— Уговаривать я вас, други, не стану. Повеление государя мы выполним. Тот же, кто не подготовит доброхотов, пойдёт сам со своими людьми в опричное воинство. А в стражники мы найдём людей! Будьте здоровы и многих лет жизни вам!

Можно было заметить, что после слова хозяина заздравный пыл несколько уменьшился.

Разъехались по домам служилые люди. Теперь бы Климу отдохнуть как следует, да не тут-то было: прошла весна, в разгаре лето, а он ещё ни разу не выходил за лечебными травами. И вот на следующий же день с друзьями и лекарями Клим, как прежде, в лесу, в поле, теперь он всего лишь лекарь, забывший воинские дела.

На следующий день, развесив на чердаке собранные травы и коренья, Клим после обеда прилёг в прохладных сенях отдохнуть. Не успел глаза смежить, как был поднят прибежавшей бабой из прислуги Софии Игнатьевны. Сквозь рыдания и всхлипывания Клим понял, что хозяйка умирает, а может, уже преставилась. И что убил её сам!

Клим знал, что у Софии очень плохое сердце, потому, захватив сердечные средства, он поспешил в хоромы. Здесь увидел, что побледневшая хозяйка лежала на обширной кровати, а вокруг стояли пасынки Яков и Григорий с жёнами, сын Семён и другие родичи, приближённые, приживалки, многие всхлипывали. Около киота собрался со своим клиром отец Назарий в полном облачении, готовый соборовать больную, раздували кадило. В светёлке было душно и шумно.

Клим настойчиво потребовал, чтобы все вышли и открыли окна. Когда около больной остались кроме него только священник и самая спокойная приживалка, Клим приступил в лечению: сперва приложил ухо к груди, потом принялся кругообразно водить руками около самой груди, иногда слегка массировать, потом продолжал рукой водить над грудью, над головой. Священник следил за действиями Клима и поразился: лекарь будто преобразился, посветлело лицо, чувствовалось огромное его напряжение. Назарий незаметно перекрестил его и себя. Скоро София открыла глаза и глубоко вздохнула. Клим начал говорить ей успокоительные слова тихим ровным голосом, приживалка подняла ей голову, Клим напоил принесённым с собой снадобьем. София хотела что-то сказать, он прикрыл её рот рукой и запретил говорить. Затем, не переставая спокойно убеждать, что она скоро поправится, водил рукой над грудью и головой, замедляя движения и переходя на шёпот. София начала дышать глубоко и ровно — она уснула. Клим и священник тихо вышли.

Якову Аникиевичу, старшему сыну Аники, Клим сказал, что мать его очень тяжело заболела, можно ожидать любого исхода, однако если её не тревожить, она может на время справиться с болестью.

— Я останусь здесь, — продолжал Клим, — и тебя, отец Назарий, прошу посидеть со мной. Через час станет ясно: либо наступит улучшение, либо... А все другие пусть уходят потихоньку. Яков Аникиевич, тебя прошу послать к английскому лекарю. Ему нужно сказать: у хозяйки вроде как разрыв сердца. У него есть хорошее лекарство, пусть придёт и принесёт. А сам ты тоже оставайся здесь.

Тут Климу рассказали, что случилось с хозяйкой.

Утром кто-то донёс хозяину, что его дочь Анна понесла от немца-жемчужника! Аника страшно избил доносчика, пошёл к дочери, сдёрнул её с постели и потребовал ответа. Та вырвалась, отбежала к киоту и, перекрестившись, во всём призналась. Потом подала ему заранее приготовленный нож и потребовала: пусть либо убьёт, либо благословит. Аким бросил нож, схватил Анну за косу, запихал в чулан и запер на замок. Сам отправился чинить расправу. Приказал перепороть всех мамок и девок. Приказал жемчужника отправить в пытошную и заковать там. Искал жену, но та, зная нрав супруга, спряталась от него. Побив и порвав все украшения в девичьей и в комнате жены, он куда-то уехал. Вернувшись, как ни в чём не бывало потребовал обедать. За столом оказались только сыновья и их жёны. Он спросил, где мать? Сказали, что занедужилась, хозяин зло рассмеялся.

Пообедать всё ж не удалось. Ворвался кат Злыдень, упал на колени и сообщил:

— Помилуй, хозяин! Только что ко мне прибежала Анна Аникиевна, босиком, в одной рубахе, простоволосая, бросилась в подвал к жемчужнику. Обняла его, цепи целует, вроде как не в своём уме. Добром не уходит. Кричит: «На все муки с ним готова! Живой не покину его!»

