Князь Михайло трижды хвалебно упоминал о гуляй-воеводе Климе Одноглазе. Государь всех воевод помнит, а вот Одноглаза запамятовал. Приказал показать героя. Михайло Иванович руками горестно развёл:

— Ранен он, государь. К себе лечиться уехал.

— А где вотчина его?

— Из мещан он, государь, из Соли Вычегодской. Сродственник Строгановых, воеводой у Аники был. А Строгановы тысячу казаков нам прислали с тысяцким Саввой Медведевым. Вот он перед тобой, государь, — вой большой смелости!

— Дьяк, не забудь: награда воям строгановским побольше других, а Одноглазу поместье, — распорядился Иван. — Одноглазу, помещику новому, скажи: оправится — видеть хочу... Теперь, какие потери у Гирея?

Князь-воевода перечислять принялся как по-писаному:

— Ногайцев хорошо, ежели треть вернулась. Турок — половина да все пушки потеряли. Крымцев — четверть, и до сих пор князь Дмитрий за ними гоняется. Девлет потерял обоз, сына, зятя, внука, мурз множество. Только пленными — девять вельмож. Пятерых с собой привёз на твоё решение. Среди них полководец их, правая рука Девлет-Гирея, Дивей-мурза, погромщик, грабитель земли Русской. Пленных татар и других народов — поболе двух тысяч... А у нас побили: воевод...

Иван поднял руку вроде как для благословения:

— Погоди, князь Михайло, не омрачай сего дня нашу радость. В синодики всех запиши, служители наши по монастырям разошлют на вечное поминовение!

Клим помаленьку выздоравливал, с глаза покров поднялся, темнота рассеялась: ослепнуть он более всего боялся. А восстановлению слуха и английский доктор не помог. Клим невесело шутил: на половину воевода сократился, остались левое ухо и левый глаз.

А тут государь пожаловал поместье — из Москвы нарочно дьяк приезжал. Поместье на Вычегде, и рыбой, и зверьём богатое, но вроде как на землях Строгановых. Однако им в замену на Каме куда больше отвалили.

Савва Медведь с людьми вернулся. Поведал, кому какие награды перепали, государь никого не обошёл.

Неждан приезжал, как только узнал о ранении Клима. Тут рассказов и новостей было! За оказание помощи в битве подмосковной Владимирскому купцу Неждану Скоморохову дали право пять лет торговать беспошлинно. Две тысячи его лесных казаков по государевой грамоте ушли на Дон опять же по заботе Неждана. Левко Вяземский при нём остался, женился, вроде как за сына стал. Сургун на пасеке в Суздале так и живёт. Помощников завёл, сам лишь указывает. Договорились Неждан с Климом к Сургуну в гости съездить, когда Клим поправится окончательно. Тогда можно будет и к игуменье Тавифе заглянуть. Вот будет занятно!

Дьяк Ивашка Сухоруков сильно в гору пошёл: отдельная приказная изба у него с дьяком, подьячими и писарями. По монастырям они разъезжают, хронографы, летописи и другие разные записи правят. Ивашко в подчинении только государя, он сам указывает и сам спрашивает. Большое доверие старшему дьяку оказывает: тайно ото всех повелевает, что марать надобно, а где — поправить... Клим не понял, куда разговор идёт, а Неждан:

— ...Чего ты, Клим Акимыч, не спрашиваешь, что дьяк правит?

— Да откуда тебе знать, ежели дело тайное?

— Так потому и любопытно! Не решился я к нему идти, перепугается, думаю, да со страху натворит чего. Ждал я. Тут он в Дмитров поехал. Я за ним. Там у меня знакомый подьячий, он мне всё расписал... Государь повелел похерить всё, где упоминается Юрий Васильевич-старший. Если можно — на младшего перевести, а нельзя — вымарать... Опять же о Кудеяре-разбойнике. Был, мол, Кудеяр то ли татарин крещёный, то ли сын боярский. А там песни разные, сказки — у кого память хорошая — отшибать иль язык, а то и голову долой! Так что не было при государе Иоанне Васильевиче Кудеяра-разбойника, а тем паче Кудеяра — Юрия Васильевича. И двух Юриев Васильевичей не было, был только один — младший брат государя!

