В Тотьме не остановились, проплыл древний город с его златоглавыми соборами и деревянным кремлём. А вот когда добрались до Великого Устюга, там задержались на три дня, ждали баржи с верховьев Юга-реки. Клим посетил храмы, поставил свечи всем святым, заказал молебен о благополучии пути. Потом вместе с Кириллом и Иохимом несколько раз ходили в лес, собирали цветы и разные целебные майские травы, рыли коренья. Клим уверял, что такого разнообразия и богатства трав он не видел нигде.

Когда с Юга подошли баржи, двинулись в дальнейший путь, теперь уже по Северной Двине. Река, как будто почувствовала свою мощь и развернула, расправила могучую грудь. Больше не было перекатов, воды лились горделиво и спокойно. Однако ж у Клима на душе было совсем неспокойно. Вместе с баржами с верховья Юга пришёл десяток казаков. В десятнике этих казаков Клим узнал того самого рановского атамана, с которым он бился на болоте и позднее на реке Осётр. Правда, теперь атаман приоделся, на боку висела дорогая сабля и немного сгладилась отёчность от пьянства: ничего не скажешь — он здорово изменился, и звали теперь его Захаром. Больше суток они плыли вместе, но, казалось, Захар не узнавал Клима. За день до Соль Вычегодской остановились на обед в устье Вычегды. Клим пошёл за дровами, стараясь подальше обойти костёр казаков. Возвращаясь назад, он прямо перед собой увидел атамана, тот сидел на поваленной ели. Хотел пройти мимо, но тот поманил его к себе. Кругом никого не было. Клим подошёл. Атаман, криво усмехнувшись, спросил:

— Здорово живёшь, князь! Чего-то ты не признаешь меня?

Клима резанула мысль: бросить на атамана вязанку, тот не успеет выдернуть саблю. У него нож на виду, удобно схватить здоровой рукой!.. Оттащить в кусты. Пропал казак, да и всё. Но вместо действия Клим всего лишь тоже усмехнулся:

— Рад бы забыть, да каждый раз ты натыкаешься на меня.

— Ладно, что помнишь. Теперь ты от меня не уйдёшь! Ведь государь за тебя сто рублей обещал!

— Уходить не собираюсь. А тебе скажу так: силы у тебя много, а умом Бог обидел. Ведай, в Разбойном приказе все знают, что князь Юрий — Кудеяр погиб и похоронен на Воронеже-реке. А я — лекарь Клим, многих в Москве пользовал, и Анику Фёдоровича тож. Так что сто рубликов мимо проплыли! А вот ты кто такой, интересоваться начнут. Купца спросят, коего ты ограбить собирался, а я отбил. Этот купец — друг-приятель нашего хозяина! И закрутится дело, вызнают всё и по заслугам наградят тебя двумя столбами с перекладиной! Так что меня проси, чтоб я не шепнул кому-либо... Подумай как следует, что сказано.

Атаман сидел с раскрытым ртом, глупо моргая. Клим повернулся и пошёл к своему костру, он напугал атамана и всё ж твёрдо решил в этих местах долго не задерживаться.

Вот как бывает: в многолюдной Москве полгода жил и ни одной случайной встречи, а тут, в дебрях, за какой-то месяц сразу две! Если так пойдёт дальше — до дыбы рукой подать!

...К концу дня в последних лучах заходящего солнца впереди сверкнули луковки церквей Соль Вычегодской. Гребцы налегли на вёсла, и вскоре открылись городские дома и башни хором купцов Строгановых.

Более трёх месяцев Аника Строганов с приказчиками и старшими сыновьями Яковом и Григорием объезжал в верховьях Камы свои новые владения, недавно пожалованные государем. В то же время злые языки твердили, что хозяин бежал в Прикамье, спасаясь от хвори вселенской. И вот накануне Воздвижения (Воздвижение — 14 сентября) будто ветром разнесло по Соли Вычегодской слух: хозяин вернулся! Но не доехал до дома: остановился отдыхать в Коряжмском монастыре, что в пятнадцати верстах от Соли, там в то время гостила его жена, София Игнатьевна. Кроме того, стало известно, что хозяин приказал явиться к нему после праздника младшему сыну Семёну, который за время отъезда братьев и отца управлял хозяйством Соли Вычегодской.

