, чем увидел, как сзади нервно переступил ведомый. Колька все рвался в бой, и этот некстати случившийся митинг отделял его от момента, когда можно будет сбивать врагов. Полученное накануне звание младшего лейтенанта только усиливало его нетерпение…

Закрывал митинг Шубин.

– Буду краток, – сказал он, обводя свой полк грустным взглядом, – первая эскадрилья – по самолетам. Вторая и третья – ожидать в готовности. День сегодня будет жаркий…

Небо закрыла сильная низкая облачность, изредка срывался мелкий дождь, но день действительно оказался жарким. На земле бушевал грандиозный бой: весь Миус-фронт вспыхивал разрывами мин и снарядов. Дым и пыль поднимались до самой кромки облаков. На земле пехота пыталась вгрызться во вражескую оборону, в воздухе эскадрильи штурмовиков сменяли друг друга, утюжа вражеские позиции. Казалось, что после артобстрела тысяч орудий, после авиаударов сотен бомбардировщиков и штурмовиков внизу не останется ничего живого. Там горело все, даже сама степь. Однако стоило нашей пехоте предпринять очередную атаку, как ее встречал смертельный огонь и в очередной раз правый берег Миуса покрывался телами убитых и раненых.

Полк работал с максимальной нагрузкой. Одна из эскадрилий все время была в воздухе, вторую торопливо заправляли топливом и боеприпасами, третья уже ожидала в готовности. Рев двигателей над аэродромом не смолкал ни на минуту. Подходила очередная группа штурмовиков, и ожидающая эскадрилья взмывала в небо, а над аэродромом «в круге» уже стояли вернувшиеся с боевого задания истребители…