— И сколько же русских против нас?

— Вдвое меньше.

— Плохо дело, сын мой! Неделю назад нас было втрое больше.

— Им помогают демоны!

— Такое говори нукерам! А мне: когда они смогут напасть?

— Воротынский не хочет нападать. Он окружает нас и расставляет тысячи по Крымскому тракту до Тулы, а может, и дальше. Он хочет бить нас в пути.

— Очень хорошо, сын мой! Ты станешь большим полководцем!.. А что скажет большой полководец: как быть нам?

— Либо уходить немедля, либо обмануть Воротынского — идти на Москву! Только с пушками, с обозом. Не оглядываться назад!

— А вдруг Москве придёт помощь с полуночи?!

— Не придёт. Я сегодня пытал русского тысяцкого... Иван от страха потерял разум...

— Самое страшное, сын мой, считать врага дураком и трусом, а себя — умнее других! Дивей-мурза и Теребердей-мурза убедили нас, как можно быстро подойти к Москве, но забыли про силу пушек. Теперь расплачиваемся...

Хан прошёл и сел на ковровое возвышение, Магмету показал место рядом с собой и громко позвал Саттара. Вошли отец и сын.

— Саттар сын Саттара, шли гонцов. Зови... — Девлет-Гирей стал называть князей, темников, мулл, зажимая пальцы рук, потом разжимая согнутые. Когда насчитал шестнадцать, остановился: — Ты и я — восемнадцать. — Затем назвал имена погибших, совершив молитвенный жест — провёл перед лицом ладонями, Магмет повторил этот жест. — Сын мой, за один поход мы потеряли семерых славных и великих! Пусть муфтий ответит, чем они и мы разобидели Аллаха! Всё. Гони гонцов — завтра на рассвете Большой диван. А ты, Саттар-ата, приготовь вельможам плов и кумыс. Ступай... Сын мой, на диване моё слово скажешь ты. — Магмет дёрнулся, намереваясь возразить, поднял руку. Хан остановил его. — Я стану смотреть. Нам надо знать не только тех, кто говорит, но и тех, которые молчат. Ты скажешь: Аллах гневается на нас. Он взял от нас семерых великих и славных — назовёшь их имена — и тысячи правоверных. Подскажешь, что должен сказать муфтий. Перечислишь, кто и какими силами нас окружает, и предложишь три выхода. Первый, окопаться здесь, отбиваться и делать вылазки. Через неделю либо они отойдут к Москве и мы последуем за ними, либо к ним придёт помощь и мы уйдём. У Ивана под Новгородом четыре тьмы свежих войск. Второй путь. Завтра подняться и пойти на полночь с пушками и обозом — иначе обоз станет их добычей. Под Москвой мы будем через два дня. Иван не успеет помочь Москве, даже если захочет. Тут ты скажешь о наших силах. После взятия или сожжения Москвы мы уходим. Ожидаемая нами гибель России на этот раз не произошла. Аллах накажет Воротынского — он встал на нашем пути! Пусть демоны уволокут его в преисподнюю! И последний, третий путь: завтра мы уходим. Путь на Тулу и Рязань свободен. Там пополним наши базары рабами... дальше послушаем, что скажут великие и мудрые. О чём промолчат. И я скажу своё решение...

— Повелитель и отец мой, твоё решение — третий путь?!

— Послушаем и посмотрим... Слава Аллаху! Давай спать. Хош!

Диван закончился к полуденному намазу. Не спеша, в полной тишине разъехались вельможи, и тут же началось исполнение решения. Стремительно принялись строиться укрепления с пушками и защитными щитами, рылись глубокие рвы, устанавливались надолбы. И в то же время под вечер очень тихо поднялась и ушла целая тьма по дороге к Туле, чтобы очистить тракт от ополченцев. Но те без боя отходили, рассыпались по лесам. Этой же ночью с третьего на четвёртое августа с построенных днём укреплений снялись и ушли пушкари со своими пушками, оставив для вида бросовое оружие и брёвна на деревянных подобиях станков...

Ночь беззвучно уходила, Саттар-старший не спал. Завернувшись в одеяло, он сидел, прислонившись к стене шатра, и прислушивался. Слегка потрескивали горящие плошки. Толстые кошмы шатра не пропускали звуков снаружи, но мурза знал — там разбегаются люди. Только что приходил сотник охраны шатра, он сообщил, что турки бежали, а с ними ушли слуги вельмож, потихоньку свернув шатры. Его люди готовы быстро разобрать и погрузить этот шатёр. Но как может хранитель свернуть шатёр хана без его приказания!

