Ей было стыдно, и чувствовала она себя глупо. Пришла сюда за ним и совсем забыла. Вальчикан стала ругать себя последними словами, просила прощения у деда, извинялась перед Егором, но главное – не знала, что делать, и совершенно не представляла, как и с какой стороны надо начинать искать выход. И проклятый вихрь наседал, буквально сверля мозги:

– Дай силу смертная упади ты звала сама падай, – большой смерч неуклонно приближался – и зудел, зудел, зудел… своим раскатистым голосом.

Ноги Вальчикан задрожали, словно она слышала приказ-заклинание, сопротивляться которому с каждой секундой становилось все сложнее и сложнее. Даже при огромном желании убежать у нее уже не получилось бы. В данный момент ее не занимало, как могут дрожать отсутствующие ноги, ее обуревали стыд, сожаление и досада. Она почти смирилась с неизбежностью. Скоро, чувствовала девушка, она встретится с любимым дедом и познакомится с родителями, которых не видела с раннего детства.

«Мама у меня наверняка красавица…» – подумалось ей, и ноги женщины бессильно подогнулись.

Вдруг вспыхнула ослепительно-яркая голубая вспышка, и Вальчикан услышала насмешливый, но в то же время властный, преисполненный высокомерия голос молодой, уверенной в себе женщины:

– Вставай, красавица, нечего в пыли валяться.

Окончательно запутанная, не отошедшая от прощания с жизнью, шаманка поднялась. Вяло обратила внимание на отсутствующие конечности. Как падала, как бежала – непонятно…

– Говори, сладенькая, кем тебе приходится Егор ор’Комес?

– Что? Я… ничего не понимаю… я жива?

– К сожалению, да, – усмехнулся голос. И рявкнул: – Отвечай по существу!

По сознанию девушки словно сквозняк пролетел, мысли обрели ясность и четкость, ни одного сомнения не осталось. Разве что появилось ощущение собственной ничтожности перед разлитой вокруг силой, впрочем настроенной пока доброжелательно.

– Я знаю Егора – Белого шамана, его фамилия Комес, пришла позвать его душу. Он мне никто, я познакомилась с ним во время похода к «забирающим души», он всех убил, но и сам оказался на пороге мира мертвых, – отчеканила, как давно заученный доклад.

– Действительно, никто. Жаль. Тебе не удастся его позвать. Знаешь ли ты в своем мире кого-нибудь, кто его любит?

– Знаю, – твердо ответила Вальчикан.

– В следующий раз проведите обряд совместно, у вас получится, – распорядилась невидимая собеседница.

– Но… – Девушка не знала, как обратиться. – Госпожа! Я хотела попасть на порог мира мертвых, в долину предков, а оказалась здесь! Или это и есть?..

– Любить надо сильнее! – презрительно оборвало ее «сияние». – Тебя падальщики притянули. Оголодали они совсем, охоту устроили. У тебя такая вкусная прана, что даже я облизываюсь. Все, прощай… сладенькая.

После этих слов Вальчикан окончательно втянулась в землю.

Пимена, как все боги, не любила выполнять обещания и старалась их не давать, тем более смертным. Но если бессмертные обещали, то все же старались исполнить. Частенько, в отместку за «унижение», цеплялись за явную казуистику, и результат получался таким, что «заказчик» и сам жалел об исполненном обещании. Например, вечную жизнь могли обеспечить в загробном мире, богатством могли буквально придавить, засыпав золотом, и так далее.

Пимена не собиралась мстить Лионе таким образом – себе дороже. Да и не была она злопамятной или мелочной и излишней гордыней не страдала.

Метки Егора в его родном мире оказались всего у двух человек. С одной стороны, это очень странно, учитывая, что мир ему родной, а с другой – это к лучшему, легче проследить. Богиня не обманывала, когда говорила, что не может вытащить Егора из Нигде, туда ей дороги не было, и на Землю спуститься не могла, но по другой причине.

