Он опередил врага на пару секунд, взяв упреждение корпусов в шесть и начав стрелять метров с четырехсот. Это было далеко и совершенно неэффективно, но иного способа помочь Игорю не было. Белесые огоньки трассеров замелькали вокруг вражеского истребителя, проходя то сзади, то спереди, то ниже. «Мессер» тоже открыл было огонь, но в этот момент у него на фюзеляже что-то пыхнуло. Было очень далеко, и Виктор не был уверен, что ему не привиделось попадание, но вражеский истребитель сразу перестал стрелять и потянул за своим ведущим.

Шишкин моментально приклеился к Саблину, заняв место справа, и они продолжили снижаться, уходя к основной группе. Видимо, Виктор все-таки попал и попал неплохо, потому что противники, вместо того чтобы атаковать, висели наверху, ничего не предпринимая. Это оказалось весьма на руку.

Внизу дела были похуже. Бомбардировщики были уже далеко, на недосягаемом для атаки расстоянии. Чуть в стороне, коптя форсируемыми моторами, удирала другая пара «мессеров». Видимо, появление над головой пары «Яков» стало для них неприятным сюрпризом. Советские истребители были тут же, но их было почему-то трое. Правда, четвертый нашелся быстро, Виктор увидел характерный силуэт «Яка» на фоне пшеничного поля. Видимо, один из наших истребителей все-таки был подбит и сумел сесть на вынужденную посадку.

Дальше стало проще. Немцы по-прежнему шныряли поблизости, но в бой вступать уже не желали, выжидая удобного момента. Провисев положенное время, советские самолеты взяли курс на свой аэродром.

Солнце пыхало жаром и прилипало к открытой коже, нагревая все и вся. Степь превратилась в гигантскую сковородку, на которой ползали, глотая пыль, изнуренные жарой люди. Ветра не было, и зной заполнил все вокруг. Летчики апатично развалились в тени деревьев, пытаясь хоть как-то отдохнуть, но даже здесь донимала жара. Было тихо, только где-то далеко кричала дурная кукушка, да похрапывал во сне Шишкин. Остальные молчали: утренние вылеты, бои под Ростовом, сбитого «Хейнкеля» и подбитый «Як» Константинова обсудили уже давно, и говорить никому не хотелось. Они развалились в жидкой тени деревьев и хлебали из фляг воду.

От этой теплой, пахнущей тиной местной воды Виктору хотелось уже блевать. Он пил ее безмерно, но она совершенно не утоляла жажду, моментально выступая потом на гимнастерке. Однако, кроме нее, пить было нечего. Все эти прелести будущего, в виде сплит-систем, кока-колы со льдом, появятся тут еще нескоро. И это сильно злило. Он завидовал спящему Шишкину, но сам заснуть почему-то не мог. И это тоже злило.

Подошел Дорохов. Летчики было зашевелились, делая вялые попытки подняться, но командир замахал рукой, укладывая всех на место. Он присел рядом, смахнул пыль со своих некогда начищенных до блеска хромовых сапог и стянул с головы фуражку. На лбу его виднелись крупные капли пота.

– Скоро уже душевые сделают, – сказал он после недолгого молчания, – к вечеру обещают. Так что потерпите, завтра будет легче. А то, я вижу, совсем расклеились, Шишкин вон уже помирать собрался, – с этими словами командир легонько толкнул Игоря ногой.

Тот что-то неразборчиво буркнул, недовольно открыл один глаз и, увидев прямо перед собой командира полка, попытался вскочить по стойке «смирно». Летчики засмеялись.

– Лежи уже, – благодушно сказал Дорохов, – хотя надо было бы тебя сейчас заставить кросс бежать. Это же надо умудриться в первом же бою испортить новейший истребитель и прилететь без куска лопасти. Вредитель…

Шишкин не ответил. Спросонья он не понимал, чего сейчас хочет командир, и не собирался ломать над этим голову. Он хотел спать.

Дорохов, видимо, тоже это понял и резко сменил тему.

– Через пятнадцать минут вылет, – сказал он, – будем прикрывать бомбардировщиков. Константиновскую переправу будут бомбить. Одну переправу прикрывали, а другую разбомбим, хотя река одна и та же. Вот так вот.

Комполка замолчал, рассматривая летчиков, выбирая кандидатур для выполнения задания, и наконец добавил:

– Сейчас сделаем так, из второй эскадрильи полетят Турчанинов – Дегтярев, а из первой Саблин и… – Он задумался, рассматривая все еще сонного Шишкина.

