– Не выпрыгивай из-под спальника, лежи спокойно. Был бы заодно, мы бы сейчас уже мирно спали. Наплясались бы, наколдовались, дружески отметили все, что положено… Сразу говорю, что к некоему Игорьку и его команде тоже отношения не имею. И вообще, ты думаешь, им эта идея просто так в голову взбрела?

– Так что, эта статья… которую Татьяна написала…

– Слушай, давай как-нибудь после обсудим всю историю, ладно? Придем ко мне, выспимся, чайник поставим – и хоть до следующего утра будешь расспрашивать. Только учти, я не на все ответить могу. Просто не все знаю.

– А что знаешь – не все скажешь, так?

– Конечно.

Тополя чуть покачивали верхушками над крышами пятиэтажек. Крыши были, как частенько бывает у современных домов, плоские, залитые битумом. Жара заставляла черную липкую массу сочиться через водосточные трубы, поднимала дрожащие столбы марева над домами. Микрорайон пропитался густым нефтяным запахом.

Внизу, в тени домов и деревьев, было не намного прохладнее. Ветерок дышал сухим жаром перегретых улиц, поднимал пыльные смерчики возле углов, шевелил бумажки и выцветшие обрывки пакетов. Впрочем, у тени было по крайней мере одно неоспоримое преимущество: асфальт не прилипал к ногам и не пытался оторвать каблуки.

Татьяна стояла перед запертым «козырьком» подвальной лестницы и безуспешно пыталась оттереть серую липкую пакость с подошвы. Будь этот двор лет на двадцать-тридцать помоложе, обязательно нашлась бы торчащая из земли или еще откуда-нибудь арматурина. Увы, поблизости не наблюдалось ни одного ребристого прута. Еще пару раз шаркнув по выщербленному бордюру дорожки, девушка раздраженно пнула ни в чем не повинный камень и в десятый раз принялась разглядывать железную дверь.

На облупившейся бледно-голубой табличке можно было разглядеть силуэт парусника с красной запятой на мачте. Крупные белые буквы сообщали, что в подвале находится "Детско-подростковый клуб «Рома…ик». Кроме того, табличка, как и вся дверь, могла многое поведать о спортивных, музыкальных и личных пристрастиях тех, для кого этот клуб был предназначен. Преобладали черные и синие маркеры, но некоторые выражения были старательно выцарапаны не только по краске, но и в металле двери. На стене рядом с дверью чернела относительно свежей краской перевернутая пентаграмма – кривая и косая, явно наспех напыленная из баллончика-спрея. Между лучами красовались две шестерки и часть третьей. Судя по всему, творческую работу пришлось спешно прервать, а возможности вернуться и продолжить не предоставилось.

Татьяна отвернулась от символа человеческой глупости и тяги к чертовщине, попыталась чуть лучше разглядеть корабль с алым парусом. Не удалось. Зато бросилось в глаза нелепое слово «fack», выведенное вдоль борта. Довольно долго в голове теснились различные варианты неоконченного названия романтического суденышка. Потом дошло. Своего языка не хватает – хоть бы на чужом правильно писать научились! Где-то в сумке помада была…

– Все-таки решила исправить орфограмму! Не выдержала душа филолога! – ехидно отметил из-за спины знакомый голос. Тут же подхватил второй: – Танек, зря стараешься с журналистикой, быть тебе училкой!

А ведь только что оглядывалась, и никого не было! Откуда они взялись? Не в подъезде же стояли?! Такой толпой, десять минут и совершенно бесшумно. И подошли еще тише. Неужели в упор не разглядела? И чутье не помогло. Еще и ухмылочка у Наташки… Да и остальные хороши: Димка, шкаф с пальцами, ржет, Алиска ему подхихикивает. Женька с Сергеем на рыжую поглядывают, как бобики на хозяйку, зубы скалят, только что хвостами не виляют. Не отрастили еще, но стараются. Один Костя сдерживается. Чуть приподнялась губа – и все. При желании можно считать улыбкой. Что-то в последнее время он словно каменный, то ли устал, то ли новый имидж у него. Великого и бесстрастного. И говорит, словно каждое слово жерновами перемалывает.

– Ладно, хватит смеяться, – даже скрип почудился. – Задумался человек, не заметил. Тем более вы под моим куполом были. Подвинься, Таня, дай открыть.

– Вот именно – человек! Танюша, когда же ты привыкнешь по-нашему смотреть? – однако улыбку Наталья спрятала. Только зеленые глаза остались едкими. Даже цвет у них сегодня какой-то химический. Кислотный. – Нельзя же так расслабляться! Я понимаю, жара, сессия, но с твоей-то подготовкой, с таким опытом…

– Причем здесь подготовка? – холодно заметил Костя, позвякивая ключами. – Ее уровня все равно не хватило бы. И твоего, кстати, тоже. Несмотря на опыт и привычку. Хочешь проверить?

– Не хочу, – почти прошипела Наталья. – Я же тебе не предлагаю…

– Проходите, – дверь заскрежетала и распахнулась. – Все, проехали. Каждый хорош на своем месте, все мы умные и сильные. А теперь пойдем заниматься делами. Их сегодня много.

Все двинулись вниз по пыльным ступенькам. Еще одна дверь – вот оно, царство прохлады! Сырое, темное, половину коридора занимают хрюкающие и урчащие трубы. Кто сказал, что ад – под землей, а рай – на тропических островах?! Нежится на пляже сейчас явно никому не хотелось.

Темный проход, поворот, снова клацание замка, потом тихий щелчок выключателя. Комнатушка – четыре шага вдоль и три поперек. Стол у дальней стены. Встык, буквой «Т», еще два. Десяток казенных, канцелярских стульев. Шкаф с полуоторванной дверцей. Какие-то выгоревшие и отсыревшие фотографии на стене. Пожелтевшая таблица с трафаретным заголовком: «График дежурства». И в углу – новенький вентилятор на высокой «ноге».

Расселись. Поговорили о погоде, о работе-учебе-семье… Кто-то пожаловался на духоту – замельтешили под проволочной решеткой лопасти, начали гонять подвальную затхлость из угла в угол.

Подходили опоздавшие. Запыхавшись, ссыпался по ступенькам белобрысый Стас в темном от пота хайратнике. Начал оправдываться некими совершенно мистическими причинами, но под насмешливым взглядом Натальи стушевался, забормотал что-то совсем невнятное и скромно сел поближе к двери. Андрей спокойно поздоровался со всеми, улыбнулся Татьяне. Нахмурился:

– Танюша, что-то случилось?

– Ничего, – девушка отвела глаза. Очень неудачно – пришлось смотреть на рыжую копну. Отвернулась, стала разглядывать асфальтовое пятно на каблуке. – Настроения нет.

– Поня-атно… – парашютист громыхнул стулом, подсаживаясь ближе. Нашел под столом руку, чуть сжал шершавой ладонью. – Уже успели испортить? Ладно, исправим.

– Вряд ли.

– Подожди, там видно будет. У тебя на нынешний вечер какие планы?

– Сидеть и учить. Послезавтра экзамен.

– Крайний?

– То есть? – изумилась Татьяна. Собеседник чуть смущенно рассмеялся.

– Привычка… Точнее, маленькое суеверие. Никогда не слышала?

– Не-ет…

– Ну, тогда начинай собирать современный фольклор. И никогда не говори «последний прыжок», «последний вылет» и прочее в том же духе. Почему, объяснить или уже не нужно?

– Нет, спасибо, сама догадалась. А что, часто сбывается?

– Редко говорят, – улыбка исчезла, зато чуть нахмурились брови. И потемнели глаза. – Но если уж кто сказал – бывает, что и последний.

– Извини… Не надо было спрашивать, наверное?

– Почему? Все нормально, дело житейское. А жизнь у нас сейчас такая, что и суеверия иной раз сбываются, и хорошие приметы не помогают. И вообще, парашют – не самый опасный вид спорта. Особенно если все делаешь правильно и не ищешь лишних приключений.

– Так, все наговорились? – вмешался в разговор Костя. На председательском месте он смотрелся совершенно неприступно и недостижимо. Как и полагается старшему среди старших. – Хорошо. Тогда первый вопрос: еще народ ждем или сразу делами займемся? Предупреждаю, сегодня работы много и вся серьезная. Лишнего трепа не будет.

– Слушай, в такую жару и еще серьезные дела? – Стас беспокойно заерзал на своем стуле. – Тогда давай я хоть за пивом… – И тут же поперхнулся. Взгляд у Кости был такой, что холодно стало всем. Даже вентилятор показался лишним.