Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Клим обратил внимание на отсутствующее выражение лица старика, жующего ветчину, — дед говорить мог сколько угодно, но слушать долго не мог, то есть при желании его можно было всегда заговорить, и он не сможет возражать. Ахий был достаточно умён, чтобы понять это. Дальше оставаться здесь смысла не было. Ещё раз пригласив Слепыша в лечебницу, Клим и Ахий покинули старика.

На этой же седмице Клим дописал свою родословную, Ахий перебелил её. Один список снял для себя и другой для Клима. Позднее Клим показал этот список Фокею. Тот радостно потёр руки:

— В-всё! Т-теперь я тебя открыто о-отцом зову! И Василисе с-скажу. Дозволь обнять тебя, м-мещанин Одноглаз Безымов! С-страхов больше нет.

Вера к родословной отнеслась безразлично, спросила лишь:

— Эта грамота для тебя важна?

— И для меня, и для тебя очень важна. Особенно для наших детей...

Промолвив «да?», замкнулась до вечера.

У Аники разговор получился основательнее. Пригласил он Клима перед обедом и попросил подписать две грамоты, которые положил перед ним Зот. Первая была купчая на приобретение варницы и половины соляного колодца, ранее принадлежащих вдове Суховой, вторая — соглашение: Аника брал приобретение Клима в испольное владение. Клим недоумевающе взглянул на хозяина, тот кивнул:

— Подпиши, потом растолкую. — Когда писарь с бумагами и Зот вышли, Аким сказал: — Уважаемый мещанин должен иметь недвижимое. Эти развалины куплены по дешёвке. Куда больше вложу, чтоб заработали. И сам не беспокойся: с тебя взыщу частями из дохода, не заметишь как. А какой-то доход уже к концу года будет. Считай, с этим покончено. Теперь о родословной. Читал и плохого не заметил. А ты?

Вместо ответа, Клим спросил:

— Ты веришь Ахию?

— Доверяю. А что?

— Мне показалось, что он знает больше, чем написано в родословной. А может, только догадывается.

— Гадать никому не заказано. Откуда у тебя сомнения?

— Прежде всего — он наверное знал про бородавку, но не предупредил и, без сомнения, ожидал, как я буду выкручиваться.

— Ладно. Ещё что?

— Показывал он мне запись, где Аким Безымов с сыном нанимались стражниками. Так вот в грамоте той сын Акима не назывался Климом. Либо всего две буквицы «како» и «люди» (Кл), либо три — ещё «мыслети», похожие больше на «наш»...

— И ты ему сказал это?

— Сказал. А про себя подумал: Акимова сына звали не Климом, а Калиной. Ахий принялся меня убеждать, что писарь оплошал. А мне видно — в других местах не плошал...

— Не мне бы тебе говорить, Клим Акимович: не он тебя, а ты Ахия должен был убеждать, что писарь ошибся! Но уж ладно. Теперь о доверии. Да, Ахию я доверяю иной раз больше, чем детям своим, потому что он крепко повязан общим делом: я ему много добра делал — об этом все знают, некоторые грешки прощал — об этом он помнит. Теперь о твоём деле: родословную сочинил и подписал Ахий. Правда, он крючкотвор знатный — везде написал: кто сказал, откуда списал. Однако ему известен закон: за грамоту отвечает сочинитель. Так считай, что он защитник каждого слова твоей родословной.

Клим невольно усмехнулся:

— Выходит, и я повязан! Твоё покровительство...

— Ты, Клим Акимыч, дело другое. Ты — человек слова: сказал — и станешь верой и правдой служить за положенное вознаграждение. А мои поминки — знак благодарности: ты для всех нас многое совершил!

— Щедрые знаки, ничего не скажешь. Спаси Бог тебя, Аника Фёдорович. Однако ж хотелось, чтоб при этой сделке обиженных не было б.

— Вот этого не обещаю. В таких делах обязательно кто-то обидится. Вот суди сам. К хозяйке этой варницы присосался перекупщик с Посада и уговорил за наличные. Мои люди больше дали, хотя и колодец, и варница старые, да ещё порушенные во время бунта — слова доброго не стоят. Так первый недовольный — перекупщик. Далее, наличными я вдовушке не дал, а купил ей корову стельную с молоком, пяток овец, да вспахал и посеял на её наделе озимое. Вдовушка обиделась, что наличных не дал, а хахаль её, хмырь, кой тянул с неё наличные, врагом моим стал. Дура-баба от своих детей хотела корову продать, чтоб ублажить хмыря, но тут соседи да отец Назарий её стыдить принялись. Дети остались с молоком, а обиду на меня затаила. Вот так-то каждый раз. Ибо во всяком деянии две стороны — в добро и во зло...

