Это очень разные люди, потому, может, и дружили. Якову здорово за сорок, его русые волосы ещё посветлели с возрастом, а в бороде — больше седых. Роста среднего, но в плечах широк. Князь Дмитрий в плечах уступит, но на голову выше Якова. Чернявый, и хотя седины меньше, однако заметнее она, а годами — лет на десять моложе. Вот в чём схожи они — это въедливый, внимательный взгляд у одного светло-голубых глаз, у другого — карих.

Князь интересовался, как удаётся мирно жить в окружении иноверцев. Яков не сгущал краски:

— Не такие уж они дикие. Среди них православных много. Правда, постоянно путают христианские заветы с языческими. И опять же иной остяк слово держит в пример русскому!.. Стычки происходили... — и он рассказал, как было отбито нападение с помощью греческого огня.

— Яков Аникиевич, поведай: кто это у вас за Клим? И от болезней оберегает, воев учит, от разгрома спасает! Вот мне бы такого!

— Клим — это любимец моего отца. Аника Фёдорович знал толк в людях... Ежели хочешь повидать, он тут, в подворье.

— Зови!

— Только вот что, князь, этот человек себе цену знает. Если желаешь беседы с ним, придётся за стол сажать.

— Ладно.

Яков приказал поставить третий кубок и позвать Клима... О греческом огне Клим рассказывал подробно и охотно, хотя и сожалел о гибели людей. Князя же интересовала практическая сторона:

— Ну а против татар можно его применить?

— Когда на крепостную стену полезут, страшнее горящей смолы будет. Однако ж при этом нужны англичане, знающие секрет огня, и стеклодувы... А в походном бою ничего не выйдет, своих пожжёшь.

— Ты с татарами воевал?

— Да, под Тулой, в сотне передового полка, и под Казанью, в полку левой руки...

— У князя Курбского, да?

Клим вскинул взгляд и встретил доброжелательные карие глаза.

— У него, князь.

— Многое ты повидал, Клим... А вот скажи: можно было бы задержать по весне татарскую лаву под Москвой?

— Только двойной-тройной силой.

— Вот, вот. Такой силы не было, потому и ушёл государь.

Яков решил подзадорить Клима:

— Клим Акимыч, неужели ничего нельзя было поделать, чтобы остановить басурманов?

— Задним умом мы все сильны, Яков Аникиевич. Прошлому не поможешь, а вот на будущее... Дозволь спросить, князь: правда ли, что Девлет-Гирей подошёл к Москве, а наряд за Окой оставил?

— Под Москвой крымского наряда никто не видел.

— Тогда до Москвы его можно было и не допустить, ежели б ударить по его наряду, да побольнее!

...Беседа за кубками закончилась неожиданным приглашением князя:

— Климент, поехали ко мне в полк! Прежде всего лечить станешь, потом посмотрим... — И, нагнувшись к Климу, тихо добавил: — Мне скажешь, чьи войска лучше, мои или Курбского! Да и дело предстоит: Девлет опять поход на Москву готовит — лёгкая добыча досталась. По рукам! А?! Ежели верхом разучился ездить, возок всегда найдём. Кстати, сколько тебе лет? Когда вошёл, думал — старец, а теперь пятьдесят не дам.

— Верно, князь, весной мне сорок пять минуло. А в седле пока сижу и за саблю держусь крепко, — невольно похвастался Клим. — А о предложении твоём так скажу: благодарствую! Лет десять назад я сам бы попросился. А ныне преграда: я ведь преступник по делу новгородскому.

— Как?! Живой, и в Москве?!..

Пришлось Якову и Климу рассказывать всё по порядку. Князь приказные дела хорошо знал и подытожил:

— Раз не пытали и освободили, значит, вины нет и не было! Жду в Рязани.

На этой же седмице произошла встреча с Нежданом. Утром прибежал Гулька: только что на водопое встретил Гришку — Неждан ждёт Клима на строительстве приходского собора.

Тут было множество подвод, всадников, разных строителей. Неждан держался несколько в стороне от пильщиков, режущих брёвна на доски. Здесь от скрежещущих пил в двух шагах разговор не слышен. Беседовали, не сходя с коней. Клим рассказал о своей задумке — найти Кудеяра-предателя и спросить его о содеянном. Неждан охладил Клима:

— Это Кудеяр, да не тот. Сие — Кудеяр Тишенков, то ли пленённый сын боярский, то ли татарин крещёный. Сказывают, он умер, когда с Воробьёвых гор увидел результаты предательства — пожар Москвы и гибель в огне её жителей. Кроме него были и другие предатели, они ушли с татарами. Станем ждать их на втором заходе, тогда посчитаемся! Однако ж ходит слух, что около государя остался главный предатель, боярин князь Мстиславский! Он будто признался, что имел сношение с Девлетом, но покаялся, и государь всемилостивый простил ему! Вот это-то — чудо из чудес! За меньшие грехи головы рубили: а тут... Видать, здорово нужно, чтобы народ ведал: в сожжении Москвы бояре виноваты!

