Из Покровки в Охотный ряд возвращались ночью. Вестовые сперва промчались, стражников серебром оделили, те бегом рогатки убирать — Аника Строганов гуляет!

А через два дня, накануне Постной триоди, по Троицкому тракту на рысях ушёл небольшой обоз Аники Строганова. Клим на много лет покидал Москву.

Так уж повелось, что Ярославского шляха из Москвы нет. Есть Троицкий шлях до Троице-Сергиева монастыря, далее Переяславский, Ростовский, и Ярославский шлях только от Ростова. Сколько столетий ездили по этой дороге путники? И заложили знаменитые города через каждые 60—70 вёрст, то есть как раз столько можно проехать без спешки за день.

Люди из обоза Аники Строганова придерживались старого правила: пораньше выезжали, в полдень давали корм и отдых лошадям, и снова в путь. На ночёвку прибывали ещё засветло — февральский день с зимним не сравнить. В обозе восемь возков, пять из них с пристяжными, в возках тюки, в кожи завёрнутые, мешки с кормом для коней, на облучке — по возчику. Впереди возок хозяина, с ним, кроме возчика, старший приказчик, Назар, то ли цыган, то ли казак, — из-под треуха огнём сверкающие глаза, всё видящие, да короткая чёрная бородка, над ней пышные усы по четверти в каждую сторону. В возке Аники стоял сундук, железом окованный, надо полагать, не только с медной мелочью, его на ночь вносили в избу.

Место Клима было в возке с пятью молодцами, один одного крепче да красивее. Все служилые люди Строганова — возчики, приказчики — имели сабли, а у этих молодцев Клим впервые увидел укороченные двуствольные пищали — пистоли. Гораздо позднее он узнал, что у Аники на Вычегде англичанин-оружейник открыл мастерскую и делал пистолеты по английскому образцу.

Этот возок с молодцами обычно замыкал обоз. А впереди их ехал возок, которым управлял Фокей. Вёз он, кроме Василисы, ещё трёх молодок со скарбом — молодых жён тех самых красавцев: Аника за мясоед успел четыре свадьбы окрутить!

Аника любил расспрашивать своих подчинённых: Назар, да и другие спутники рассказали про себя всё, поэтому Клим чаще других ехал в возке хозяина, их беседы тянулись часами. Во время таких бесед Назар пересаживался на облучок к возчику или уходил в другой возок.

В возке хозяина Клим сидел, прислонившись спиной к сундуку, откинув высокий воротник тулупа, Аника полулежал на горке сена. Судя по вопросам, его интересовало многое. Сейчас он спросил:

— ...значит — несть счёта болестям, трав и лекарств всяких тож. Так как же лекарю определить, какую болезнь каким лекарством лечить? Ась?

— У меня есть «Травник» древнего письма, там ответ на твой вопрос. У знахаря, говорится там, три силы для больного: первая лечит душу, вторая — тело, и только третья сила против болезни.

— Мудро... Поясни, как ты меня лечил этими тремя силами.

— Первая сила, учит «Травник», вера во всемогущество Господа...

— Так это все мы верим, да не все поправляемся.

— Мыслю так, Аника Фёдорович: лекарь должен внушить больному, что волею Господа он поправится.

— Это, пожалуй, верно, нужно поверить в лекаря... Вот, к примеру, я поверил, что ты меня вылечишь, знаешь когда? Когда ты первый раз смотрел меня. Рукой ведёшь около поясницы, а болесть будто в твою руку всасывается. Потому и терпел в бане. Говори про вторую, телесную силу.

— Тут лекарь должен увидеть, в каком месте тела слабина. Сие уметь надо. Туда помощь телу дать: может, холод, может, тепло, а то тёртые семена горчичные. Или внутрь — от разных трав настойки, отвары, а иной раз что под руками есть...

— И помогает?!

— Помогает, ежели с верой. А вот третья сила — супротив болести — в «Травнике» хитро описана. Ежели тело крепкое — болезнь сама убежит, а вот в старом да хилом теле болезнь крепко в гнезде сидит, и к ней с разных сторон разными лекарствами надо подбираться. А дальше весь «Травник» — какая трава в каком виде от какой болести.

— Ты мне дашь свой «Травник»? Посмотрю на досуге.

— Ты глаголицу знаешь?

