В этой битве погиб знаменитый полководец ногаев Теребердей-мурза и более десяти тысяч его отборных джигитов... Аллах не пожалел и Тарифа, младшего сына Саттара!

О разгроме ногайцев и гибели мурзы Теребердея подле деревни Молоди Девлет-Гирей узнал от двух ногайцев, которые подошли к его коню и повалились на колени. Хан дал волю своему гневу — камчой лупил вестников до устали. Потом прибегали ногайцы и ещё, и ещё, но повелитель не хотел их видеть. Выслушивал очевидцев Саттар-мурза и докладывал повелителю, который всё более и более мрачнел. Саттар с минуты на минуту ожидал удара камчой, хан не выпускал её из руки, слегка похлопывая по сапогу. И вдруг прервал Саттара:

— Где турецкие пушки?

— Повелитель, вчера были последние гонцы. Они сказали, что пушкари готовы к переправе. Ждут бегства князя Воротынского, но он стоит. Прошлой ночью там что-то произошло, был бой. Сегодня не вернулись посланные тобой...

Хан поднял камчу, но щёлкнул по сапогу:

— Хоп! Вылавливают вестников! Гонцов ко мне от всех темников. Для турецких выделить охрану.

Приказ хана краток. Дивей-мурзе быть в Молоди завтра утром. Собрать все полевые пушки. Взять две близстоящие тьмы и ногаев — дать им возможность отомстить за Теребердея. Али-паше, голове турецких янычар и пушкарей: «Твои люди и пушки нужны завтра».

Саттар-старший проводил повелителя и сына. Младший ушёл ещё ночью. Хранитель шатра помнил, что хан предвидел две возможности. Первая, маловероятная: потребуется долгая осада или Москва опять загорится, тогда повелитель вернётся сюда, под Серпухов, и станет ждать. Вероятнее же всего, Москва падёт через два-три дня. Тогда ханский шатёр поставят на главной площади города, которую эти непонятные русские почему-то назвали Пожар. И будет шатёр стоять посреди площади до тех пор, пока темники не поймают Ивана и не привезут закованного вместе с двумя сыновьями. Пока его станут ловить, новые князья разъедутся по княжествам, которые они получили по ярлыкам... Он, князь Суздальский Саттар-мурза, посетит Суздаль!.. Суздаль. Су — понятно, там, вероятно, много воды. Здаль? — нет такого слова. Может быть, «сызда»? «сыздык?» Вот это другое дело: «Вода тут». Князь тутошней воды! Хорошо! А эти русские вечно корёжат слова!

Улыбаясь своей догадливости, Саттар приказал подать коня и в сопровождении двух нукеров объехал стан, осмотрел — с чего начинать, если прикажет переезжать в Москву!

Затем он выехал на высокий берег Оки, надеясь увидеть убегающих русских. К его великому изумлению, его дальнозоркий взгляд обнаружил несколько пеших сотен, приближающихся к Серпухову с низовьев Оки, со стороны Каширы. А пушкари и янычары, не замечая этого, продолжали спускать к обрезу воды с высокого берега тяжёлые пушки с тем, чтобы ускорить переправу, как только русские убегут. Саттар не любил заносчивых турок и потому не сообщил им свои наблюдения. Потом, правда, пожалел об этом.

Саттар полагал, что с отъездом хана наступит успокоение и он отдохнёт, но не тут-то было...

В его распоряжении для внутренней охраны стана оставлена полусотня татарских нукеров, да столько же для охраны шатров вельмож. Внешнюю охрану хан поручил дагестанскому князю и его двум тысячам джигитов. Они стояли лагерем поблизости. Так вот, вечером того же дня пришёл к Саттару дежурный десятник нукеров и сообщил о столкновении с дагестанцами. Началось с того, что нукеры заметили четырёх дагестанцев, подъехавших к юрте Бибигайши — хозяйки женской половины окружения хана. Один из приехавших спешился и внёс в юрту свёрток, предположительно подарок. Из юрты обратно вернулся в сопровождении закутанной женщины. Нукер крикнул своих, они окружили джигитов, те рассвирепели, выхватили ятаганы. Закутанная женщина юркнула в юрту. На шум прибежал сотник охраны. Дагестанцы объявили, что выполняли поручение князя. Им посоветовали убираться. Тогда они потребовали назад подарок, который им выбросили из юрты. Всё это произошло только-только. Возмущённый Саттар приказал позвать Бибигайшу. Если не пойдёт добром, привести силой.

