Соль Вычегодскую Клим исходил вдоль и поперёк. Город делился на три неравных части. На правом берегу реки Солонихи — Никольская сторона. Тут несколько порядков изб работного люда Строгановых. Ближе к реке Вычегде — хоромы хозяина: несколько двухэтажных домов с башенками, соединённых переходами. А на самом берегу начато строительство храма Благовещения.

На левом берегу Солонихи — Троицкая сторона, посад других промышленников. Между сторонами озеро Солёное, вокруг которого и по речке Солонихе стояли рассольные трубы и варницы. Рассольные, или соляные, трубы — это круглые деревянные колодцы глубиной в несколько десятков саженей. Над колодцем возвышалась соха — деревянное сооружение, позволяющее извлекать из труб крепкий рассол. Около каждой соляной трубы — две-три варницы. Варница представляет собой большую бревенчатую избу, посреди которой вырыта печь, над печью — церен, квадратная железная жаровня со стороной в три-четыре сажени. В церен заливается рассол, который выпаривается до получения соли.

Вокруг варниц ютились сотни ярыжек — вольных, гулящих людей, зачастую беспросветных пьяниц. Это была главная рабочая сила солеварения; они доставали из труб рассол, заполняли им церены, топили подцыреновые печи, заготовляли дрова, переносили кули с солью. Здесь же около варниц стояли лавки, ларьки, дешёвые «обжорки», питейные заведения.

Во время мора повальные заболевания привели к тому, что из трёх десятков варниц работали всего две, ярыжки остались без работы и, брошенные на произвол судьбы, вымирали. Помощь ждать было неоткуда, сторожа и охрана гнали их из посёлков. Клим посетил несчастных и прямо из варниц направился к Зоту.

Старший приказчик уже оценил нового лекаря, часто сам наведывался в лечебницу, узнавал, что надобно, и старался поставить всё необходимое. Сейчас в приказной избе он встретил Клима уважительно, встал ему навстречу, назвал по имени-отчеству и предложил сесть. Клим с ходу сказал, что надобно начинать лечить ярыжек. Зот слегка нахмурился:

— И как же ты их лечить собираешься? В посёлок не пущу, всё разворуют, растащат.

— В посёлок — не надо, лечить на месте будем. Главное, живой извести побольше да песка, загажено там до безобразия. И придётся на уборку собирать людей и от нас, и с Посада — рано ли, поздно ли, а чистить там всё равно придётся. Всех поголовно мыть, баня есть, но с зимы не топится. Туда доставить мыла, побольше шаек, дров. В предбаннике заставить каждого мыть одежонку, уж больно она у них грязная! Под лечебницу отдать варницу, накрыть досками церен, получатся нары на три десятка, до по стенам на топчанах полтора десятка уложить можно.

Зот тяжело вздохнул:

— Всё просто у тебя, Клим Акимыч, а на деле... Я сейчас только для тебя жгу две известковые печи, а этого будет мало. Теперь, у ярыжек запасного исподнего нет, пропили. Заставишь стирать — придётся давать рубахи, а там подстилки, то, другое. Больных там небось до сотни, их кормить придётся. Посчитай, какие расходы! Опять же помирать будут, с этих уж ничего не возьмёшь. Так что без хозяйского дозволения на такие расходы пойти не могу.

— Ты, Зот Ильич, только о расходах думаешь. Но холодные варницы большой убыток несут. Не станем лечить, последние две встанут. И поверь мне — от ярыжек зараза на посёлок идёт. Об этом подумай.

— Думал... Пойдём к Семёну Аникиевичу.

Семён жил в башне главного здания. Никого к себе не пускал, боялся заболеть. Говорят, всякую еду водкой мыл или разбавлял вином. Держал доверенного слугу, Котуна, да и с ним общался через занавеску на двери. С Зотом и Климом разговаривать не захотел. Узнав от Котуна, зачем пришли, приказал сказать Зоту: «Тебя отец поставил управлять, вот ты и управляй. Будет достаток, спасибо скажем, в убытке окажемся — шкуру с живого сдерём». И весь разговор. Такой приём расстроил Клима.

— Что ж будем делать? — спросил он Зота.

— Как что? — ответил тот, стараясь сохранить бодрость. — Ты же слышал, он сказал: за достаток благодарность будет. Вот давай делать достаток.

