Томас, живое напоминание о лучших временах.

Я был в Кларенс-хаусе, сидел на полу в комнате с телевизором. Наверное, смотрел "Друзей".

Эй, Бус, чем занимаешься?

Он рассмеялся. Больше никто не называл его Бусом.

Харр-риз! Привет!

Я улыбнулся. Никто больше не называл меня Харр-риз.

Он сказал, что только что ушёл с делового ужина. Он был рад, что ему есть с кем поболтать, пока он добирался домой.

Его голос, так похожий на голос его брата, мгновенно успокоил меня. Мне стало легче, хотя Томас не был счастлив. Он тоже испытывал трудности, сказал он. Переживает развод, другие проблемы.

Разговор неумолимо шёл к той изначальной проблеме, которая была источником всех проблем, Хеннерс. Томас очень скучал по брату. Я тоже, сказал я. Ещё как.

Он поблагодарил меня за выступление на мероприятии по сбору средств для благотворительной организации Хеннерса.

Я бы не пропустил. Для этого и нужны друзья.

Я подумал о мероприятии. И о панической атаке перед мероприятием.

Потом мы вспоминали то да сё. Томас и Хеннерс, Вилли и я, субботние утра, валялись с мамой, смотрели телик, устраивали конкурсы отрыжки.

Она была как подросток!

Так и было, приятель.

Ходили с мамой на Эндрю Ллойда Уэббера.

Мы с Хеннерсом показывали задницы камерам наблюдения в Ладгроуве.

Мы оба начали смеяться.

Он напомнил мне, что мы с Хеннерсом были так близки, что люди называли нас Джек и Рассел. Может быть, это потому, что у нас с Вилли были джек-рассел-терьеры? Я подумал, где может быть Хеннерс. Он с мамой? Или с мёртвыми из Афганистана? Там ли Ган-Ган? Крик Томаса отвлёк меня от этих мыслей.

Бус, приятель, ты в порядке?

Гневные голоса, потасовка, борьба. Я включил громкую связь, побежал по коридору, поднялся по лестнице, ворвался в комнату полиции. Я крикнул, что приятель в беде. Мы склонились над телефоном, прислушиваясь, но связь уже оборвалась.

Все было очевидно: Томаса ограбили. К счастью, он случайно назвал ресторанчик, где ужинал. Он находился в Бэттерси. Кроме того, я знал, где он живёт. Мы сверились с картой:

между этими двумя точками был только один логичный маршрут. Мы с несколькими телохранителями помчались туда и нашли Томаса на обочине дороги. Недалеко от Альберт Бридж. Избитого, потрясённого. Мы отвезли его в ближайший полицейский участок, где он подписал заявление. Затем мы отвезли его домой.

По дороге он всё время благодарил меня за то, что я пришел ему на помощь.

Я крепко обнял его. Для этого и нужны друзья.

На аэродроме Уоттишэм меня посадили за письменный стол, который я ненавидел. Я никогда не хотел иметь свой стол. Я терпеть не мог просиживать штаны. Отец любил свой стол, казалось, что он приклеен к нему, очарован им, окружён книгами и конвертами. Я был другим.

Мне также дали новое задание. Совершенствовать свои знания об «Апаче». Возможно, я был на пути к тому, чтобы стать инструктором. Это была работа, которая, как мне казалось, может быть интересной. Учить других летать.

Но это было не так. Это не было моим призванием.

Я снова заговорил о возвращении на войну. И снова ответ был твёрдым "нет". Даже если бы Армия была склонна послать меня, афганская кампания уже заканчивалась.

А вот в Ливии было горячо. Как насчёт Ливии?

Нет, сказали в Армии — всеми известными им способами, официальными и неофициальными, — они отклонили мою просьбу.

Всем хватило Гарри в зоне боевых действий.

В конце обычного рабочего дня я покидал Уоттишем и ехал обратно в Кенсингтонский дворец. Я больше не жил у па и Камиллы: я получил собственное жильё, квартиру на "нижнем первом этаже" королевского дворца, другими словами, на полпути под землей.

