— Не верь ему, — тихо проговорил рыжий из-под масти, так, чтобы слышала, только стоящая за спиной любимая, — он просто заговаривает зубы, чтоб усыпить бдительность и пустить в ход демонов, вон, тех, четырёх «чёрных», которые, как и я, двигаются, останавливая время колдовством. Притом, двигаются быстрее, чем я. Поверь. Я уже двоих таких зарубил, а с четырьмя, могу и не справиться.

— Кайсай, — неожиданно обратился Царь Царей к берднику, — ты самый великий воин, которых знал. И я, Повелитель Мира, преклоняюсь перед тобой.

Куруш действительно при этих словах наклонил голову в почтении, но рыжий, даже не удивившись тому, что Царь Царей, уже знает его имя, продолжал упорствовать, упрямо не веря в слова Властелина Стран. Он вообще, как-то даже не придал значения им, маниакально зациклившись на демонах Повелителя.

Те же, продолжали сидеть обездвиженными столбиками, не проявляя никакой активности. Это настораживало и бесило бердника и вместо того, чтобы прислушиваться к Великому Полководцу Всех Времён И Народов, он старался подавить в себе раздражение и держать внутри спокойствие, на сколько это было возможно.

— Я желаю нанять тебя в свои элитные воины и не по мелочусь, одаривая золотом, — тем временем продолжал разглагольствовать Куруш, усыпляя бдительность всех, кроме того, к кому обращался, — поверь мне, мальчик, я высоко ценю воинов твоего величия.

И тут Кайсай, неожиданно решил подыграть. Толи сказалось спокойствие, которое не смотря на тянущую боль ожогов, достигло своего нормального, для серьёзного боя состояния, толи решил прекратить елейные речи Повелителя и спровоцировать царя на действия, теперь это уже не важно. Он расслабленно выпрямился, опустил приготовленное к бою оружие и замер, как бы раздумывая предложение, продолжая при этом тупо разглядывать траву, чуть впереди себя.

Это действительно спровоцировало врага. Дальнейший калейдоскоп событий, оставил в неведении всех, кроме бердника, четырёх шайтанов и самого Куруша, который умудрился, даже, в остановленном времени, успеть состроить гримасу ужаса и прижаться к коню, в попытке его развернуть.

Боковым зрением Кайсай увил лишь, как все четверо чёрных телохранителей Царя Царей, мгновенно исчезли из сёдел, и он тут же прикусил язык, уже давно готовый к применению.

Время остановилось, только не для шайтанов, которые действительно были очень быстры и пока рыжий прижимал язык, успели стрелой пролететь от своего покровителя до него. Вот только эти четверо, оказались ещё большими идиотами, чем первые.

Бердник, в самый последний момент успел среагировать и буквально на автомате, в отскоке назад, рубанул по шеям, замешкавшейся от неожиданности парочке, целенаправленно устремившейся к нему. А идиоты они были потому, что в руках у них были не клинки, а верёвки! Этот самодовольный баран, которого все величали Великим, решил не убивать его, хотя, быть может и имел такую возможность, а повязать в плен!

Первые убитые шайтаны, ещё только вываливались в реальное время с перерезанными горлами, когда Кайсай настиг вторую пару, уже вязавшую Золотце. Одним выпадом, одного мечом, второго кинжалом, он вывалил из ускоренного времени шайтанов, подыхать на травке.

А вот дальше, произошло то, что лишило Кайсая дара речи, веры в Троицу и вообще, в возможность, что-либо соображать и думать, мгновенно превращая его в варёный овощ.

Уже почувствовал вкус наступающей победы, он резко развернулся в сторону, только ещё пытающегося развернуться Куруша, в эйфории справедливой мести, и вместо того, чтобы излить из себя громкий вопль злорадства, он, перед прыжком к долгожданной цели, что было силы сжал оружие и… услышал в ушах, раскатом грома на небе, глухой хруст сломавшегося колдовского перстня…

Судьба, в очередной раз посмеялась над самоуверенностью. Он даже не успел осознать, что произошло, когда его неожиданно выкинуло в реальность. Лишь вопль удирающего Великого Покорителя Народов: «Убить! Всех убить!», срывающегося на визг, машинально заставил его обернуться и увидев ещё ничего не понимающую Золотце, с верёвками на руках, резко обхватил её объятиями, закрывая единственную, которую он по-настоящему любил, от неминуемой смерти.