Клим вначале не понял Зота, потом обнял его. Тот, усмехнувшись, сказал:

— Вот так и служим!

Зот выполнил все требования Клима. Кроме того, оборудовал в сторожке печь для приготовления отваров. В бане и в «обжорке» поставил стражников, чтоб следить за порядком.

Клим передал поправившемуся лекарю Миколе лечебницу и больных в посёлке, а сам взялся за ярыжек. Однако лечение почему-то застопорилось. Ярыжки без охоты мылись в бане, пили лечебные отвары и исчезали. Ещё держащиеся на ногах помогали убирать грязь вокруг варниц, но ложиться в лечебницу наотрез отказывались, предпочитая валяться в шалашах и грязных землянках. Клим пытался узнать, в чём дело, но больные отмалчивались.

Зот рассердился и прислал стражников под началом Фокея, решил лечить принудительно, под угрозой плетей. Заставили мыть своё бельё, ложиться на нары, помогать друг другу и ухаживать за ослабевшими. Всё как будто наладилось, но стоило страже ослабить внимание, многие убегали. Их ловили, избивали и возвращали в лечебницу. Тут Климу пришлось отговаривать Фокея от излишней жестокости. Фокей возмущался:

— Им же, с-сукиным детям, блага хотят, а они... П-плетей нечего жалеть!

— Погоди, погоди. Подведи вон того, пегого, поговорю с ним.

Перед Климом предстал ярыжка лет пятидесяти, его борода была справа седая, а слева — рыжая. Поверх выгоревшей холщовой рубахи, полученной в бане, был натянут ещё мокрый, только что вымытый зипун, в руке он держал туесок с мылом. Фокей рычал:

— На мыло польстился, в-вор!

— Мыться кажынный день хотел, как лекарь велел, — хмуро оправдывался тот.

— Врёт, — вмешался стражник. — Туесок у шинкарки на вино менял.

— Ну и менял! — огрызнулся ярыжка. — Ты ж мне не поднесёшь!

Стражник поднял плеть. Клим остановил наказание и спросил больного:

— Ты, может, поправился, потому и бежал?

— Какой поправился! Чистой кровью несёт.

— Так зачем убежал? Ведь погибнешь.

— Тык вить на всех лежащих кабальные завели, по семитке в день пишут! Разве их отработаешь потом. А я умереть вольным хочу.

— Как тебя звать, вольнолюбец? — спросил Клим.

— Угрюмом кличут, а крестили Михайлом.

— Так вот, Михайл Угрюмый, верь мне — ни одной кабальной не будет! Понял?

— Понять-то я понял, тык вить не ты пишешь.

— Я сказал, верь мне! Ступай говори всем больным и бежавшим: завтра Зот Ильич сам то же скажет. Пусть все без страха приходят лечиться.

Клим тут же направился к Зоту. Тот подтвердил:

— А как же? Мы обещали достаток дать, иначе расхода не вернёшь. Я с них по-божески, поправятся — отработают. А холопить не станем, такие холопы нам не с руки. Работящие нужны.

Клим возмутился: поборами мор не прикончишь! Однако Зот не уступил. Рассерженный Клим принял все расходы на себя и теперь каждую седмицу подписывал общую кабальную, оговорив условие — когда зажгутся варницы, с него будут списывать долг.

Решение Клима сразу стало известно ярыжкам, и они повалили в лечебницу. Срочно потребовалось приспособлять вторую варницу. Ему подсказывали, да он и сам заметил, что многие уже поправившиеся ложились в лечебницу на даровые харчи. Однако мирился с этим — самым важным было восстановить их работоспособность.

Теперь Клим проводил все дни в варнице с больными. Ходил уговаривать предпринимателей из Посада, чтобы оказывали помощь в лечении больных. Там, конечно, слышали, какие расходы несёт сам лекарь, и в помощи не отказывали.

Таким образом на Солонихе возник свой лечебный двор. Тут кроме Клима, работали два знахаря, один с Посада, а второй из ярыжек — человек взялся за ум, и три бабы из местных. Пришла и Вера. Клим попытался её напугать: тут, мол, и люди-звери без чести, и заболеть в два счёта можно. А она осветила его своими глазами и спросила:

— А ты не боишься?

— Мне чего бояться, я мужик. Кто-то их лечить должен.