А когда Клим рассказал о предложении Хворостинина, Неждан обрадовался:

— Клим Акимыч, дорогой! Это же перст судьбы! Девлет грозит государю. Понял нашу слабину и придёт, обязательно придёт! Знаешь сколько он награбил и пленных взял?! Теперь вся надежда на воевод Воротынского, Хворостинина и других, кои собираются защитить Россию. А государю недосуг. Он в Александровской слободе смотр невест назначил: сам по четвёртому разу жениться охотится и царевичу Ивану жену подбирает, тоже, кажись, по третьему разу... А ты иди, иди! Покажи им свою удаль молодецкую! А пойдут татары, я под твоё начало полтысячи дельных ребят приведу! Лесных казаков!

В середине августа Клим с Гулькой, Бугаём и десятком воев выехал в лагерь князя Хворостинина. От Неждана с ним ехал его приказчик и доверенный Левко. Этот десяток Бугая сотни стоил. Все прошли обучение на десятников, четверо из них да Василий Бугай — первые в сабельном бою, с самим Климом потягаться могли! Все плотники, и топором владели не хуже сабли.

В полку в первый же день произошла заминка: дьяк, ведающий хозяйством, не знал, куда этот отряд записать — по разряду таковые не значились. Хорошо, что князь Дмитрий на месте был, тут же распорядился:

— Пиши их в мою дружину.

— Нету теперь такой! — не сдавался дьяк.

— А... Кормить, поить, одевать за мой счёт! Потом разберёмся.

Через седмицу сотники полка наперебой просили прислать к ним начальных людей Василия Бугая для обучения новым приёмам сабельного боя. Что касается Клима, то он постоянно находился с дьяком, у которого хранился свиток доскональной записи деяний полка во время весеннего нападения татар. Там же Клим узнал и о действиях других полков и орды Девлет-Гирея. Дьяк вначале косо смотрел на любопытствующего Одноглаза, но князь приказал не мешать ему.

К зиме многие начальные люди разъехались по домам, с ними отпускались и рядовые вои. Клим с товарищами остался в полку. С наступлением морозов до большого снегопада они проехали по всем путям, которыми ходили татары от Оки до Москвы. С разрешения князя с ними ездили приказные и писарь, умеющий рисовать чертёж земли и дорог с подробным описанием бродов и переправ через Оку, перечнем сёл и деревень и расстояний между ними, а также болот и ручьёв с неудобями, лесов чистых и непроходимых от буреломов.

Князь Хворостинин эти чертежи приказал перебелить и послал большим воеводам, в Разрядный приказ сам отвёз и потребовал повышенного жалованья умельцам. Вот тогда главный воевода, князь Воротынский Михайло Иванович, впервые услыхал имя Клима Одноглаза, Безымова тож.

Гулька считал, что благодаря Климу он стал воем; хотя для лука и сабельного боя он слабоват, но стреляет из ручницы без промаха, знал лучше многих, как помочь раненому, больному, умел читать и писать. Опять же у кого научился?! Но самое главное: из ярыжки Гульки он теперь везде значился Гурием Вычегодским, стремянным воеводы Одноглаза! И сын у него есть, и жена... И он уверен, что Климу полезен, тот доверяет ему, а иной раз и советуется с ним! Вот, к примеру, чертежи земли — Гулька разбирается в них не хуже приказных, а вот расстояния между поселениями проверяет только он, Гулька!

По приказанию Гульки саженью отмерили версту, потом приказные, два воя, Гулька и сам Клим проехали эту версту туда и обратно шагом, рысью и на скаку. Каждый считал шаги коня, а приказные записывали. Далее расстояния определяются по количеству шагов, сразу считают двое-трое; все ошибаются, а он, Гулька, ни разу, потому что на нитку нанизал жёлуди, вроде чёток получилось. Нитку привязал к поводку: сто шагов насчитал — один жёлудь подвинул, двести — второй, в счёте ошибок нет! Клим похвалил, обнял его.