И вот хозяйка перед Саттаром, шкворчит, как раскалённая сковорода, проклятия самые невероятные. Саттар, замахнулся камчой и гаркнул так, что видавший виды десятник попятился:

— Молчи, старая сводня! Иначе заткну рот вон той подушкой! И не пожалею камчу о твою спину!

— Не смеешь! Я — ханского рода!

— Потому пошлю к повелителю гонца, с разрешением хана укорочу тебя на голову самолично!

Бибигайша сбавила тон, но не сдавалась:

— Хан не поверить тебе. Он знает — ты мстишь мне за сына! — Поверит. Пошлю десятника, он сам видел твои шашни!

Разборку прервал нукер. Прибыло десять джигитов от князя. Они твердят, что из подарка исчез шёлковый плат. Всё стало ясным, Бибигайша с крика перешла на визг. Саттар вновь гаркнул на неё и огрел плёткой, и она вдруг затихла, так что мурза закончил приказание тихим голосом:

— ...отдай. Не найдёшь, прикажу тебя связать и отправлю князю, пусть он расправится с тобой, как с последней воровкой! Вон! Десятник, проследить.

Шумный разговор стал известен в женской половине, и когда повариха принесла ужин Саттару, она сказала:

— Хозяйка от злости на стену лезет. Берегись, Саттар-джан, она отомстит тебе.

— Я сделаю так, чтобы она меня за версту обходила!

— Смотри, она баба хитрая.

Саттар, как обычно, спал в мужской половине шатра хана. После намаза и благодарения Аллаху, он тут же уснул, сожалея, что ему на старости лет выпало следить за наложницами хана, как какому-то гаремному евнуху!

Приснилось ему, что он на седьмом небе и в его объятиях гурия! Проснулся от счастья, и понял — наяву ласковые руки обвили его, голая податливая девушка прижалась к нему и шепчет:

— О! Саттар-джан, не сердись на Биби-джан, она хотела...

Саттар вспомнил свой долг: вскочив, схватил гурию за косички, нащупав камчу, дважды прошёлся по голому телу. Та взвизгнула, изогнулась змеёй и больно укусила его, вырвалась, но Саттар успел ещё раз опоясать камчой обольстительницу, прежде чем она успела скрыться на женской половине за упавшим углом ковра. В полумраке шатра он не узнал, которая из рабынь приходила к нему. И тут только вспомнил слова поварихи о мести: «Вот она какая месть! Бибигайша ворвалась бы с женщинами да с факелами, и застала бы его с рабыней хана! Вот тогда, хоть ты и князь, а попробуй отмойся!»

Саттар позвал десятника и приказал прислать в шатёр двух нукеров. Перехватив недоумённый взгляд того, пояснил:

— На меня старая ведьма покушалась. Насилу вот камчой отбился!

Опять молитва, опять благодарения Аллаху. Но уснуть сразу не удалось: под одеялом остался резкий запах благовоний и еле уловимый запах молодого тела, которые будили воспоминания, из-за которых он помолодел лет на двадцать...

Эту ночь Саттар не доспал до конца: на этот раз его разбудил десятник:

— Саттар-ага, Саттар-ага, проснись! — А когда тот открыл глаза, пояснил: — Саттар-мурза, у турок что-то случилось, слышен шум.

Если слышен шум за две версты, значит, неспроста. Накинув халат, Саттар вышел из шатра. Действительно — в лагере турок переполох... десятник с нукерами ускакал узнать, в чём дело. Подъехал разъезд джигитов дагестанского князя...

Турецкие пушкари стояли лагерем на берегу Оки против Сенькина брода; янычары немного дальше, на опушке леса. Шатёр Али-паши — среди их лагеря. В ожидании перетаскивания на другой берег пушки стояли на всём спуске к броду, тяжёлые ближе к воде. Тут же паслись кони.

В походе по правилам около каждой пушки должен постоянно находиться хотя бы один пушкарь. Но в прошлые ночи и в эту было так спокойно, а около воды было так зябко их южной крови, что они перебрались к кострам, которые уже прогорели, а идти за хворостом никому не хотелось. Трое пушкарей всё ж остались на страже, они походили по влажному песку около обреза воды, промочили ноги и присели на арбу рядом с пушкой... Они перешли в мир иной без единого звука!