Аника, не вставая, пнул ката ногой и тихо произнёс:

— Значит, с ним умереть хочет? Что ж, заковать её с ним! — прошептал, но так, что все поняли. — А ночью обоих в Вычегду, без шума. Понял?

Злыдень отшатнулся, согнувшись в три погибели. Яков шагнул к Анике:

— Отец, помилуй! Она ж дочь твоя!

Аника поднялся и ударил Якова по лицу, тот закрылся руками.

Повысив голос, проревел:

— Я сказал! И ежели вы, — обратился он к сыновьям, — помешаете — нищими сделаю! А ты, кат, соверши волю мою и больше мне на глаза не попадайся! Исчезни!

Аника направился к двери. Навстречу к нему выбежала София и с воплем повалилась в ноги:

— Батюшка, Аникушка! Не казни дочь родную! Помилуй!

Аника с силой ударил жену ногой в грудь со словами:

— А тебя убить мало, сводня! — Вышел. София охнула и, раскинув руки, повалилась навзничь. Сыновья бросились к ней.

Злыдень, уходя, сказал:

— Вон какие дела тут! Яков Аникеевич, прикажи ко мне стражников поставить, мало ли что может...

Яков согласно кивнул.

...Теперь Клим, узнав всю подноготную, обратился к Назарию:

— Отче, надо спасать девку.

— Как ты её спасёшь? — усомнился тот. — Аника в злобе своей страшен!

Тут приживалка сообщила, что хозяйка просыпается. Клим пошёл в опочивальню один. Вышел вскоре и сообщил Назарию, что душа Софии осталась в теле; что она будет жить, но ей необходим полный покой. Он позвал из другой комнаты известную ему знахарку, научил её, что делать и чем поить больную, а сам пошёл к Якову узнать, где хозяин. Ему нужно сказать, что София Игнатьевна ступает по краешку жизни и легко можно убить её. Яков развёл руками, помочь, мол, ничем не может. Зот дал такой же ответ. Тогда Клим решил действовать на свой страх и риск. Всё ж решил посоветоваться с Фокеем, однако не вовлекая его в действо.

Уже вечерело, когда Клим разыскал Фокея и они вышли на улицу, чтоб побеседовать наедине. Клим предложил дня на два утащить куда-нибудь катов и за это время разыскать Анику и уговорить его не совершать детоубийство. Фокей отверг это предложение:

— Н-не! Шума б-будет много. Тарас к пытошной у-уже стражников послал. П-пошли к Злыдню. Он у м-меня вот где, — Фокей показал кулак. По пути в пытошную тот рассказал Климу о последних часах жизни Захара.

Два стражника около пытошной, узнав Клима и Фокея, пропустили беспрепятственно. На стук выглянул Злыдень и запричитал:

— Нельзя ко мне, нельзя! Не позволено!

— Нам можно. Подойди п-поближе, н-на ушко с-скажу. — Злыдень за дверь рванулся, Фокей пообещал: — П-подойди, говорю. Ж-жалеть станешь, ежели г-гаркну. — Злыдень приблизился. Фокей прошептал: — П-пусти к себе, расскажу, г-где твой к-кум Захар н-находится.

— Что ты болтаешь?! Какой кум?! — перешёл также на шёпот и Злыдень, присев даже.

— Тот самый, кой исчез. Ладно, отворяй.

Из прихожей пытошной избы Злыдень выгнал помощника и заторопил Фокея:

— Ну, говори, говори, что тебе надобно?

Фокей потребовал, чтобы Злыдень со своим помощником вели лодку близ левобережных камышей, откуда выскочат на лодке неизвестные им люди, которые отберут обречённых. Катов легонько свяжут и пустят в лодке по течению. Утром лодку заметят и остановят. Если Злыдень не согласится спасти людей, сейчас же хозяину станет известно, что кат пожалел кума и отпустил его, не выполнив приказа Аники.

— Да п-помни, Злыдень, — продолжал Фокей, — с Захаром беседовал я не один, пять стражников со мной были. Ежели с-со мной случится что, они заговорят. А хозяин н-не любит, к-когда его дела м-многие узнают. Так что к-караулить раков на дне и тебе п-придётся! Ты, конечно, и н-нас обмануть захочешь. Т-так помни: те неизвестные ребята тобой займутся и ты далеко н-не уйдёшь и н-на много не переживёшь убиенных тобой.