— Не... Тогда почитаешь когда-нибудь. — В этот момент возок встал, ветер замахнул снежную пыль. Аника спросил: — Назар, чего там?

— Дорогу заметает, хозяин, — отозвался тот. — Наш-то легко идёт, а с возами отстают.

— А далеко до Великого?

— Нет, уже берегом озера едем.

В Ростове остановились не на постоялом, а на дворе Строганова, хозяина встретил доверенный приказчик, и тут же они уединились. А возчики не успели коней убрать, корм задать, как ужин подоспел: оранжевая уха из озёрных жирных окуней, каша гречневая с маслом коровьим, да братина медовой браги.

Клим уже привык, что Аника садился за стол со всеми и ел из общей, на пять-шесть человек, миски.

На ночь разместились просторнее, чем на постоялом дворе. Четырём парам молодых, на их радость, постелили общую постель в нетоплёной летней избе, посмеивались — жёны не дадут замёрзнуть! А всё ж на всякий случай по лишнему тулупу подбросили.

Метель разыгралась не на шутку. Низкие облака, казалось, задевали за вершины деревьев и высыпались мелким снегом, ветер гонял и закручивал целые сугробы. Завтракали под завывание бури, приглушённое крепкими стенами избы. Назар поглядывал на Анику, ожидая его решения. Завтрак закончен, все встали, помолились, Аника вышел из-за стола, прошёл по горнице и остановился перед Назаром.

— Распогодится — поведёшь обоз. Сундук — с тобой. Мне запрягай жеребца, со мной — Кош и Васька. С Богом. Климент, поедешь со мной тоже, короб с лекарствами захвати.

Молодые распоряжение выслушали молча, радоваться неожиданному отдыху осмелились после того, как Аника уехал.

Жеребец шёл ходко, играючи нёс возок по сугробам, наметённым за ночь. На облучке, закутанные в тулупы, зорко следили за малозаметной дорогой Васька, постоянный возчик Аники, да Кош — один из тех славных молодцев, ещё не женатый. Кормили коня примерно на полпути, в Кормысле-селе. На годину зашли обогреться в заезжую избу, испили по ковшу подогретого взвара. К полдню были в Ярославле. Здесь двор Строгановых похож на ростовский, может, немного побольше. На дворе за высоким забором три зимних избы, да летняя, ряд каменных амбаров с погребами, конюшня, навес для телег и саней, на задах — скотный двор.

Здесь Анику встретил старший приказчик Дидим — худощавый маленький человечек лет сорока, с тёмными, глубоко вдавленными глазами и серо-белёсыми волосами. Несмотря на свою невзрачность, Дидим держался с достоинством, выставляя вперёд бороду и откидывая голову. Он помог хозяину раздеться и проводил в горницу, куда вскоре позвали Клима.

В переднем углу за столом сидел Аника, против него — Дидим. Аника, указал Климу место около себя, сказал Дидиму:

— Повтори.

Дидим бросил сердитый взгляд на Клима:

— Прошлую седмицу Хохол вёз на Вычегду дюжину выкупов. Дорогой двое заболели, их он оставил у меня. Один, немец, от кашля заходится, а второй, монах-иконник, другой день без памяти.

— Что знахарь сказал? — спросил Аника.

— Говорит, что немец, может, и поправится, а иконник от огневицы догорает, домовину готовь, говорит. Ужо сделаю.

— Сходи, Клим, посмотри, — посоветовал Аника. — Хороший иконник будто. — И к Дидиму: — Пошли кого с ним.

Много позднее Клим узнал, что выкупами называли разного рода мастеровых, выкупаемых из темниц приказчиками Строганова. Говорили, что за многие услуги великий князь Василий дал такое разрешение отцу Аники, Фёдору Строганову, с тем, чтобы он этих провинившихся умельцев увозил к себе на Вычегду и Каму. Иван подтвердил такое разрешение и для Аники.

В большой людской избе больные лежали на запечных нарах, покрытых каким-то тряпьём. Над ними нависали полати, в образовавшейся тёмной норе было душно и жарко от натопленной печи. В избе шумно, находилось тут с полдюжины людей. А что же начинало твориться вечером, когда сюда, судя по нарам и полатям в пол-избы, набивалось человек двадцать, а то и больше!