Никто не заметил, как появился гонец с такой новостью. Однако слух растолкал горожан и теперь всем стало интересно знать, к кому он заходил, с кем беседовал, и сотни глаз следили за ним. Гонец был из казаков, что охраняли хозяина, просто так к нему не подойдёшь и не спросишь! Сейчас он в заезжей избе у бабки Босяги, надо полагать, отдыхает. Вечером гонец пошёл к причалу, там его встретил подьячий из приказной избы, Ахий. У того в руках узелок, и все решили, что в узелке — описный свиток, что в приказной избе хранится под замком в отдельном сундуке. Ахий же по повелению хозяина каждодневно вписывает в тот свиток деяния, идущие на пользу и во вред хозяйству Аники. Потому были и такие, кои, увидев, как Ахий с гонцом садятся в лодку, от души пожелали, чтобы лодка перевернулась на стремнине и утонул бы Ахий со своим свитком!

Клим не видел Анику с марта, когда тот оставил его в Ярославле лечить двух выкупов. В мае же, когда Клим прибыл в Соль Вычегодскую, хозяин уже отбыл. Климу ничего не оставалось, как ждать, кому Захар, бывший рановский атаман, откроет тайну князя Юрия и что последует за этим: будут ли ждать возвращения хозяина иль сразу начнут иск. А то схватят и поволокут в Москву. Не было охоты думать о защите, а бежать отсюда он не мог, Аника вспомнит, что Василиса и Фокей — близкие люди Клима, и примутся за них, а так тлелась надежда отвести беду — откуда этой паре знать, кем когда-то был Клим!

И всё ж ожидание было бы тягостным, если бы не общее несчастье — в Соли Вычегодской свирепствовал мор — кровавый мыт. Климу с первого же дня пришлось заняться борением с такой напастью, забыв обо всём другом.

...Тогда в мае струги встретил сольвычегодский старший приказчик Зот, молодой мужик, но какой-то увядший и невероятно худой. Он, по-стариковски опираясь на посох, выслушал голову приехавших, отдал ключи от амбаров, распорядился разгружаться, а сам направился к Климу, который с ребятами выносил свой скарб на берег. Заметил: широкоплечий, подвижный, таскает только левой рукой, правой — придерживает. И вот он стоит перед ним, шапку не сломал, всего лишь поклонился; седая борода с желтизной, из под ермолки седой чуб прикрывает пустую правую глазницу, через нос на левую щёку давний шрам... Зот оглядел неприязненно и произнёс:

— Хозяин про тебя сказывал. По его глаголу, я думал, ты... А! — Зот безнадёжно махнул рукой. Клим понял его: чего приказчик мог ожидать хорошего от старца с неправой правой дланью! Зот хмуро продолжал: — Плохи у нас дела, как тебя, Клим. Всех мыт крутит. Вон я на той седмице совсем поправился, а тут опять понесло! Своих лекарей у нас трое, а с народом никого. Один с хозяином ушёл, другой сам заболел, на Посад к бабе перебрался, а немчин английский живёт у своих в подворье, сюда глаз не кажет. Так что лекарские избы пустые, иди и живи. А это выкупы, да?

— Выкупы, лечил я их. Это — Иохим, жемчужник, а это — Кирилл, иконописец.

— С такой рукой?! Ну ладно, пускай они пока тебе помогают и в лекарской живут. Там при избах ещё сторожиха.

Клим расспросил о болезни. Оказалось, болеют мытом с конца зимы. То ли охотники занесли, то ли пришлые гости завезли на мартовскую ярмарку. А к маю вообще ни одного здорового не осталось. Иной будто поправится, но опять заболевает страшнее прежнего. Многие мрут, особенно старики и дети. Холодея от недоброго предчувствия, Клим спросил Зота о приказчике Фокее. Тот задумался:

— Фокей?.. Тык у меня такого приказчика нет.

— Как нет?! По зимнику с обозом из Москвы приехал с женой!

— А, Заика! Фокей взаправду. Так он не приказчик, а старший стражник. Хозяину он чем-то потрафил. Мы ему теперь сторублёвые обозы доверяем. Честный мужик. Ныне Заика, то бишь Фокей, в отъезде, днями вернётся. А тебе он сродственник?

— В Москве встречались. — Не зная исхода Захарова доноса, Клим решил сторониться близких ему людей.