Слишком далек этот заштатный мирок от ее домена, местные боги не поймут подобного вояжа: «Ну и что, что мир ничей? Тебе-то какое дело? Сами разберемся. Праны на всех не хватит, шалишь! У тебя есть свой райончик, там и гуляй, а пока – держи плюху, для профилактики… Без обид?» Пример, конечно, утрирован, звучит по-дворовому, но примерно так и обстояло дело. Единственное место, где Пимене можно появиться, не рискуя нарваться на наглую шантрапу, – верхний слой тонкого мира в районе Земли, слой так называемых падальщиков. Это слабые духи, когда-то бывшие людьми, которые в силу разных причин не получили настоящего посмертия. Они паразитировали на проходящей сквозь слой пране. В мирах, не посвященных конкретным богам, ее было более чем достаточно, духам хватало эманаций от одного только ее прохождения.

Это опять было явное вмешательство Создателя: одна душа, помеченная Егором, оказалась «говорящей с духами». Нет, смещения вероятностей Пимена не заметила, но это же Создатель! А случайностей во Вселенной не бывает. Богиня относилась к той части небожителей, которые были уверены в этом. Другая часть оставляла случайностям право на существование. Не все же отписывать Создателю в самом деле!

Пимена лукавила, говоря Розе, что ее притянули падальщики. Как только богиня почувствовала начало отщепления части души от человека с меткой, то сразу подправила вероятности и обеспечила попадание брахмы (мобильной части души) в нужный ей слой. Однажды, оказавшись в плену у одной такой брахмы, у Лионы, пронырливая небожительница вызнала об этих сущностях все и теперь использовала эти знания. Про сладость праны богиня не обманывала: у всех шаманов, как, впрочем, и у магов, она была вкусной.

Пимена сделала свое дело, осталось подождать результата. В принципе ей было все равно, чем закончится «операция по спасению», но она была еще очень молодой и очень любопытной. Осторожно, буквально одним глазом осталась приглядывать за всеми Егоровыми метками.

После долгих споров с начальством Шувалов добился разрешения привлечь Зину к операции «Спящий красавец». Во время следствия, кроме как на очной ставке, подельникам общаться не положено – закон непреложный, многократно проверенный. «Ну и что, что одна из подследственных «не при делах»?» – отвечали ему, имея в виду Розу. Это, мол, исключительно ваша недоработка. «Вербовка эвенкийки, конечно, ход сильный, но мы-то с вами понимаем…» – намекали ему, не желая делить с ним ответственность. Аргумент: «Зина любит Егора, и только она может его позвать», – Шувалов, разумеется, не приводил, да и сам в нем сомневался. В итоге свел девушек в неопределенном «следственном эксперименте», якобы «для воссоздания обстоятельств». Генералы, заранее сверлившие себе дырки под ордена, облегченно вздохнули. Если и полетит чья-нибудь голова, то только Шувалова.

– Позвоните брату и отцу, он вернулся, – приказал Шувалов Зине, положив перед ней ее телефон. – Успокойте их. Они с ног сбились, вас ищут. Скажите, что находитесь в Москве в закрытой клинике с раненым Егором. Надеюсь, не станете нести отсебятину про арест?

Зина, судорожно кивнув и сглотнув слюну, внезапно ставшую вязкой, схватила мобильник.

– Я это, Сережка, точно я! Я с Егором в Москве. Да здорова, не переживай. Да точно тебе говорю, не вру! Это он в клинике лежит, а я за ним ухаживаю. Егор, Егор. Раненый он, без сознания. Да будет он жить, точно тебе говорю! Потом объясню при встрече, в двух словах не расскажешь. Да не могла я раньше позвонить, прости! Потом… Ну… в каком-то смысле из-за Змея… – неуверенно произнесла Зина, просительно глядя на следователя.

Шувалов, сурово сдвинув брови, отрицательно покачал головой.

– Ой, Сережка! – заторопившись, заговорила скороговоркой. – Меня врач зовет, потом перезвоню. Клиника за городом, связь плохая, я сама, ты не набирай. Папке привет и Эльке. Нет, денег не надо! Ты что, забыл? Все-все, пока! Не надо приезжать, не вздумай! – выпалила и быстро нажала на отбой. – Фу-у-х, – выдохнула, расслабляясь. На лице ее было написано разочарование. – Ну что за скотство, Александр Сергеевич? Не как следователь, а как человек – вы меня понимаете? Как отец?