К вечеру добрались до Великого Устюга. Глубокие овраги объезжали, благо в полях земля ещё не оттаяла. Уже в виду колоколен устюжских, когда перебредали вздувшуюся речушку Стригу, многие накупались, и Клим в том числе. Гулька самоотверженно кинулся спасать Клима, забыв своё слабосилие, да и Климу особой угрозы не было.

Жил Клим в Стрелецкой слободе, правда, стрельцов тут поселилось всего пять семей, а вои Еремея для своих нужд ставили в этом порядке избы и землянки. Сам Клим делил своё время на посещение занятий Еремея с воями и чтение книг, которые брал из церковных книгохранилищ. Между делом он приучал Гульку также к чтению, и отмечал каждый раз его большие успехи. Что касается лекарских дел, то в Устюге мало кто болел, да и своих лекарей хватало. Были в избытке ранения при обучении сабельному бою, но Клим в таких случаях в лечение не вмешивался, требовал, чтобы сами вои умели помогать товарищам. Гулька и здесь показывал недюжинные способности.

И всё ж у Клима оставалось достаточно времени для обдумывания своего положения. Он не обиделся на погостинскую бабку Шуманиху. Наоборот, он её слова повторял многажды про себя. И к собственному стыду, понимал, что в словах старухи здравого смысла больше, чем в его действиях... И он смирился. Никуда он дальше не поедет искать Веру. Если она передумает и вернётся — он примет её с радостью. Не вернётся — видать, такова его судьба... Опять же сказано: что Бог ни делает, всё к лучшему! Решил, но легче не стало... Сбежала! Сбежала!!! А?!

...В своё время Клим предложил, как обучать стрельбе из лука по движущемуся чучелу. Еремей последовал этому совету. И теперь именно это занятие стало самым любимым. Сделано было так: на широко расставленных полозьях, загнутых с обоих концов, устанавливается щит размером два на два аршина, из крепко стиснутых снопов старновки. Сбоку этого щита закрепляется чучело человека, сплетённое из лыка и куги. Щит протягивается между двумя плетнями: медленно — идёт противник, быстро — бежит. На достреле пять лучников, у каждого сперва по одной, потом по три меченых стрелы. В итоге каждому стрелку известно: сколько попаданий и почему промах; и учёба и игра — кто лучше!

Василий на занятия и работу ходил, как все вои, Гулька — только на стрельбу. Еремей сделал лук по силам Гульки, и тот удивил всех — с нормального дострела не промахивался. Правда, стрелы у него были полегче и во время бокового ветра стрельба радости Гульке не приносила.

Такая игра-учёба охватила сперва стражников и приказчиков, потом всех, у кого был досуг, и, конечно, всех ребятишек. Бились об заклад, стреляли по чучелам, особенно по праздникам. С тех пор пошла слава о метких устюжских лучниках!

В конце апреля, в отдание праздника Преполовения Пятидесятницы, Клим с Гулькой в купеческом струге отправились в Соль Вычегодскую. А Василий с конями вместе с другими всадниками направились берегом к переправе через Двину, что ниже Усть-Вычегды.

Ни Зот, ни Аника не спросили Клима — и так всё ясно. Спустя сколько-то времени Гулька доверительно сообщил: Зот от имени хозяина приказал стражникам и приказчикам разведать о Босяге и её дочери. Первый, кто сообщит о них, получит пять рублей! Такая щедрость удивила Клима, но результата не принесла.

Только через девять лет обнаружились следы беглянки. Это было горькое и радостное событие. К нему мы ещё вернёмся...

Через две седмицы в Соль Вычегодскую соберутся избранные начальные люди, охранявшие достояние Строгановых и других промышленников. Беда, случившаяся с воеводой, к ним — никакого касательства. Вся надежда на Фокея, он вроде как товарищ-помощник воеводы, мужик из кожи лез, хотя понимал, что ноша не по нему, шапка не по Сеньке. И вот гора с плеч — с первыми судами прибыл Клим! Фокей сделал вид, что не заметил на лице его следы мучений душевных, и сразу после первых объятий принялся перечислять, что сделано, к чему не приступал ещё из-за распутицы.

Василиса прежде всего увидела ввалившиеся щёки, выступающие скулы и тёмные тени под глазом. Припав к нему на плечо с рыданиями, причитала: «Батюшка, родненький! Что она, клятая, сделала с тобой!» Ничего не ответил Клим, погладил по голове свою приёмную дочь, успокоил, как мог, и занялся своими делами.

