Макар недобро усмехнулся:

— Ой, дыба плачет по тебе, татар! Перекроет Бегбелей дороги, и мы ему сами всё богатство поднесём! Этого хочешь?! Мурза подослал тебя, Богом клянусь!

— Нет, голова, воев у него мало. А приставшие в обход не пойдут. Эти, как увидят посёлок, сразу грабить кидаются. А многие только ради соли идут: схватят и бежать. Хорошо будет, ежели Бегбелей со своими справится, сразу на хоромы хозяйские выйдет.

Макар обвёл всех глазами и обратился к Зоту:

— Ну, как, Зот Ильич, поверим хмырю?

— Про доглядчика хозяйского Очира я слыхал... Теперь докажи, что ты Очир... Что зимой переслал тебе с гостями хозяин? А?

Перебежчик ответить не успел. Дверь отворилась, и, не спрашивая разрешения, вошёл Котун, доверенный слуга Семена Аникиевича. Шапку не сломав, лба не перекрестив, обратился к Зоту:

— Семён Аникиевич приказал: грузить обозы, стражников — в седло, вечер в низовье. А тебе оставаться и беречь добро.

— Один я не уберегу... Ты присядь, мы вот решаем, что делать.

— Чего решать! Хозяин...

— Котун, не зарывайся! Садись... Так слушаем тебя, Очир.

— Туес с мёдом. На дне — золотые дукаты. Два, десять и пять.

— Ну так, здравствуй, Очир! Всё ж скажи, почему сам открылся, а не прислал кого?

— Гости ваши дураки! А может, у вас тут живёт человек Кучума. Пришлось с мирзой спутываться.

— Ладно. Может, кто спросит татарина?

— Дозволь мне, — подал голос Клим. — Сколько люда у мурзы? Какое оружие? Где ты их оставил?

— Воев-татар у мурзы две сотни. Вооружены хорошо: луки, сабли, пики, у иных ручницы, все имеют щиты. На плотах гонят три пищали и бочки зелья и смолы. Приставших — около тысячи — татары и остяки разные. Текут постоянно: одни пограбят и уходят, другие приходят. Напасть на Соль Вычегодскую охотников много. Эти вооружены кое-чем, но головорезы отчаянные. Оставил я их вчера в полдень. Скакал всю ночь.

— Конных много?

— Каменный пояс перевалили пешими, лодки с собой тянули. Тут — наворовали лошадей, лодки убрали на обратный путь. Теперь каждый имеет лошадь, иной и две, чтоб награбленное увозить.

— Частоколы брать лестницы есть?

— Не! И делать не умеют.

— А как же они ограды брали?

— Хворост и сушняк собирают, зажжённой смолой поливают — делают под стенами большой костёр и жгут частокол. От стрел за щитами хоронятся. Пищалей боятся.

Клим задумался. Больше вопросов никто не задавал. Зот распорядился, чтобы Очира накормили и дали отдохнуть, его увели. Котун встал и потребовал:

— Макар, собирай людей, а ты, — обратился он к Зоту, — готовь подводы.

— Погоди, Котун, сейчас решать будем.

— Чего годить?! Хозяин сказал...

— Не забывай, Котун: хозяин у всех нас Аника Фёдорович. Вспомни, сам Семён Аникиевич мне сказал, его слова: будет польза от меня, благодарить будет, худо совершу — шкуру спустит. Вот и стараюсь сберечь шкуру. Так вот, господари, у нас два хода. Первое — погрузили обозы и давай Бог ноги. Кто как может! Немощных, больных оставим, кто ещё в силах, пускай ползёт до леса, а остальные — на Божьей милости. Вражине мешать не станем. Потом, конечно, дома отстроим, но у него хватит времени загубить соляные трубы! Это уже разорение! Ну и второй ход — биться тут насмерть! И жёнки, и немощные будут рядом, они станут посильно помогать нам. Возможно, нас посекут, но и мы не останемся в долгу. Будут пожары, но мы их станем тушить и не дадим врагу времени на разгул, на татьбу!.. Теперь, други, — кто как мыслит... Котун сказал: Семён Аникиевич за то, чтобы уходить немедля. Правильно, Котун? Слуга доверенный молча наклонил голову, видать, слово Зота дошло до него. — Что скажешь ты, Макар? От тебя многое зависит.

— Зот Ильич! Мы получаем харч и деньги, чтобы беречь хозяйское добро. Как скажут нам от имени Аники Фёдоровича, так мы и совершим. Но уходить, не стукнувшись с Бегбелеем, убежать — не хотелось бы!