— Прости, Аника Фёдорович. Верую — бывают просто добрые дела и просто злые.

— Дай Бог, чтоб сохранилось твоё верование. На деле, дорогой, всё зависит — судии кто, с какой стороны и какими глазами смотрят они... Вот и бежит по свету молва: Аника — грабитель, притеснитель... А вот по секрету сознаюсь тебе: грехов на мне... И не из-за наживы и корысти ради. Иной раз хотел сделать, как лучше, а оборачивалось бедой многим! Иной раз подумаешь: воистину — глас народа — глас Божий!..

Может, и ещё в чём покаялся бы Аника, да вовремя смолк, тяжело вздохнув. Подошёл к киоту, без нужды поправил огонёк в лампаде, перекрестился и заговорил уже другим тоном:

— Днями реки встанут, воевода с дозором по городам и весям поедет. Откуда начать думаешь?

— По Сухоне думаю, тут покороче путь, до Рождества управимся, а уж потом по Вычегде — до Святой.

— Ну что ж, резонно. А как ты смотришь, ежели с тобой подьячего Ахия отпущу? Он хорошо людей знает. Да и в порядках местных поможет разобраться...

На том и порешили.

17

Если птицей взлететь над Северными увалами высоко в небо, то увидишь, как раскинулись на земле развесистые ветви голубых дерев — рек полноводных. На полночь от увалов Сухона и Вычегда — две мощных ветви с запада и востока, сливаясь, образуют великую Северную Двину, уносящую свои воды в холодное полуночное Белое море. А южнее увалов Кама и Вятка свились виноградными лозами навстречу друг другу и, объединив свои воды, несут их в матушку Волгу.

По этим голубым стволам искони идут главные торговые пути через знаменитые города: Тотьма, Великий Устюг, Яренск, Чердынь, Хлынов, и через земные кладовые: Соль Галицкая, Соль Вычегодская, Соль Камская. А сколько малых городов и весей по сим путям — со счёта собьёшься.

Зимой же и реки, и болота, и лесистые увалы укутаются белыми снежными саванами и не узнаешь летние места — сугробы выровняют ледяное зеркало рек с низинными берегами, а то надует такие бугоры, что твои увалы. И всё ж санные пути прокладываются не напрямую, а по стрежню реки. В извилистых, заносных местах устанавливали вешки, иной раз — по обе стороны дороги... И теперь уже птица из поднебесья увидит не голубые стволы и ветви, а редкую сетку серо-навозных следов с тёмными узлами посёлков.

В каждом большом поселении — подворья Строгановых, а то и других торговых людей. При подворьях стражники иль казаки, в иных местах были и стрельцы в количестве по достатку хозяев. Вот этим-то разрозненным воям и решил Аника, с благословения Разрядного приказа, дать единого воеводу. Поскольку весь этот край отошёл в опричнину, то в Приказной грамоте сказано было: все торговые и начальные люди обязаны помогать первому опричнику Анике Строганову закладывать основу местного опричного воинства.

Исполнителями такого дела волей первого опричника и губного старосты определены: воевода — Клим Одноглаз со стремянным Гулькой да два старших стражника-наставника Фокей и Евсей и крепости для и охраны — десяток казаков с ручницами и пиками. А учёт и хозяйские дела решать старшему подьячему Ахию с писарем да великоустюжскому приказчику Никону.

Начали Ахий да Никон — определили посёлки сборов. Потом туда посылались гонцы к хозяевам, приказчикам и стражникам с повелением, когда и где собираться. На сборах Ахий зачитывал столичную грамоту и объяснял, что к чему. За ним воевода Клим растолковывал о взаимных действиях отдельных отрядов и о подчинённости — кто над кем голова, чтоб при нужде бить единым кулаком во славу государя. Последним — назначали этого самого голову и товарищей ему по этому городу. Голова и один его товарищ от каждой четверти сотни прибывают для обучения в первый день Святок в Устюг Великий.

41
{"b":"853628","o":1}