Особенно подробно рассказывал Неждан о торжественной встрече в Москве победителя Девлет-Гирея, государя великого Иоанна Васильевича, спасителя от нового пожара и разграбления стольного града и всей страны! Звонили колокола, палили пушки, кричал «славу» народ! Говорит: встреча куда торжественнее была, чем двадцать лет назад встречали покорителя Казани.

А вообще-то, как не чествовать государя, который разгромил Девлет-Гирея так основательно, что грозный хан не осмеливался выйти даже на Дикое поле, не говоря уж о Москве.

Спустя пять лет после пожара Аллах забрал к себе Девлет-Гирея, а его преемник Магмет-Гирей старался не ссориться с сильными соседями, ему хватало забот оборонять Таврию от наседающих донских и днепровских казаков.

Справедливости ради необходимо отметить, что Иван поделил славу победителя с воеводами, особенно с князем Воротынским. Государь величал его своим верным слугою. Однако доброе отношение вдруг резко изменилось — князя Михайло Ивановича схватили заплечных дел мастера. Оказалось, холоп донёс, что его князь по ночам колдует, жжёт какие-то травы и в наговорах честит имя государя. Государь не очень поверил наговору и потому лично сам пытал верного слугу князя-воеводу малым огнём, самолично подгребая уголья горячие ему под ноги... Холоп тоже поплатился: князь сознался, что в колдовстве ему помогал этот самый холоп...

Лучше судьба князя Дмитрия Хворостинина. Он всё время держался подальше от двора царского: гонял рассыпавшиеся отряды татар, по Рязанщине рассылал пленных татар, кого в Новгород, кого царю касимовскому Сайп Булату: даже несколько сот — на солеварни строгановские. Сюда, в Соль Вычегодскую, он сам пожаловал. Тут ему царский приём приготовили. Виделся он и с Климом Одноглазом. Князь специально привёз бочонок заморского вина и выпил не один ковш, обещанный под Молодью.

Потом князь Дмитрий несколько лет воевал в Ливонии. Неуспехи этой войны не бросили тень на верную службу князя Дмитрия.

...Очень многим известно, что четвёртая жена государя горячо любима им; что за неё он получил наказание от церкви! Но мало кто знает даже при дворе, что случилось с ней через год после свадьбы. Почему её насильно постригли в монастыре и надели схиму, а родственников её всех казнили? Что это, дворцовая интрига? Иль Ивану надоело смотреть в её карие глаза и любоваться её красотой? А может, надоело ему исполнять её прихоти?

Много лет спустя Клим узнал, что инокиня Дарья — в миру государыня Анна Алексеевна — смирилась быстро, стала образцом для подражания. Старицей обрела дар предвидения. Многие страждущие находили успокоение в беседе с ней... От себя добавим: инокиня Дарья прожила в Тихвинской обители пятьдесят четыре года!

Многопамятным годом для государя Иоанна Васильевича оказался семьдесят второй год. Кроме всего ранее сказанного, в конце года в Ливонии погиб верный раб государя Григорий Лукьяныч Малюта Скуратов-Бельский. Выпавший из рук Малюты топор палача принял Богдан Бельский, родственник Григория Лукьяныча.

И пожалуй, самое поразительное событие конца этого года — государь запретил упоминать про опричнину! А тому, кто не внял и всуе болтает — рубить язык!

Оказывается, не было на Руси опричнины!

Казалось, бурные дни ушли из жизни Клима. Вернувшись в Соль Вычегодскую, принялся лечить себя, лечился у английского доктора, а вскоре пришлось пользовать ближних своих, потом всех, кто обращался к нему. На здоровье не обижался. Глаз видел, может быть, не так зорко, как раньше. Ухо левое слышало, в общем, жить можно было. Дом у него — полная чаша. Обширный двор в Соли Вычегодской, поместье в тридцати верстах на берегу Вычегды и разросшаяся семья...

Приёмная дочь Василиса и её муж Фокей Трофимов принесли Климу двух внуков и двух внучек, старший внук Георгий уже скакал на коне и был грозой всех ребятишек, не входящих в его ватагу. Фокея — местного воеводу, знала вся округа как воя строгого и справедливого.