В квартире было три высоких окна, но они пропускали мало света, поэтому разница между рассветом, сумерками и полуднем была в лучшем случае номинальной. Иногда вопрос становился спорным из-за мистера Р., который жил прямо наверху. Он любил припарковать свой массивный серый "Дискавери" вплотную к окнам, полностью заслоняя свет.

Я написал ему записку с вежливой просьбой ставить машину на несколько дюймов вперёд. В ответ он сказал мне сосать яйца. Затем он пошёл к бабушке и попросил её сказать мне то же самое.

Она никогда не говорила со мной об этом, но тот факт, что мистер Р чувствовал себя достаточно уверенным, достаточно влиятельным, чтобы доносить на меня монарху, показал моё истинное место в иерархии. Он был одним из бабушкиных конников.

Надо бороться, сказал я себе. Я должен встретиться с этим человеком лицом к лицу. Но я решил, что нет. Квартира соответствовала моему настроению. Темнота в полдень соответствовала моему настроению.

Кроме того, это был первый раз, когда я жил сам по себе, не у папы, так что в целом у меня не было никаких претензий.

Однажды я пригласил к себе приятеля. Он сказал, что квартира напоминает ему барсучью нору. А может, это я ему так сказал. В любом случае, это была правда, и я не возражал.

Мы болтали, я и приятель, выпивали, как вдруг перед окнами опустилась простыня. Затем простыня начала трястись. Приятель встал, подошел к окну и сказал: Спайк... что за...? Из простыни выпала куча, напоминающая… коричневое конфетти?

Нет.

Блёстки?

Нет.

Мой приятель сказал: Спайк, это волосы?

Так и есть. Миссис Р подстригала одного из сыновей и вытряхивала в окно обрезки. Однако настоящая проблема заключалась в том, что три моих окна были открыты, а день был ветреный. Тонкие волосы залетали в квартиру. Мы с приятелем кашляли, смеялись, снимали пряди с языков.

Что не попадало в квартиру, падало, как летний дождь, на общий сад, который как раз в это время цвёл мятой и розмарином.

Несколько дней я ходил и сочинял в голове резкую записку миссис Р. Но так и не отправил её. Я знал, что поступаю несправедливо: она не знала, что делает. Более того, она не знала истинного источника моей антипатии к ней. Она была виновна в ещё более вопиющем автомобильном преступлении, чем её муж. Каждый день миссис Р парковала свою машину на старом мамином месте.

Я до сих пор вижу, как она заезжает на это место, прямо туда, где раньше стоял зелёный BMW мамы. Это было неправильно с моей стороны, и я знал, что это неправильно, но на каком-то уровне я осуждал миссис Р за это.

Я СТАЛ ДЯДЕЙ. У Вилли и Кейт родился первенец, Джордж, и он был прекрасен. Мне не терпелось научить его регби, Рорк-Дрифту и коридорному крикету — и, возможно, дать ему несколько советов о том, как выжить в аквариуме.

Репортёры, однако, использовали это радостное событие как возможность спросить меня, не считаю ли я себя несчастным.

Что?

Ребёнок опустил меня на одно звено по цепочке наследования, сделав меня четвёртым от трона вместо третьего. Так что репортеры сказали: Не повезло, да?

Вы, наверное, шутите.

Должно быть, есть какие-то опасения.

Я счастлив, как никогда раньше.

Полуправда.

Я был рад за Вилли и Кейт, и мне было безразлично собственное место в порядке наследования.

Но ни в том, ни в другом случае я и близко не был счастлив.

АНГОЛА. Я посетил эту разрушенную войной страну с официальным визитом и специально побывал в нескольких местах, где повседневная жизнь была отравлена минами, включая один город, который считается самым сильно заминированным местом во всей Африке.

Август 2013 года.

На мне было то же защитное снаряжение, что и у матери, когда она посетила Анголу во время своей исторической поездки. Я даже работал с той же благотворительной организацией, которая пригласила её: Halo Trust. Я был глубоко разочарован, когда узнал от руководителей и сотрудников благотворительной организации, что работа, которую она осветила, да и весь глобальный крестовый поход, который помогла начать мать, теперь застопорился. Не хватает ресурсов, не хватает решимости.