— Ладно. Идём завтра до обеда. Поминки приготовь, вот деньги.
— Приготовлю. А денег не надо, на такие дела у меня есть.
Зот — рачительный помощник хозяина. Блюдя его честь, безродных стариков по миру не пускал, а определял им посильную работу. Так дед Слепыш со своей старухой присматривали за ночлежной избой холостых стражников. В просторной избе — сплошные нары, оставлены только проходы да место для небольшого стола. Клим вспомнил, что во время мора он заходил в эту избу, тут лежало сколько-то больных стражников. Тогда он похвалил стариков за порядок в избе и вокруг неё.
Сейчас стражников здесь не было. Встретила их с поклоном высокая, худощавая старуха и громко позвала:
— Дед, а дед! Слезай! Дьяк Ахий пожаловал с лекарем.
На печи послышалось покашливание, шевеление и возня, затем показались лапти, полосатые порты и длинная рубаха, подпоясанная верёвочкой. Слепыша старость уже начала гнуть, однако ж старался держаться бодро. Он пятернями пригладил бороду и остатки волос на голове. После чего подошёл и ещё довольно звонким голосом произнёс:
— Милости прошу, гости дорогие, милости прошу! Бабка, скамью гостям!
Клим сразу опустился на нары, покрытые сеном и застланные вотолами. На поданную скамью сел подьячий и принялся объяснять цель посещения. Клим понял, что, несмотря на прозвище, Слепыш всё же видел достаточно, хотя белые пятна у зрачков были видны издали. Он, следя за разговором Ахия, переводил взгляд с подьячего на Клима. Особый интерес вызвало приношение. Хотя Ахий предусмотрительно перечислил подарки, всё ж старик приблизил к ним лицо и даже пощупал. Далее, как и предвидел Ахий, Слепыш прежде всего занялся водкой, с наслаждением делая маленькие глотки прямо из шкалика, вместо закуски посасывая тонко нарезанные полоски ветчины, одновременно он успевал излагать свои подробные воспоминания, правда, иногда невнятно из-за помех во рту.
...Предложение — определить его родословную — Клим принял сразу, как возможность иметь крепкие корни для будущей семьи; у его детей будет дедина! А Аника, как всегда во всём, будет не в убытке: его старший вой, его воевода не безродный бродяга, а дедичный (потомственный) военник — отец Клима Аким — стражник, зять Клима Фокей — старший стражник, наставник воев.
Правда, Аника явно обошёл его, Клима, привязав к себе не кабальными записями, как других прочих, а куда надёжнее! И без каких-либо тайных сговоров — не было никакого разговора, подьячий грамоту нашёл!
Осмыслил Клим и такую возможность: вдруг появляется но вый Захар, да не один, разворошено прошлое. Теперь Клим решил действовать по-иному: не ждать, не доводить дело до допроса с пристрастием, а защищаться, биться насмерть, и при серьёзных обстоятельствах обязательно погибнуть самому! Вот это — самое трудное, но необходимое. Тогда Аника, Фокей и все знающие Клима ополчатся на его врагов, мол, возвели страшную напраслину на почётного, всем известного человека и похерили его. Нет вам пощады, изверги! Защита близких Климу людей обеспечена.
На встрече с дедом Слепышом Клим мог узнать многие подробности о стражнике Акиме, или теперь — об его отце. Но могло всплыть что-либо нежелательное, которое придётся отрицать. Из этих соображений Клим решил при первом знакомстве помолчать. Он попросил Ахия сказать деду, что привёл сына его друга, но расспрашивать Слепыша самому, тем более потому, что в воспоминаниях старик путается и Ахию будет удобнее поправлять его. На том и решили.
Слепыш глотнул из шкалика и тут же вспомнил, что горилка на Дону куда вкуснее нашей и сало мягче. Ахий бесцеремонно перебивает его:
— А разве стражник Аким был с тобой на Дону?
— Не. Мы с ним тут, по Каме, ходили и на матушке Волге.
— А с Акимом на Каме чей товар охраняли? Аники?
— Там хозяева разные были. Вот, помню, с верховьев Камы, а может, из-за Камней везли тюки шкурок. На ночь приказчики здорово подпили, а нам с Акимом не поднесли. Ну а ночью ветер поднялся, лодки с товаром бить начало, водой заливать. Растолкали мы приказчиков, мол, лодки на берег тащите. А они, мол, помогите нам. А мы им: вы обогрев принимали, вот и лезьте в воду. Ну, они поняли, и мы, хоть и намокли, но погрелись изрядно.