— Исполать тебе! Твоё слово, Клим Акимыч. Мне известна — до лекарства ты воином был. Слушаем тебя.

Тут Макар перебил Зота:

— Прости, Зот Ильич. Я хотел сказать тебе слово десятника Захара, сильно болен он. — Клим насторожился, ничего хорошего он от Захара не ожидал. — Так вот, Захар сказал: он доподлинно знает, что в казанском деле Клим воинских дел умельцем показал себя, и отмечен государем. И хоть он, Захар, за старые дела на Клима зуб имеет, всё ж просит тебя, Зот Ильич, довериться Климу в воинском деле.

— Вон оно как! — вырвалось у Зота.

— Да, — протянул Клим. Он встал и промолвил: — Благодарствую за доверие! Спаси Бог и Захара, что вспомнил давно минувшие дела. Грешным делом, я думал, что он только злобствовать умеет. Низкий поклон тебе, Зот Ильич, за правильные слова: от нашего решения сейчас зависит сотни жизней и слава Соли Вычегодской! Прав и Макар: нельзя уходить, не входя в дело. А теперь вопрос к вам: можно ли врага задержать в пути хотя бы на день?

Зот посовещался с Макаром, и тот ответил:

— Можно, если растащить гати, сделать завалы и зажечь лес на болоте и торфяник, хоть и мокрое лето.

— Хорошо. И для первых, вырвавшихся вперёд, образовать одну-две засады, чтоб остерегались и не рвались вперёд.

— И это можно, — согласился Макар.

— Чтоб решить, какой ход выберем, — продолжал Клим, — надо поговорить с посадским старостой и с англичанами, они могут здорово нам помочь.

— Согласен, — одобрил Зот. — А пока будем о решении думать, следовало бы всю живность гнать в низовье. Со скотом пусть уходят старики, старухи, дети. Дадим им подводы с харчем. Чем дальше они уйдут, тем спокойнее. Думаю, за старьём не погонятся.

— Я тоже так думаю, — подал голос Макар. — И нам свободнее будет и отходить, и обороняться.

Клим подтвердил:

— Разумно. А всех других вывести на стены. Твои вои, Макар, должны показать, как укреплять их, особенно ворота. Частоколы у вас в полторы сажени. Так вот мой совет: изнутри насыпать земли так, чтобы при надобности можно было выглянуть за частокол. Так будет способнее срубить забравшегося врага. А ежели брёвна частокола пожгут, всё равно врагу придётся в горку лезть, опять это в нашу пользу. И не забудь, Макар: всем запасаться водой — много потребуется пожары тушить...

Никто не возражал, добавили только, что мастеровой люд с действующих варниц при первой опасности скопом уходит за стены Никольской стороны. Ярыжки, кои не у дела, спасаются сами по себе. Тяжелобольных из лечебной избы и варниц отец Назарий предложил перевести в подвалы строящегося Благовещенского собора: не станет, мол, недруг шастать меж камней и куч песка. Сам священник со всем клиром Никольской стороны оставался с паствой.

Зот и Макар тут же назвали из присутствующих кто чем управляет, и эти люди ушли на дело. Поднялся со скамьи притихший Котун:

— Зот Ильич, а что мне Семёну Аникиевичу сказать?

— Расскажи всё, что слышал. Неволить Семена Аникиевича не в нашей силе. Он может поступать, как ему угодно. У него есть слуги, вроде тебя. А стражники и приказчики, как сам видишь, все при деле — главное хозяйское добро защищать готовимся.

— Ох! Убьёт он меня! — Котун тяжело вздохнул и, поклонившись, вышел.

— Мне, видать, нужно тоже идти к своим, — сказал Макар.

— Иди, мы потом тебя кликнем. А нам с Климом Акимычем дай коней, узнаем, как на Посаде дела.

Староста Посада в унынии — слухи и рассказы очевидцев напугали поселян, никто не верил в возможность сопротивления. Промышленники первыми бежали куда глаза глядят. Не имеющие подвод разбредались по лесам; больные и немощные ждали своей участи по избам. Зот спросил, что сам староста намерен делать.

— Наши, как веник развязанный, — рассыпались! — сетовал со слезами старик. — И я уйду, как все. Сыновья лошадей запрягли, рухлядь забрали, сей час и меня заберут.

— А где ваши священнослужители? Не вижу...

— А что священники? Тоже люди. Церковную утварь и свой достаток попрятали да в землю зарыли, а сами — за крепкие стены Коряжмского монастыря. Туда не всех пускают... А у нас что: Васька Бугай ребят собирает, биться хотят, да где ему!