О, Аллах! Боли в сердце накатывались волнами, а тревога оставалась постоянной. Где хан? Где Саттар-младший? Утром сразу после дивана они уехали, и никаких вестей. Сын не прислал гонца — это можно понять, он подневольный. А хан? С юных лет Саттар-старший оберегал его, и вот покинул, не сказав ни слова! Слёзы навернулись на его глазах. Холодные, старческие... и вдруг в женской половине рёв Бибигайши. Она ворвалась в мужскую половину вся в слезах, с распущенными остатками косм. Саттар долго не мог понять, что с ней стряслось. Она была готова броситься на него, её сдерживала только его поднятая камча. Потом понял: сбежали к дагестанцам рабыни. Чёрт бы с ними! Но они обворовали её, Бибигайшу, родственницу хана! Украли её заветный ларец! А этот полудохлый хранитель пальцем не шевельнёт!

— Зови! Посылай стражников к дагестанскому князю!..

Сотник охраны сам явился. Бибигайша бросилась на него. Тот отстранил её и громко произнёс:

— Саттар-мурза! Дагестанский князь с джигитами ушёл следом за турками!

Наступила тишина... Потом упала и забилась в истерике Бибигайша. Саттар приказал убрать старуху... Теперь он обратился к сотнику как к равному:

— Что делать будем, Самат-джан?

Сотник нагнулся к мурзе и прошептал:

— Саттар-джан, леса кишат русскими. Увезти шатёр хана не дадут. Нужно уносить ноги...

За такие слова Саттар-мурза не убил сотника!.. Невидимая рука воткнула в сердце нож и повернула его. Саттар схватился за грудь и повалился. Сотник кликнул людей и сказал, что Саттар-мурза, умирая, приказал шатёр не трогать, его оставить здесь, нукерам догонять татар. Положив на спину мурзу, они накрыли его одеялом и ускакали, захватив с собой Бибигайшу, поварих, и кумысниц.

Армия Девлет-Гирея не отступала от Москвы и тем более не бежала. Она возвращалась в Крым — так решили диван и повелитель. Так говорили, и такое видел каждый — татары спокойно уходили косяком в сорок вёрст. Опытный глаз заметил бы, что косяк поредел, но вот после Тулы тысячи растекутся на просторах России, и каждая сотня возьмёт себе тысячу пленников — здоровых мужиков и красивых девок. А джигитам сейчас вон как нужны девки; они излечат их от усталости и ужасов войны! Собственно, за богатством, за рабами джигиты шли в эту бескрайнюю страну.

Девлет-Гирей, как всегда в походе, следует впереди главных сил, а Магмет-Гирей — среди последних тысяч. Возвращение шло нормально, никаких задержек. Хотя одно обстоятельство настораживало: русские полки не остались под Москвой зализывать раны, как в прошлом, а пошли следом за татарами, боковыми путями даже опережая их.

Это преследование пока никому не мешало, но в конце первого дня отхода, четвёртого августа, произошло событие, напугавшее многих младших начальных людей.

Представитель Османской империи Али-паша следовал примерно в середине общего косяка, в полной уверенности в своей безопасности. Порох, ядра, пушки, станки к ним везли более чем на двух сотнях подвод, управляемых пушкарями. Тысяча конных турок во главе с Али-пашой находилась впереди подвод. Дорога была сухой, достаточно ровной, потому даже обоз двигался местами рысью, чтобы подтянуться к уходящим янычарам.

В этом месте Крымский, или, иначе, Муравский, тракт проходил в верхнем течении реки Вашана с её многочисленными притоками. По обеим сторонам тракта всхолмлённый густой лес перемежался с глубокими ярами, а узкая пойма Вашаны изобиловала окнами топких болот, через которые лежала гать, хотя и широкая, но основательно разбитая. Потому обоз пушкарей оторвался от янычар на значительное расстояние. В образовавшийся разрыв влезло сразу несколько сотен русских, неизвестно откуда взявшихся. Эти вои подняли брёвна, лежащие на обочинах гати, на которые никто из татар не обратил внимания, и за минуту поперёк гати возник бревенчатый забор.