Ахий освежает воспоминания:
— А что, разве Акимова сына тут не было?
— Почему не было? Был, тогда Бородавка небось спал.
Вот так по наводящим вопросам Ахия шли воспоминания. Часто подьячий останавливал старика: «Погоди, погоди. Ты намедни про это самое не так рек, а...» Слепыш отвечал без смущения скороговоркой: «Не-не! Сейчас говорю — вернее некуда! А тогда, прости, бес попутал. Упаси меня, Господи!»
Уже в начале беседы Клим понял, что старик вспоминал только о событиях, связанных с выпивкой. Вот сейчас мельком рассказал про стычку с разбойниками. А потом принялся описывать, чем их угощал после победы обрадованный хозяин.
Серьёзно насторожило Клима другое — старик постоянно называл сына Акима Бородавкой. Казалось, Ахий не обращал внимания на это, но потом он прямо спросил: почему Бородавка?
— Так ведь у него большая бородавка чёрная под глазом около носа.
Воспоминания продолжались, а Клим принялся обдумывать, как отделаться от этой чёртовой бородавки. Тем временем Слепыш ещё раза два упоминал о бородавке. Ахий решил прийти на помощь Климу:
— Погоди, дедушка. Ты ж говорил, что у вас в страже ещё были ребята. Может, Бородавка вовсе не сын Акима?
— Ды как?! Не. Бородавка — сын Акима, я помню.
И вот произошла неожиданная развязка. Слепыш к тому времени покончил со шкаликом и между ответами посасывал ветчину. А тут он отложил лакомство, старательно вытер руки подолом рубахи, стремительно подошёл и принялся ощупывать лицо Клима. Тот даже отстраниться не успел. Пальцы деда прежде всего оказались около носа под левым глазом и ничего не обнаружили. Старик в тот момент что-то говорил и тут замолк на полуслове. Затем быстро начал ощупывать под правым глазом, потом по всему шраму:
— Ишь как тебя полоснули! Глаз пропал... И по носу, лбу... и по бородавке... досталось ей... Во-во, кусочек остался... А ты знаешь, я ведь забыл, что она у тебя на правой стороне, а не слева... А ты чего всё молчишь? В отца пошёл. Тот молчун был, но уж ежели скажет, то как по-писаному. Вот, помню...
Однако Клим уже не слушал старика, который отошёл от него поближе к своей ветчине. Он понял, что избежал, возможно, большой неприятности, и спас его небольшой тёмный нарост дикого мяса на шраме, кстати, он хотел попросить английского лекаря Томсона срезать этот нарост. Переживания переживаниями, но он заметил, что Ахий не ожидал такого заключения, и, кажется, заметно расстроился, но постарался овладеть собой и принялся вновь расспрашивать деда. Однако пустой шкалик перестал воодушевлять того, он начал повторяться, и Клим решил прекратить свидание.
— Спаси Бог тебя, деда! Низкий поклон тебе! — Клим поклонился старику, тот даже ветчину перестал сосать. — Твой глагол напомнил мне многое уже позабытое: и отца, слегка согбенного, царство ему небесное! И себя, юнцом беззаботным... И всё ж многое не так было, как ты рече...
— Что ж я клепач, по-твоему?! — взъерошился старик.
— Прости, деда! Я благодарен тебе. Но прошло-то без малого четыре десять лет. И я, и ты многое позабыли. Вот приходи в любое время ко мне в лекарскую, мы с тобой ещё вспомним, помянем кого.
— Благодарствую, приду, обязательно приду... Право слово, досадно, что не всему веришь.
На этом можно было бы и расстаться, но Клим заметил, с каким вниманием Ахий слушает их разговор, и он специально для подьячего продолжил его:
— Я кое-что напомню, только, чур, не обижайся, деда. Вот ты сказал, что после смерти отца Бородавка, то есть я, сбежал, и что вы все, стражники, похоронили отца. А случилось по-другому. Отец заболел в пути. Близ Жигулей после ночёвки оставили нас с отцом одних... Погоди, деда, погоди, послушай и вспомнишь. Верно, не одни мы были, там перевозчик с дочерью в шалаше жил. Так вот в этом шалаше и умер отец. Спаси, Господи, его душу. Там у переправы и похоронили мы его. А мне что делать оставалось? Пристал к новой артели и благодарил Бога, что взяли. Вот так помнится мне...