В темноте стены гуляй-города чёрные... Сейчас они вспыхнут, и джигиты рванутся! Ничто их не удержит!.. Но время идёт, а стены не вспыхивают. Почему?!.. У стен неясные вскрикивания. Кого? Охранников? Пластунов? Кинуться на помощь или ждать?!

Чернота стен вырисовывается — всё-таки рассветает. Но где же пламя на стенах?.. А! Вот оно! Но что такое?! Горят не прясла и не их чёртовы рогатые ежи, а далеко до стен от ежей!.. Дымное пламя встаёт над трупами ранее погибших правоверных. Смола сжигает мёртвых!

...И ни одного вернувшегося пластуна! Русские встретили их! Ждали!

Через дым и пламя пушки русских ударили по освещённым близстоящим тысячам. В тесноте, под смертельно шипящей дробью джигиты, неся потери, отходят. О, Аллах! Сколько же ты будешь щадить гяуров!

Магмет-Гирей со своей охраной и военачальниками выехал из-под обстрела. Такого провала он не предполагал! Нужно распоряжаться, а другого готового решения не было. Бросить джигитов на стены без пушек и огня — пустое дело: темники лучших не пошлют, многие обрадуются второму провалу!.. И вот тут он вспомнил...

...Воодушевлённый согласием хана, Магмет-Гирей накануне вечером смело готовил гибель гуляй-городу, называл темников и тысяцких, которые должны пойти на приступ, как только запылают стены. Всё было просто, всем было понятно, и тут Ила-мурза высунулся со своей просьбой: просил разрешения взять брошенные русскими прясла на том берегу и отдать ему пушки, не нужные другим. Никто не возразил, и Магмет-Гирей разрешил...

...Царевич Магмет скрытно ненавидел Ила-мурзу, зятя, мужа сестры, — в нём всё было противно ему. Прежде всего высокий рост, широкие плечи и огромный шлем. Магмет-Гирей был ниже среднего роста, потому ездил всегда на высоком коне. Приближённые знали эту слабость наследника, и выбирали себе низкорослых лошадок, а вот Ила-мурза ездил на коне по своему росту и всегда и везде возвышался!

Потом, мурза откровенно лебезил перед ханом, даже внешне подчёркивал это: стриг бороду удлинённым клином, как у хана, а не укороченной лопаткой, как у царевича: здесь проходила деликатная грань, очень беспокоящая придворных — как бы не проиграть!

...И вот сейчас, на рассвете неудачного дня он вспомнил вчерашнее предложение зятя, возможно, спасительное. Выскочку примутся превозносить. Горько, но придётся терпеть. Магмет-Гирей хорошо владел собой, он умел скрывать свою ненависть. Но вот если затея провалится! Тогда он виновному всё припомнит!

...Гонцы помчались за главными военачальниками, а сам продолжал путь теперь прямо в стан мурзы, который по начальному замыслу должен был нанести второй удар по торцу городка со стороны тракта, если первый приступ захлебнётся. Сейчас получилось так, что первого приступа вообще не было.

Мурза выехал навстречу царевичу и приветствовал его. Магмет сразу заговорил о деле:

— Готов ли ты, муж моей сестры, приступить к разгрому катуха?

— Готов, но ты должен помочь мне. Этот, как ты назвал, катух умело и сильно обороняется.

— Сюда едут тысяцкие и темники. Но прежде чем им приказать, я хочу знать, что ты полагаешь делать.

— Хоп! Вот видишь десять арб с берестяными коробками, по-русски — туесками. Рядом пять русских мастеров всё ещё продолжают вязать туески. Царевич, я согласен с тобой: только пушки и огонь порушат стены гуляй-города. Но русские охраняют стены, наши пластуны погибли. Я предвидел и боялся этого.

— Предвидел и молчал?!

— Вчера ты не поверил бы мне. Обозвал бы трусом! А я уже три дня готовлю туески, которые наполняю всем, что хорошо горит. Вот на этой арбе в туесках порох, на той — смола, сера, воск, дёготь, а то и просто связки бересты. Первая тысяча джигитов берёт по туеску, мчится мимо, бросая туески на стену. Следом за ними вот те лучники пускают огненные стрелы. Уверен, в двух трёх местах стены загорятся. Тут к стенам мчится моя полтысяча в арканами, они обучены оттаскивать ежи. Теперь на стены бросаются несколько тысяч в разных местах. Как можно больше шума. А вот за этими пряслами наши пушки и кони с крючьями. Они за минуту подтянут и прясла, и пушки, которые начнут бить по стенам. Стены в огне валятся на русские пушки и пушкарей! Наши тысячи врываются в пролом... Очень может быть, там вторая стена, и она устояла. Тогда у нас в запасе ещё две арбы с туесками пороха и смолы — бросаем их. А может, достаточно будет удара наших пушек...