Клим хотел сбор избранных провести так, чтобы каждый из них ощутил необходимость такого сбора, заинтересовался сам и передал бы свои знания подчинённым. На какое-то время из-за несчастья он забыл об этом желании, зато теперь отдался ему целиком. И день, и ночь на коне. Себя не жалел и вовсю гонял Фокея, Евсея, казаков Макара. Каждый день что-нибудь просил у Зота. По всему видно, Клим действовал, как в песне говорится: «Утолю свою печаль до устали работой и ночными молениями Богородице».

Приезжающих избранников встречала прежде всего забота Зота и его приказчиков — чистые гостевые избы, услужливые конюхи и прислужники. И опять же застолья на Троицу и по праздникам. И воевода строгость свою не казал, но горячо убеждал постоянно — побеждает не тот, кто сильнее, а тот, кто ловчее и сплочённее. Потом учёба сабельному бою, конному и пешему. Тут показывали такие приёмы, что у людей знающих дух захватывало! Потом бой на копьях и бердышах и стрельба из луков и ручниц по подвижным чучелам, да такая, что за соседа не спрячешься, каждый за себя отвечает: пули и стрелы меченые!

Однако самым красным и самым убедительным был показ передачи известий и грамоты за пятьсот вёрст всего-навсего в течении одного большого весеннего дня — на утренней зорьке уезжали, а на вечерней — возвращались! Фокей со своими помощниками и казаками Макара по дорогам вокруг Соли Вычегодской выбрали места для десятка подстав через полсотню вёрст между соседними, да с двумя переправами через Вычегду. На каждой подставе по дюжине коней. Три дня продолжался учебный гон, утром и вечером выезжали по десятку гостей с проводником. Условие — проще не придумаешь: каждый должен побыть гонцом на пятьсот вёрст, посмотреть, какой порядок должен быть на подставах: здесь гонцы пьют свежий квас, сильно посоленный, съедают понемногу жирной пищи, пока седлают коней, и снова в путь. Иной порядок на переправах. Тут кони бросаются на одном берегу, гонцы с сёдлами на лодках переправляются на другой берег, где уже готовы свежие кони. Теперь каждый убедился, каков труд гонца и его возможности быстро передавать известия.

После пятисотвёрстного гона одни бодро соскакивали с коня, других снимали. Всех провожали в жарко натопленную баню, иначе седмицу, а то и больше раскорякой ходить будет с непривычки. А вот Фокей до самого гона дорогу проверял и дважды проводником был и мог бы без бани обойтись, но какой русский от бани откажется?! А когда новоявленные гонцы отдохнули и пришли в себя, Клим подсказал им, где надобно держать главные подставы в триконь и местные с тем, чтобы за день и ночь весть от воеводы достигла бы самых отдалённых постов. Тут он сообщил новость, которую сам узнал три дня назад: очень похожий гон налаживается по их местам из стольного града в Архангельск с доставкой вести на четвёртый день — это за полторы тысячи вёрст, где нет единого летнего тракта!

Служилые люди поняли, какую обузу на них взваливает воевода, и взволновались. Тот пояснил: их гон не будет действовать постоянно. Проверки будут — по седмице летом, осенью в самую распутицу и зимой, когда — будет указано особо. Гон может потребоваться и в другое время, ежели нападут враги или ещё что случится, но об этом разговор особый.

В те дни у многих обучающихся были неприятные моменты — с каждым в отдельности беседовал подьячий Ахий и каждому перечислял недостатки и промахи по службе — откуда всё раскопал, чистюля?! Приходилось клясться, давать обещания обязательно исправиться. И Ахий, в свою очередь обещал, — больше предупреждать не будет.

Окончание учёбы отмечено застольем, на котором первый опричник и хозяин Аника Фёдорович сказал своё слово сразу после здравицы в его честь. Он поблагодарил служилых за большие успехи и трудолюбие и выразил уверенность, что государь приобрёл полсотню знающих, преданных стражей, которые вместе со своими подчинёнными обеспечат надёжную охрану достояния государя и слуг его. Вторую часть слова все слушали с ещё большим вниманием. Аника напомнил, что государь успешно воюет с вечными врагами России. Торговый люд снабжает его всем необходимым, а теперь пришло повеление дать по три сотни конных и пеших воев. Так что каждому из присутствующих надобно подготовить изподоволь по десятку или по два воев — доброхотов. А воевода зимой проведёт подготовку десятников этих воев. По-видимому, последнее предложение вызвало ропот, поэтому Аника строго выговорил: