А вот тут, по зиме, Гулька растерялся даже: гордость его Клим в детство ударился — в куклы играть принялся!! В их десятке был вой Лавр, коновод и плотник. Ножом владел играючи: голубей, собак вырезал, будто живые. Вот Клим приказал Лавру нарезать татар-вершников скачущих да таких, чтобы ростом были в два вершка и кони по ним. Потом пеших русских воев с ручницами и пушками. А ему, Гульке, сказано достать побольше досок липовых и яблоневых. А пока Лавр вырезал воинов, Гульку заставил делать спички, с двух сторон заострённые по вершку и по два.

Потом из трёх двухвершковых и четырёх вершковых научил вязать ежей рогатых. Другие вои Бугая также в игрушечные дела вступили: кто делает деревянные и плетнёвые щиты игрушечного гуляй-города, кто колёсики режет да к щитам крепит...

Игрушки перестали казаться игрушками, когда на столе встал малый гуляй-город, перед ним — россыпь ежей, а за стенами русичи с ручницами и пушками. К стенам на скаку замерли татары — исконные враги и противники!

На масленицу князь Хворостинин пожаловал. Клим впервые заспешил, принялся гонять Гульку, Лавра и других — нужно было, как говорится, показать товар лицом. В условленное время сложили деревянное воинство в два больших лукошка и к Хворостинину. Расставили как положено. Князь сразу заинтересовался, приказал кликнуть дьяка, ведающего поставками, потом других начальных людей. Клим объяснял, что своими глазами видел под Казанью, как конная волна гасла на ежах. Хворостинин спросил:

— Ежи — это не диво, иной раз применяли. А вот зачем на пряслах гуляй-города колёс столько, непонятно.

— Обычно на стенах или пряслах, как ты назвал, ставят пару колёс сбоку, чтобы передвигать налево-направо. У нас же две пары колёс с осями на шкворне от тех же роспусков. Теперь мы можем прясло куда хочешь катать и отворять, как ворота. Вот так... Сие удобно при вылазках.

Задавали вопросы и другие начальные люди. Потом князь Дмитрий приказал дьяку собрать плотников и к весне срубить настоящий гуляй-город для бережения полтысячи воев с нарядом и конями, да заготовки делать на десяток таких городов.

Когда разошлись начальные люди, князь посуровел:

— Клим, ты веришь в надёжность гуляй-города?

— Верю, князь! Ведь за стенами русские вои стоять будут!

— А ежели у врагов наряд?

— Вражеский наряд опасен. Однако ж надобно наряд отсекать. Крымцы берут наскоком и с собой пушки таскать не любят. Вот этим и воспользоваться надобно. Нам же в гуляй-городе придётся наряд большой иметь. Пушками можно и от конницы прикрыться, а потребуется — и их пушки подавить... — Клим говорил убеждённо, уверенно и вдруг почувствовал, что князь изменился, суровость исчезла, глаза широко открылись. Он откинулся на скамье, спиной о стену опёрся, голову слегка наклонил, молча на него смотрел и бороду поглаживал. Клим понял, — что-то лишнее сказал, и замолчал. Князь ободрил его:

— Ну, а дальше что?

— Прости меня, князь! Я и так много лишнего наговорил, не по чину.

— Да-а... Яков Аникиевич сказывал, что у тебя голова большого воеводы. Потому Аника тебя и возвеличил. Царство ему небесное! Ладно. Князю Хованскому и ещё кому из воевод свои игрушки покажешь, когда будут тут. Я им скажу. А вот князю Михайле Ивановичу Воротынскому настоящий гуляй-город развернёшь и оборону покажешь. Людей тебе даю тысячу. Строгановские ополченцы идут, так что у тебя свои люди будут... Погоди, послушай до конца. Князь Михайло сразу после Пасхи смотр желает совершить и расписать полки. Вся надежда теперь на наши полки. Прошлый год сплоховали... Хоть князь из земских, а ему ныне и опричных подчинили, к примеру меня. Ему уже за шестьдесят, а смелости не занимать... И в тюрьме, и в ссылке побывать успел, не сломался и за землю Русскую готов постоять... Он отлично понимает — не оправдает надежду, всех собак на него спустят!.. А с тобой так: бери людей сколько потребуется. В Разрядном скажу, чтоб тебя числили моим помощником и гуляй-воеводой...

— Князь, дозволь слово молвить? — взмолился Клим.

— Слушаю.

— Назначь головой кого из детей боярских, а я при нём...

— Что, заслабило? Ответ держать боишься!

— Нет, не боюсь. А вот выскочкой меня всяк назовёт: чин не по званию.

— Вот потому и будешь от имени князя-воеводы действовать, от моего имени. Худо тому будет, кто против меня пойдёт! Иначе нельзя, Клим. Дело новое и рисковое, как я понимаю.

— Князь Дмитрий Иванович! А вдруг на деле завалюсь?! Ведь тогда тебя...

— Всё, Клим! В таком деле заваливаться нельзя! Готовь дьяку запрос, сколько чего, и с Богом!

В день Антипасхи (13 апреля 1572 года) князь Воротынский собрал в Коломне воевод и начальных людей Берегового войска. Дьяк Разрядного приказа зачитал расписание полков, которые должны будут встать по реке Оке от Рязани до Калуги, а также от каких городов, куда должны прибыть ополчения и вои от бояр, князей, поместных дворян; от полтысячи четей земли должен прийти пеший или конный вой всеоружно, а при определённой замене сам владелец должен пожаловать.

В этом коломенском соборе воеводы были разные: иные друг с другом по восемь лет не виделись, с тех пор как государь разбил державу на земщину и опричнину и строго наказывал за общение даже родственников, ежели они из разных лагерей! А тут князь Воротынский из земщины воеводил ополчениями и земщины, и опричнины. Он смело поздравил всех с единением сил российских, и объявил начало большого смотра воинства с тем, чтобы к Вознесению Господню (15 мая) быть готовым к обороне по расписанным местам.

Смотр продолжался три дня, потом Воротынский вновь собрал всех и пригласил:

— Господа воеводы, князь Дмитрий Иванович желает нам показать становление и защиту гуляй-города, кой соорудил он со товарищи. Мы возлагаем большие надежды на гуляй-города в полевой встрече с крымчаками. Мыслю — каждому полку иметь такой город, а как его делать, нам покажет гуляй-воевода. По коням, други! — И Воротынский, побеждая свои годы, первым вскочил на подведённого коня.

Остановились верстах в десяти от Коломны вверх по Оке. Прямо — широкая песчаная отмель. Князь Хворостинин пояснил, что в летнюю пору тут удобный брод, скот перегоняют, а сейчас река ещё не успокоилась от паводка. Правее — тёмный бор, на опушке — густой кустарник. Никакого гуляй-города! Хотя многие хотели его увидеть.

В это время реку пересекала лодка, переполненная людьми. Да, видать, на вёслах неопытные руки — течение подхватило её повернуло и понесло. Крики оттуда... Кое-кто собрался скакать на помощь. Однако, как всем стало ясно, — такое лицедейство отвлекло внимание. Тогда по всей опушке кусты зашевелились и упали, из-под них выскочили тройками запряжённые более десятка роспусков с деревянными и плетнёвыми щитами-пряслами. На скаку вырвались на отмель и образовали широкий круг. А следом за ними в круг ворвались сотен пять вершников с заплечными малыми пищалями, да на возках десятка три пушек. Не успели воеводы коней от реки отвернуть, чтобы лучше строительство городка рассмотреть, а стены с роспусков уже сняли, какие на роспусках оставили, другие поставили на стояки, на буквицу «твёрдо» похожие. Вот и гуляй-город готов! Кое-кто на реку взглянул, мол, что там с неудачниками. А на лодке бросили ваньку валять, ладно ударили вёсла, и лодка понеслась против течения.

За стенами гуляй-города тишина. Воеводы заспорили; одни хвалят за умелое развёртывание, другие — мол, если враг рядом, не удастся такое построение. Однако споры будто ветром сдуло: те прясла городка, что на колёсах, вдруг распахнулись и в сторону воевод развернулась лава сабель в триста. Крутой разворот перед ними, сабли сверкнули с боевым звоном. Минуты не прошло, а всадники уже за стенами, подвижные прясла на свои места встали. Опять затишье пахнуло, и вздрогнула земля: в сторону реки из бойниц ударили пушки, ядра запрыгали по волнам, вскипела вода под ударами зарядов дроба. Заплечницы принялись палить, пули подбрасывали фонтанчики песка, дым поднялся над городком. И опять отодвинулись прясла, на этот раз из дыма высыпали вои с ежами, положили три ряда ежей, огородили стены, и новое действо: прясла городка отползли от ежей на три-четыре коня; потом гуляй-воевода пояснил, что этот зазор необходим, чтобы раненые кони не бросались на стены, а обходили их.