Мир был серым. Розовеющий рассвет только-только позолотил лениво бегущие облачка, но лес ещё не отпускал ночную темноту. От реки на пойму бежали волны серого тумана, который мешался с чёрным дымом догорающей смолы вокруг гуляй-города. Трупная удушливая вонь смешивалась с запахом смолы и горелого мяса...

От стана Ила-мурзы быстро разъезжались военачальники с лицами, серыми, как этот рассвет, от бессонной ночи. Не радовала их предстоящая битва, хотя каждый понимал, что нужно обязательно раздавить гнездо гяуров, нахально вставших поперёк дороги на Москву, именно сегодня утром, сейчас, потому что завтра им могут прийти на помощь войска Ивана. Итак, они пойдут на приступ во имя Аллаха как приказано — с первыми лучами солнца!

А в гуляй-городе... Может, и взаправду все сбежали? Тогда — куда девались пластуны?!

За два последних дня Клим с ребятами многое перестроил в гуляй-городе, готовясь обороняться меньшими силами. Прясла внешней стены остались на месте, их только дополнительно укрепили. За ними, как и раньше, тесно стояли пушки, но теперь не везде. Со стороны оврага в торце наряд перетащили за вторую стену из прясел. В образовавшееся свободное пространство из двух рядов прясел согнали самых беспокойных коней, полагая, что прорвавшимся татарам сперва предстоит схватка с четвероногими защитниками.

В другом торце, со стороны тракта, установили также второй ряд прясел с полным составом наряда, зато у наружной стены пушек было всего десяток, но там находились две сотни Пищальников с ручницами, Хворостинин полагал, что главные силы пойдут именно здесь, и самое плохое — тут у татар готовы к бою пушки. Из-под огня татарских пушек не увезёшь, а пищальники могут уйти без потерь. Тогда главной обороной станет второй ряд прясел. Тут же на холме последнее убежище защитников — детинец гуляй-города. Дело в том, что помощь Хворостинину от Воротынского подоспеет не ранее второй половины дня — важно было подойти всем силам незаметно лесами, а для этого требуется время. Полагали, что Девлет-Гирей нападёт днём. А на деле оказалось — хан торопится: ночью построил войска для приступа, послал пластунов и, хотя замысел — поджечь стены — сорвался, Девлет тысячи не распустил. Следовательно, нападения нужно ожидать каждую минуту.

Клим начал сооружать детинец на всякий случай — вдруг первое нападение сдержать не удастся. Потом возникла мысль соорудить гуляй-детинец на тот случай, если Воротынский не подоспеет или ему встретятся превосходящие силы татар. Тогда гуляй-детинец выйдет из гуляй-города и пробьётся к лесу, благо место ровное и недалеко — меньше версты, а силы татарские не успеют развернуться.

Ещё вчера Хворостинин выслушал предложение Клима, посмотрел на его приготовления и, ничего не сказав, обнял гуляй-воеводу как равный равного.

Сегодня ночью стало очевидно, что Девлет-Гирей, возможно, узнал от пленных о решении князя-воеводы и теперь спешит раздавить гуляй-город, а потом пойдёт искать Воротынского, так что гуляй-детинец может стать единственным местом спасения защитников гуляй-города.

Гуляй-детинец — это три десятка прясел на колёсах, а может быть, и больше. В каждое прясло впряжено два коня не впереди, а сбоку, под защитой прясла. Шкворни в осях позволяют укрывать коней при изменении направления движения. На пряслах около бойниц закреплялись малые пушки. Все уходящие вои вооружены ручницами, в том числе и пушкари, поскольку при отходе большинство из них лишались наряда. Кроме пеших воев, в развёрнутом гуляй-детинце могли укрыться пять-шесть сотен конников, которые сейчас сотнями стояли вдоль стен гуляй-города. В случае надобности большой гуляй-детинец мог рассыпаться на малые самостоятельные укрепления. Таким образом, более полуторы тысячи воев гуляй-детинца хотя и отступали, но могли оказать серьёзное сопротивление. Головой гуляй-детинца Клим поставил Василия Бугая, тот запасался огненным зельем, подводами для раненых, и особая забота — увезти живьём Дивей-мурзу.