Забыв, что на лице маска, Кайсай попытался своими губами прижаться к её, ещё в изумлении открытому ротику, и в этот самый момент, тяжёлый удар в спину, с каким-то остервенением, ворвавшегося в его плоть копья, повалил обоих на землю. Бросок был такой силы, что прошил влюблённую, обнявшуюся парочку на вылет…

На далёком, высоком холме, в лучах ласкового солнца, стояла необычная, нечеловечески высокая женщина, в непривычном глазу одеяниях. Длинные просторные покрои без пояса, цвета мокрой коры дуба, полностью скрывали фигуру, утопая в зарослях высохшей за лето травы. Подолы её одежды расширялись к низу живыми волнами складок, что создавало впечатление, будто её величественная стать, в буквальном смысле слова, вросла в землю, став с ней единым целым.

Большой платок, из той же ткани, полностью скрывал волосы, но в отличии от нательной одежды, которая была без каких-либо изысков, платок по краю имел мелкий узор, в виде маленьких четырёхлистников травы-силы.

Её лик излучал умиротворение и величественное спокойствие. Взор, абсолютно чёрных, не живых глаз, был направлен, куда-то вдаль.

На левой руке, женщина держала младенца. Обычного малыша, с весёлыми рыжими кудряшками, который лучезарно улыбаясь чему-то, так же, как и величественная матрона, смотрел туда, где далеко-далеко, огромная толпа народа, весело праздновала победу.

Степное воинство ликовало, расступаясь перед совсем ещё молоденьким берсеркером, мальчиком с виду, тожественно шествовавшим с огромным обоюдоострым топором на плече, держа в другой руке за волосы, отрубленную голову Великого Покорителя Мира.

Женщина на холме еле заметно улыбнулась, одними кончиками губ и мягким голосом, от которого земля под ногами пошла раскатистыми волнами, проговорила:

— Благодарствую тебе, Вал. Ты придумал хорошую сказку. Я осталась довольна.

Огромный, золотоволосый великан, в излучающих ослепительный свет доспехах, стоящей за спиной женщины, растянулся в довольной улыбке, пробасив громом небесным:

— Я тоже.

— Только я решила конец переделать, — уже обычным женским голосом, проговорило неземное существо, по мановению ока, превращаясь в обычную, не молодую, но очень красивую, а самое главное, абсолютно голую женщину, оборачиваясь к богу-собеседнику, который таким же волшебным образом, превратился в старичка, ростом, с едва выглядывающей головой, над высокой травой.

— Чё это? — возмутился старичок, округляя свои блюдца-глазки и принимающий, от обнажённой женщины, ребёнка, которого та, не спрашивая, сунула ему в руки.

— Хочу, — с наигранной капризностью, кинула ему в лицо женщина, уходя в другую сторону от галдящего празднования.

— Ты обещала мне их кровь! — сразу поняв, в чём заключается переделка его сказки, возмутился дедок, засеменив следом, параллельно отрывая ручонки мальца, от своей редковолосой шевелюры, вцепившиеся мёртвой хваткой и не желающий расставаться со своей любимой игрушкой.

— Обойдёшься, — в том же тоне осекла его уходящая в степное море женщина, даже не обернувшись, — он обещал нашего сына подарками побаловать и с чего это вдруг, я должна нашу крошку лишать такого удовольствия. К тому же крови, что там налили, тебе за глаза хватит.

— Это моя сказка, — не унимался дед, не успевая за быстро уходящей спутницей.

— Сказка твоя, концовка моя, — продолжала подзуживать его развеселившаяся женщина.

Обнажённая красавица уходила всё дальше и дальше от холма на север, а маленький дедок, смешно перебирая ножками, с мальчиком на руках, едва поспевал следом. И на всём пути, пока их можно было наблюдать с холма, в колышущимся море травы, они вели нескончаемую перебранку, каждый настаивая на своём и не желая уступать друг другу. Такие уж они: земля и небо…