– Товарищ командир, разрешите мне. – Пищалин вытянул руку вверх, словно был учеником на уроке. Под удивленными, насмешливыми взглядами летчиков он вмиг покраснел.

– И Пищалин, – закончил свою фразу комполка. – Ведущий группы… Саблин. Пора товарищу уже самостоятельно группу водить.

Виктор похолодел, водить в бой что-либо больше тройки ему еще не доводилось, поэтому до вылета время он посвятил суматошной подготовке к полету. Только уже взлетев и набрав высоту, он немного успокоился. Все-таки в небе переживать особо некогда. В небе постоянно есть работа, вдобавок усугубленная тем, что думать нужно не только за себя, но и за всю группу, пусть даже она и состоит всего из четырех самолетов.

Под крылом привычно мелькала выгоревшая от солнца земля, проплывали балки и поля. С воздуха казалось, что внизу все дышало спокойствием и тишиной. Однако это было далеко не так: над дорогами поднимался бесконечный шлейф серой пыли – это отступали наши войска и беженцы, эвакуировался скот и колхозное имущество. Сверху объем отступления был хорошо виден и ужасал своим размахом.

Вылет проходил нормально. Тройка бомбардировщиков «Пе-2» висела ниже «Яков», на высоте в два с половиной километра, Пищалин исправно летел слева-сзади, еще левее виднелась пара Турчанинова. Виктор вспомнил, как того корежило на предполетном инструктаже, и криво усмехнулся. Турчанинов, видимо, не рассчитывал, что старшим группы назначат именно Саблина, и испытывал явный дискомфорт, что придется подчиняться младшему по званию.

«Интересно, что имел командир в виду, когда говорил, что мне пора водить группы, – в очередной раз подумал Виктор, – ведь у нас в полку ведущих пока хватает». Однако весьма быстро стало не до размышлений, на горизонте показалась пара приближающихся точек.

– Спереди слева два самолета, усилить внимание, – передал он по радио остальной группе и сразу увидел, как «заплясал» самолет Артема. Может, из-за нервного напряжения, а может, из-за слабой летной подготовки, но истребитель Пищалина вдруг начал проваливаться то вверх, то вниз и немного гулять по курсу. Пришлось его одернуть по радио, только тогда Артем снова начал лететь нормально.

Точки быстро увеличились в размерах и превратились в пару «мессеров». Обнаружив большее количество советских истребителей, «Мессершмитты» в бой вступать не стали и отошли в сторону. Однообразный полет над желтой, выгоревшей степью продолжился.

Пара «мессеров»-охотников снова появилась слева, но теперь они были выше. «Пешки» также неторопливо ползли на север, до двух «Мессершмиттов» им не было никакого дела. Впереди уже показалась лента реки, и бомбардировщики немного изменили курс, заходя на переправу. Этот мост являлся пуповиной, по которой снабжался вражеский плацдарм на нашем берегу реки, и эту пуповину нужно было срочно перерезать. «Мессеры» тоже начали заходить в атаку на пару Турчанинова, пришлось отбивать. Немцы ушли вверх, но повторять атаку не стали, вися в стороне и выжидая удобный момент.

В небе, чуть ниже их курса, появился рыжий дымовой шар, потом еще один и еще, и вскоре они стали впереди стеной. Бомбардировщики невозмутимо нырнули в эту стену, и Виктору показалось, что они словно растворились в ней. Но нет, они показались снова, такие же, словно связанные невидимыми нитями, невозмутимые и непоколебимые. Впереди внизу темнела тонкая черточка моста – переправы через Дон, и сейчас штурманы бомбардировщиков прилипли к окулярам, загоняя эту переправу в тонкое перекрестие нитей прицела. А значит, их пилоты должны были четко выдержать точный курс и высоту, иначе весь этот вылет пойдет насмарку. Вот и ярились немецкие зенитчики, стараясь сбить, помешать, согнать с курса советские машины, раз за разом посылая в небо сталь и свинец.

Бомбардировщики отбомбились и сразу же ускорились, стремясь выйти из зоны действия зениток. Бомбы подняли огромные столбы воды, но лишь один из взрывов пришелся в мост. Хорошо, но мало. Виктор закусил губу, рассматривая вражескую переправу. Правый берег реки сплошь заставлен вражескими танками и машинами. Можно кидать не целясь, все равно не ошибешься. А мост… да тут столько людей, что поврежденный мост починят через час.